это, хватает лежащую на столике пачку сигарет. – Можно тут покурить?
Киваю без раздумий. Оторопело наблюдаю за тем, как Саша подкуривает. Самой вдруг охота затянуться. Но я ведь знаю, что не позволит. Приходится довольствоваться горьковатым дымом, который он выдыхает.
– Тебе от меня противно? – не могу не спросить, как ни борюсь с собой.
С трудом выдерживаю взгляд, которым Георгиев в тот же миг припечатывает.
– Нет, – грубо высекает он. – От ситуации в целом.
Шумно затягивается. Так же громко и протяжно выпускает никотин в пространство между нами.
– Это тебе мать рассказала? – тараторю, когда удается справиться с эмоциями.
– Да щас, – хмыкает Сашка, сбивая пепел в подставленную мной металлическую крышку от сахарницы. – Сам выяснил. Мать делает вид, что не знает его. За то и зацепился, когда нарыл, что он был ее преподом. Зачем такое скрывать? Копнул глубже, и… вылезли подробности.
– Кошмар какой-то… – бормочу, чувствуя, как сердце в тревоге едва ли не разрывается. – Никому в этой жизни нельзя верить… В который раз убеждаюсь…
– Мне – можно, – звучит так же сухо, как и все предыдущие речи, но безапелляционно. – Знаю, что пока не заслуживаю. Виноват много в чем. Нет смысла перечислять. Просто… Блядь…
Вдох. Трескучая затяжка. Густой выдох никотина.
Глаза в глаза. До скрипа внутри. До дрожи внешне. До всепоглощающего единения.
– Просто знай: я все понял и принял. Никогда не притронусь к тебе в каком-то превратном смысле. Никогда не причиню вред. Никогда не предам. Я бы… – и снова вдох, затяжка, выдох. Не разрывая зрительную сцепку, от которой уже разве что стены не плавятся. – Сонь, я бы очень хотел стать снова близким тебе человеком. Приезжать вот так, иметь возможность видеть и разговаривать. Ничего более. Просто чтобы ты знала, что мне можно доверять… Что я для тебя все, блядь… Абсолютно.
Я смотрю в его глаза… Затем спускаюсь к губам, подбородку, шее, плечам, груди… Все это такое… Такое родное для меня! А он так говорит, будто принадлежать мне могут только душа и сердце. Тело отдано другой. И это должно быть неважно. Должно! Но не получается. Несмотря ни на что!
– А если бы… – шепчу сбивчиво, едва слыша себя за ударным стуком сердца. – Если бы был шанс вернуться в самое начало… Поступить нам обоим иначе… Возможно, уехать вдвоем тогда… Ты бы хотел, Саш? Ты бы рискнул? Оставил все? Ради нас…
В его глазах сначала загорается темнота. А потом… Она начинает сверкать почти так же, как мерцали очи Габриэля, когда мы вошли и ослепили его светом.
– Не думаю, что нам стоит думать об этом сейчас, – говорит Георгиев с приглушенной горечью.
– И все же… Ответь, пожалуйста, Саш…
Он стискивает зубы до побеления губ и появления светлых пятен на коже челюсти.
– Да, Сонь, – выталкивает резко. – Хотел бы. Рискнул. Оставил.
Я едва сдерживаю слезы. В груди с такой силой все сжимается, что кажется, я сегодня все-таки задохнусь.
– Ладно… Пора спать… Не сидеть же так до утра… – хоть очень хочется. – Тебе надо отдохнуть перед дорогой… – прошелестев все это, поднимаюсь и начинаю убирать со столика. – Я сейчас заберу Габриэля, чтобы ты лег в спальне, – говорить все-таки легче, чем молчать. – А я здесь… Диван очень маленький.
– Нормальный.
– Ты на нем даже ноги вытянуть не сможешь.
– Делай так, чтобы удобно было тебе, – едва ли не требует Саша, вставая и нависая надо мной. – Я в любом случае… Не думаю, что смогу уснуть.
– Мне удобно, – заверяю чересчур пылко. Не хочу думать о том, что он просидит остаток ночи без сна. – Я часто сплю здесь… Когда Лиза с Темой приезжают… И когда отрубаюсь у телевизора… – насчет последнего вру. – Не заставляй препираться оставшуюся часть ночи… Иди в спальню, пожалуйста.
– Окей, – роняет он, на этот раз без каких-либо эмоций.
– Возьми свечу, – прошу я.
Оставляю поднос с посудой и веду Сашу в свою комнату, пока не передумал. Забираю встрепенувшегося Габриэля и сдираю с кровати покрывало.
– Белье чистое, я утром меняла… Если захочешь умыться, можешь воспользоваться ванной…
– Спасибо.
На этом наше общение, которое и без того оказалось сегодня неожиданно долгим, заканчивается. Зрительный контакт разорвать тяжелее. Затягивает непозволительно. Я вбираю его образ, понимая, что до следующей встречи снова минимум месяц ждать.
Ждать?..
А как не ждать?!
Прижимая Габриэля, выскальзываю из спальни. Слышу преследующий меня тяжелый вздох и покрываюсь в очередной раз мурашками, но не останавливаюсь, пока не добредаю до дивана.
Даю Габи устроиться, стягиваю халат и, раскидывая плед, устраиваюсь рядом. Неподвижно лежу бесконечное количество минут подряд. Саша за это время успевает сходить в душ и тихо вернуться в мою спальню.
Сон никак не идет, несмотря на физическую усталость. Мыслей в голове – вагон! Вспоминаю все, что сказал сегодня Георгиев. Перебираю каждое слово и, наверное, додумываю что-то свое. Я так часто мысленно с ним говорила, что порой забываю, где реальность.
«Позволь хоть так… Ненадолго моя… Моя…»
«Верь мне…»
«Любовь – капкан…»
«Есть Влада…»
«Да нет ее… Никого нет…»
«Сонь, я бы очень хотел стать снова близким тебе человеком…»
«Я для тебя все, блядь… Абсолютно…»
«Хотел бы. Рискнул. Оставил!»
Застывшую было тишину разбивает мощный грохот грома. Я вздрагиваю и инстинктивно подскакиваю. Отрывисто дыша, смотрю в окно, пока раскат не повторяется.
Не то чтобы я когда-то боялась грозы… Просто это служит каким-то толчком. Откидываю плед, соскальзываю с дивана и решительным шагом иду в сторону спальни.
Дверь скрипит, когда я вхожу. И Саша это наверняка слышит. Но не реагирует. Не двигается, пока я приподнимаю одеяло и, боже мой, заползаю к нему в постель.
– Испугалась? – полагает он.
– Нет, – шепчу я. – Просто… Саша…
То ли слов не хватает, то ли дыхания. Я захлебываюсь.
– Обнять тебя?
– Да…
И едва он прижимается, у меня из груди выбивается громкий натужный вздох.
– Саша… Я хочу ненадолго воскреснуть… Можем мы на одну ночь вернуться на год назад?.. В тот миг, где мы любили… Только на одну ночь… Только на одну, Саш!.. Оживи меня, отрави, опои, исцели… А завтра все забудем!
Не знаю, что происходит с ним, когда я созреваю для столь
