— Мне все равно будет очень не хватать тебя.
— Мне тоже, но дома я сейчас нужнее.
— Через месяц у меня день рождения. Ты приедешь?
— Конечно, если ты меня пригласишь.
— Когда ты поедешь?
— Завтра после работы.
— Надо попросить Максима, чтобы он помог тебе.
— Это еще зачем?
— Помочь с вещами… На что еще годны мужчины?
— Мила, у меня только одна сумка и рюкзак.
— Как тогда зимой, когда ты приехала сюда.
— Тогда сумка была тяжелая, в ней было полно книг. А теперь я их сдала в институтскую библиотеку. По ним теперь другие будут набираться ума-разума.
— Все-таки я попрошу Максима, чтобы он отвез тебя.
— Не надо, он со мной опять не разговаривает после того, как мы с ним отвели деваху в город. Я была груба с ней. А он ее опекал. Я же, в отличие от нее, крепко теперь стою на ногах. Что ни говори, а наш начальник большой молодец, что познакомил нас с тобой. Помнишь, как он хитро вынудил тебя сдать мне комнату?
— Я всегда буду ему благодарна за это. А помнишь, как Барон хулиганил?
— И как ты плакала?
И мы начали вспоминать, нам было что вспомнить о приключениях двух испуганных девушек в незнакомом доме, хранителем уклада и тайн которого был огромный пушистый кот со скверным и упрямым характером.
В понедельник наш начальник неожиданно стал собираться в командировку, так что вопрос о помощи в моем переезде отпал сам собой. Мила даже не стала его просить. Полдня он готовил необходимые документы, а потом отправился домой за вещами. Почему-то все командировки обрушиваются на голову нашего шефа совершенно внезапно.
Мила дорабатывала последние дни до своего отпуска. В разгар лета наши ряды основательно поредели, почти половина сотрудников нежилась под ярким солнышком если не на юге, то на даче. Из жаркой душной Москвы стремились убежать все. Мать Людмилы не поняла ее любви к сельскому хозяйству, природе и свежему воздуху. Отказ ехать по путевке на заморский курорт ее обидел, но она сумела пережить свое разочарование. Она вполне утешилась компанией своей старинной подруги. А Мила, вызволив со станции техобслуживания свою машину, в конце недели, вместе со всем зверинцем отправилась на дачу. По просьбе Милы, Николай перезвонил мне через несколько дней и сообщил, что переезд прошел удачно, никто из котов не потерялся, а зеленые дети стали еще более интенсивно расти, благодаря ежедневному поливу. Что мне оставалось делать? Только попросить Николая, чтобы он позаботился о Миле и проследил, чтобы она не перетруждалась на своих грядках. Николай в ответ заверил, что приложит для этого все свои силы, тем более, что на следующей неделе он сам собирался уйти в отпуск и уехать на дачу. По крайней мере, у Милы будет рядом надежный сосед, что в наши дни немаловажно.
Дома у меня было все нормально. Я медленно вживалась в свой родной дом. Мои скитания меня изменили, я повзрослела, стала более самостоятельной, и дома поначалу мне было трудно. Но я понимала, что поступила правильно: я была нужна близким мне людям. У человека должен быть свой дом, дом, построенный им самим, но он в ответе и за тот дом, в котором он родился.
Поначалу мне казалось, что мое присутствие раздражает и мать и бабушку, но уже через несколько дней мне стало ясно, что они ждут моего возвращения с работы. Я делилась с ними своими новостями, рассказывала смешные случаи, пыталась расшевелить их, внести живую струю в затхлую атмосферу моего родного дома.
К концу недели вернулся из командировки Максим; мне показалось, что он слегка осунулся и побледнел. В первый день я его почти не видела. Забрав целую пачку документов, он уехал на доклад к начальству. Второй день прошел для него не менее хлопотно, появился он только после обеда, сразу прошел в свой кабинет и занялся разбором накопившихся документов и неподписанных лицензий.
Когда я вошла к нему в кабинет с чашкой горячего чая в руках, Максим даже не поднял головы.
— Будь добра, положи вон туда, я потом посмотрю, а то все перемешается.
Максим слегка махнул рукой в сторону единственного свободного угла на его столе, буквально заваленном документами. Господи, да у него даже руки похудели. Мила вернется из отпуска и убьет меня за то, что не следила и не берегла нашего начальника. Даже глаз на меня не поднял, вон как заработался. Ну что же, придется наводить порядок в безалаберном образе жизни нашего трудолюбивого шефа. Я наклонилась над столом и решительно поставила чай прямо перед ним.
— Так нельзя. Ты сегодня обедал?
— Нет. Не было времени.
— Понятно.
— Что?
— Я сейчас принесу тебе бутерброды.
— Спасибо.
— Не за что. Благодари Милу, это она просила меня не забывать поить тебя чаем.
Пока я старательно резала хлеб и намазывала масло, Максим со своей чашкой переместился ко мне в комнату и уселся за стол Людмилы. Сразу стало понятно, что быстро избавиться от него не удастся. Поставив перед голодным начальником тарелку с бутербродами, я вернулась к своим прямым обязанностям.
— Как? Разве ты не составишь мне компанию? Ты сама обедала сегодня?
— Обедала. Вернее, буду обедать вечером дома.
— Так я тебе и поверил. Неужели ты готовишь для себя одной? Тем более, что тебя вчера не было дома. Я звонил тебе вчера поздно вечером.
— Проверял, дома ли я?
— Нет, просто хотел поболтать.
— Но я была дома и действительно ела вчера суп и буду есть его и сегодня. А суп мне готовит мама. Я вернулась домой, Максим. Больше я не живу у Людмилы.
— Ты уверена, что поступила правильно?
— Конечно, настало время и мне помогать другим. И я благодарна тебе, что ты дал мне понять это.
Максим поморщился, как от зубной боли.
— Ты говоришь со мной так, будто я тебя воспитывал все это время.
— А разве не так? Ты многому научил меня, помог встать на ноги и окончить институт. Я тебе очень благодарна.
— Что это значит?
— Как что? Максим Николаевич, вы слышите меня? У меня складывается впечатление, что мы говорим на разных языках.
— Саша, скажи мне прямо. Ты хочешь уволиться?
— А что, я уже должна сделать это?
— Саша! Я говорю совершенно серьезно.
— И я!
Максим обхватил голову руками и закачался на стуле.
— Совершенно ненормальный день, целый день сплошная беготня. Сел чаю попить, а тут ты еще ребусы задаешь. Тебе, что, совсем невмоготу стало здесь работать?
— Да нет же! Это ты говоришь невесть что.
— Так, уже легче.
— Ну, почему, скажи на милость, ты вечно понимаешь все не так? Я что, говорю на непонятном тебе языке? Меня другие понимают. Почему ты всегда ко мне придираешься? Я же только хотела тебя напоить чаем, как это просила Мила. Кому-то надо о тебе заботиться. Я хотела только сделать, как лучше. А ты вместе с чашкой чая начинаешь требовать от меня заявление об уходе.
