приподнялись.
Один взгляд сказал мне, что у нее был за день.
Ее волосы были растрепаны и спутаны. Тушь размазалась по щекам. Вокруг рта размазана губная помада, губы розовые и опухшие. И она выглядела ошеломленной.
Кара, пошатываясь, вошла внутрь, и мои губы скривились. Она машинально прошла весь путь до моего дивана, а когда медленно заползла на него, со вздохом опустившись на живот, потянулась к подушке и крепко ее обняла. Ее губы прижались к ней, когда все, что она продолжала делать, это моргать в никуда. Ожидание заставило меня нервничать.
Я стояла прямо перед ней и ждала. Когда она ничего не сказала, я подсказала:
— Ну?
Кара моргнула, взгляд ее был туманным. Ее ответ прозвучал наполовину приглушенно из-под подушки, в которую она сейчас пускала слюни.
— Я ничего не чувствую.
Мои брови нахмурились.
— Это хорошо или?.. — Она утвердительно хмыкнула, и когда я посмотрела на ее жалкое тело, тихонько рассмеялась. — Проклятие, девочка. Финал. Разве я не говорила тебе, что мы справимся? Тебя отымели.
Смех покинул ее. Все еще с туманом в глазах, она ошеломленно произнесла:
— В этом-то и дело. Он даже никуда не входил. Мы просто, — ее голос звучал отстраненно, — играли. — Она облизнула губы, затем повернулась, чтобы хмуро посмотреть на меня. Именно тогда она прошептала: — Со мной никогда раньше так не играли.
Ну, черт. Теперь мне стало любопытно.
— Как?
— Как будто он хотел доставить мне удовольствие так сильно, чтобы я умерла от этого. — Ее тон был задумчивым.
Хорошо. Это было очень конкретно.
Я села на свой деревянный журнальный столик, терпеливая и настороженная, когда на ее лице промелькнула целая гамма эмоций. И когда она, наконец, остановилась на меланхолии, я не ожидала того, что она сказала медленно и решительно.
— Я собираюсь сделать этого человека своим мужем.
Мое выражение лица было ошеломленным, я сделала крошечный двойной вздох.
Простите, мэм?
Кара не говорила о браке. Это была буквально единственная вещь, которой она была рада больше всего, когда ушла из своей семьи, что ее не будут принуждать к браку, поскольку она никогда не хотела быть привязанной к кому-либо. Она назвала это смертным приговором. И вот она говорила о том, чтобы найти себе мужа.
Невероятно. Я была ошеломлена и потеряла дар речи.
Каким-то образом этот сломленный и весь в шрамах мужчина невольно восстановил скрытую и настороженную часть сердца Кары.
Вопрос был в том, позволит ли он ей восстановить поврежденную часть его души?
Глава 9
Настасья
В ту секунду, когда я проснулась с сильной головной болью, я должна была догадаться, что что-то не так. Лоб наморщился, когда я распахнула шторы и, прищурившись, посмотрела в серое утро. Крупные капли дождя упали на мое оконное стекло. Возможно, это тоже должно было меня насторожить.
В такие дни, как этот, дождь имел смысл. Солнцу было бы трудно пробиться сквозь тьму, преследовавшую меня.
Я была на середине потягивания, моя майка поднялась, обнажив голый живот, когда я услышала это.
— Привет, дорогая.
И я замерла. Мои глаза немного расширились, но я сохранила свой хладнокровный вид. Мой разум, однако, гудел. Глубокий жужжащий звук заменял каждую мою мысль. Статическая обратная связь. Гвозди на классной доске.
О Боже.
Она вернулась.
— Я вижу, что, хотя ты и выросла, в тебе все еще есть дерзкая, незрелая черта.
Мои пальцы дернулись. Я с трудом сглотнула, но повернулась, чтобы посмотреть на нее, сидящую на краю моей кровати, положив одну ногу на другую, в чопорной позе, выглядевшую образцом уравновешенности, одетую в ту же одежду, в которой она была в день отъезда. И мое сердце запнулось.
Женщина повернулась, и я сделала короткий вдох.
Я была похожа на нее. Сейчас гораздо больше, чем тогда.
В ее легкой улыбке был упрек.
— Игнорируешь свою мать. Действительно?
Уходи. Если ты не заговоришь с ней, она оставит тебя в покое.
Замерев на месте, я не могла пошевелиться, когда на меня нахлынуло отчаяние.
Нет. Нет, нет, нет.
Я думала, что мы уже прошли это.
Отвернувшись, я потрясла головой, пытаясь прояснить мысли, сосредоточилась прямо перед собой, на стене, а затем мои ноги двинулись в сторону ванной. Оказавшись внутри, я огляделась и вздохнула с облегчением, когда увидела, что она не присоединилась ко мне.
Я глубоко вздохнула, не обращая внимания на то, как колотится мое сердце, взяла зубную щетку трясущейся рукой. Я двигалась, машинально чистя зубы, размышляя, какое сегодня число.
— Скажи мне, rypka (прим. — рыбка). Где твой дорогой красавчик Виктор?
Мои движения остановились, когда я посмотрела в зеркало и обнаружила, что она стоит в моей ванной, с любопытством оглядываясь по сторонам. И когда она снова посмотрела на меня, в ее глазах был блеск. Ее красные губы изогнулись вверх, изображая улыбку, но было в этом что-то зловещее.
— Ах да. Ты прогнала его.
Прежде чем смогла остановиться, я грубо произнесла.
— Я рассталась с ним.
Поймав себя на этом, я тут же почувствовала себя глупо, опустив лицо и расстроенно покачав головой.
Черт побери. Я разговаривала с плодом своего воображения.
— Думаешь, это важно? Дорогая, будь честна. Если не со мной, то с собой. Он никогда не был достаточно хорош для тебя.
Моя зубная щетка со звоном упала в раковину. Руки, лежавшие теперь на туалетном столике, дрожали.
— Это не правда.
— Действительно?
Виктор был добрым, веселым и милым.
— Он хороший человек.
Моя мать медленно приблизилась, ее каблуки мягко цокали, она выдержала мой пристальный взгляд и подошла ближе к моей спине.
— Так почему ты отталкиваешь и отталкиваешь, и отталкиваешь его, Настасья?
Я открыла рот, чтобы заговорить, но обнаружила, что у меня нет на это хорошего ответа. Молчание между нами продолжалось, казалось, несколько дней.
— У меня есть теория, — сказала она.
Мои губы сжались. Конечно, она у нее была.
И затем она повернулась, прохаживаясь по всей ванной, пока говорила.
— Я хорошо тебя знаю. Лучше, чем ты хочешь признать это. Ведь мать знает своего ребенка.
Абсолютная наглость. Моя челюсть напряглась.
Как будто она знала Льва! Я тихо закипала, вцепившись в край туалетного столика так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Словно услышав мои мысли, она остановилась, а когда ее глаза остановились на мне, она растерянно улыбнулась, как будто все знала. И эта ее улыбка… она
