должен был знать никто больше из Конторы, тем более теперь, когда и Славка вполне рисковала попасть под следствие в качестве их с Генкой соучастницы.
– Не надо записку. Достань лучше всё что сможешь по делу лаборатории. Включая списки погибших и спасённых.
– Кого-то конкретного ищешь?
– Нет, просто хочу понимать человеко-цену своего косяка. Геморройно, понимаю. Но это мой стиль работы, и с ним придётся считаться.
Через некоторое время, под чужим именем проходя первичную реабилитацию в одной из краевых больниц, пока прорабатывались детали будущего Дела, получил, наконец, списки. Зореславы Гончаровой не было ни среди погибших, ни среди спасённых. И это могло означать, как то, что Генка на сто баллов справился с обещанием спрятать её ото всех, так и то, что она осталась под так и неразобранными завалами.
Бессилие хоть что-то узнать выжигало. А время словно давило на грудь неподъёмной тяжестью, мешая дышать, спать и вообще жить – так остро чувствовался момент, когда захлопнется дверь в текущий момент, в который раз отсекая реальную жизнь от новой вымышленной, и абсолютно всё, включая Славку, на неопределённый срок окажется во вне. В запрещённой неконтактной зоне, которая чем дольше – тем больше будет превращаться в непреодолимую пропасть с берегами «до» и «после» А он даже не знает – жива ли, счастлива ли.
– Как там дела у Дока, у Коломойца? – спросил он как-то у Бирюкова.
– Док, насколько знаю, безвылазно торчит в своём центре, а… Как ты сказал, Коломоец? Это кто?
– Новенький у Генки в отделе, ты, скорее всего его даже не видел ещё. Буквально пару месяцев поработал, и его заморозили. Слишком заметный для оперативки, его только на легенду куда-то ставить.
– Тогда зачем он тебе?
– Да просто забавный. Интересно, как он, что.
– Могу пробить, но, сам понимаешь, никаких контактов.
– Конечно. Мне просто любопытно.
Ждал эту информацию изо дня в день, не имея даже возможности напомнить о своей просьбе – могло вызвать лишние вопросы. И вот почти через месяц, получив последние инструкции, выходил уже из квартиры, когда Бирюков вспомнил:
– Кстати, про Коломойца твоего! Давно узнал, да всё забывал.
Гордеев без особого интереса обернулся:
– Жив-здоров, в меру упитан?
– Ну вроде того. Наслаждается жизнью. Я, кстати, понятия не имел, что батя у него в олигархах.
– А я говорил, что слишком заметный. Его амплуа – вечный мажор, ну либо в кабинете бумажки перекладывать, чтобы не отсвечивал.
– Нет уж, в кабинеты его не надо, – рассмеялся Бирюков, – всех девок на себя перетянет. Пусть лучше ждёт своего звёздного часа. Если захочет вообще возвращаться, потому что он, вроде как папашкой не так давно стал.
– Да ладно!
– Я за что купил, за то и продаю. Досконально под него не рыли, сам понимаешь, но на поверку, – листнул галерею в телефоне, протянул посмотреть, – вот, скинули мне. Говорят, идиллия, как с картинки.
– М, – скользнув по фотографии взглядом, безразлично хмыкнул Гордеев. – Ну и ладно, надо же кому-то и тылы пополнять…
Разошлись не прощаясь, как и положено перед большим Делом, Гордеев отправился в аэропорт, Бирюков куда-то ещё. Рутина, один день из вереницы таких же бесконечных. И только сердце колотилось как сумасшедшее – на той фотке была Славка. Смеялась, поправляя чепчик на малыше, которого в соплю довольный Коломоец держал самолётиком на вытянутых руках. Действительно идиллия. Как с картинки.
«Слабым агентом» оказалась девица двадцати восьми лет. Собственно, она и не была агентом в прямом понимании, просто завербованная гражданская, имеющая доступ даже не к теме лабораторий, и, тем более, не к ключевым фигурантам, а скорее к их… яйцам.
Хелена Кроу, рыжеватая, не в меру самоуверенная уроженка Блетчли – одной из северных провинций Британии, занималась шугарингом, в том числе и интимным. Она держала свой салончик почти в самом центре Лондона, местечке престижном, привлекающим даже не качеством услуг, а понтами. Что ж, люди везде одинаковые, да. Особенно когда это касается больших городов.
Конечно, в столичную струю Хелена попала далеко не сразу. Сначала была череда местечек южнее и перспективнее родного Блетчли, потом окраина Лондона и его уютные, но всё ещё недостаточно богатые спальные районы. А ещё были амбиции, так свойственные большинству провинциалов – найти спонсора и покорить столицу сиянием его, теперь уже своих, миллионов.
Чтобы ходить по дорогим клубам, знакомиться, трахаться, разочаровываться, не унывать, снова ходить по клубам и трахаться, охотясь на того самого мифического спонсора, Хелене приходилось очень много работать. На это и ушла вся юность, начиная с шестнадцати лет. В итоге, к своим двадцати восьми светскую тусовку она так и не покорила, но на популярный салончик в центре столицы насо… наработала.
– Но всё равно всё было очень нудно, пока я не поняла, что нужно быть не как все! – увлечённо рассказывала она Гордееву, не забывая сверкать стройным бедром в разрезе юбки. – И тогда я стала принимать клиентов в особой полупрозрачной форме…
Гордеев слушал всё это и печально охреневал – вот эта Хелена, по легенде, теперь его женщина. И жить ему с ней в одной квартире, держать за руку на людях, а в случае необходимости демонстрировать и ещё большую близость. Бессрочно. Ну то есть – до победного.
Ну как так-то?!
Плюсом было то, что через неё действительно возможно было ненавязчиво вклиниться в тот самый узкий круг некоторых её клиентов – лиц, оказавшихся причастными к координации логистики «внешних пунктов», как назывались у них лаборатории, размещённые на территории других стран. И эта возможность стоила того, чтобы сцепить зубы и слушать трескотню пустоголовой, но по-своему хваткой девицы – нужно было понять, как себя с ней вести, на чём строить внешнюю картинку отношений.
Их знакомство было организовано в Лондонском реабилитационном центре, куда «сбежал» от своей бывшей конторы Гордеев. Для этого, в ту пору пока он, готовясь к делу, отлёживался ещё в России, Хелена здесь, в Британии, начала волонтёрить в реацентре. Там в нужный момент и повстречались.
Со стороны всё выглядело весьма натурально – он реампутант, прошедший повторную коррекционную ампутацию, на этот раз от середины голени, с целю формирования правильной культи под бионический протез, она – добрая женщина, несущая страждущим внимание и заботу. Случайное знакомство, общение, дружба… Любовь. Словом – судьба! И вот, через четыре месяца регулярного общения, Гордеев прямо из клиники переехал к ней. На этом вводная часть дела подошла к концу, начиналась работа.
И сразу же всплыла первая сложность – несмотря на то, что единственной мотивацией
