Она почти пропела:
— «Дыша духами и туманами, она садится у окна…» Прекрасно, вы не находите?..
Макс в тоске кивнул. Лучше уж было бы пить у Мишки… Теперь она его замучает стихами, а он их не любит, не понимает.
Но мудрая Незнакомка, поняв, что ввергла своего поклонника в область ему неведомую и потому враждебную, замолкла.
Сонечка смеялась про себя, видя унижение своего врага, и в то же время любовалась прелестью его растерянного, влюбленного лика.
Что он в нее влюбился, она была уверена.
Они молчали, внимая тишине дома. Угомонились даже помолвленные. Сонечка встала, натягивая перчатки, сказала:
— Прощайте, я когда-нибудь еще приду…
— А сегодня? — вскричал Макс. — Не уходите…
Сонечка улыбнулась.
— Мне пора. Как-нибудь. Не забывайте меня… — Она лихорадочно раздумывала, как ей поступить. Отдаться ему и потом торжествовать победу?.. Но не открывая лица… Или уйти сейчас и приходить к нему, пока он не лишится рассудка? И тогда открыться?.. Или не открываться совсем? Никогда?.. И ходить к нему вот так, ночами, чтобы никто не знал и не видел, а потом исчезнуть?..
Сонечка не знала, как поступить. К тому же она боялась лишиться девственности.
А если он ее узнает? Убьет. Она знала его бешеную натуру.
Лучше уйти. Потом, когда-нибудь потом она придет сюда еще…
Она отвернулась, стянув с губ липкую форму. В комнате был полумрак (не увидит, не узнает, думала Сонечка). Потом, загородив свет, она вплотную подошла к нему…
У Макса закружилась голова. Вот уж правда, как там она сказала?.. Духами и туманом…
От Незнакомки пахнуло духами, а не потом, как от других девчонок. Все же она была ниже его, и он наклонился к ней, а она подняла лицо, губы их встретились. Это было незабываемо для обоих.
Они все стояли, не отрываясь друг от друга, руки Макса сжимали ее тоненькую талию, гладили шелковистые плечи, бедра, он уже чувствовал, как сейчас сорвет это платье и…
Он замер от предвкушения того и оторвался от нее.
Она откачнулась… И тут он вдруг, сам не зная зачем, сорвал с нее маску.
Ему открылось лицо, которое не имело права быть под этой маской, не имело права принадлежать Незнакомке, не имело права ни на что!!!
От дикой злобы и растерянности Макс ударил Сонечку.
— Мразь! Сука! Вонючая гадина! — заорал он.
От его крика она пришла в себя, стала той, кем была в этом мире — уродиной, и, выхватив баллончик, направила ему в лицо струю газа, отклонившись назад и в сторону, как научил ее парень с базара.
Макс застонал, схватился за лицо руками и рухнул на постель.
Сонечка схватила блестящий узкий нож, лежавший на столе, и, не видя ничего от слез, стала резать им его лицо и руки… Юноша был в беспамятстве и не сопротивлялся…
Увидев хлынувшую кровь, она покачнулась, задрожала от ужаса и, подхватив длинный подол, ринулась к двери. С трудом открыв ее, промчалась на носках по коридору, лестнице, в дверь… И вот уже она в переулке.
Стащив зеленый наряд, Соня сунула его в пакет вместе со шляпой и маской и помчалась, ничего не соображая, на вокзал.
Когда она переодевалась, она обратила внимание, что руки у нее чистые, без следов крови, зато все зеленое платье залито…
Соня знала, когда уходит поезд в сторону ее родной станицы, но не предполагала, что все получится ни по одному из ее сценариев! В Каракоры она ехать не может… Ее там сразу найдут!..
Она запретила себе думать о том, что там, где лежит Макс… Потом… Она должна спасать свою шкуру. Хорошо, что она взяла деньги… А как мама?.. Потом, после… Надо бежать в Москву!.. Там можно затеряться, уйти, убежать от возмездия. Деньги у нее есть на первое время… Хватит!
Обо всем этом она думала на бегу, а сердце стучало где-то в горле…
Она добежала до вокзала, от платформы отходил поезд. Сонечка схватилась за поручни вагона, в двери стояла проводница.
— Психушная! — заорала она. — Ты бы под колеса могла!..
Сонечка опустилась на пол тамбура. Проводница, видя, что девчонка хоть и сильно некрасивая, но приличная — хорошая стрижечка на черных волосах, платье модное, пакетик фирменный, полный, — смилостивилась.
— Чего в последнюю минуту? А как бы опоздала? Куда едешь-то, в каком купе место?
Сонечка стала рыться в пакете, зная, что там никакого билета быть не может, но мозг работал четко. Надо было начинать жить по-новому, где обман станет ее жизнью, условием ее спасения.
Проводница мирно ждала, а Сонечка расплакалась. Она плакала совсем не потому, что ехала без билета. Сонечка оплакивала свою судьбу.
Проводница оказалась не стервозной.
— Потеряла, что ль? — спросила она у девчонки. — Полтинник дашь, я тебя к себе возьму.
Сонечка дала десять долларов. Проводница, оставшись довольна, проводила ее к себе в купе.
— До Москвы?
— Нет, до Пушкина. — Соня не знала ни одного подмосковного городка, но подумала, что Пушкин-то обязательно должен быть. И не ошиблась.
— Ну, все одно до Москвы, там пересадка. Знаешь хоть, как?
— Знаю, — ответила Сонечка, чтобы та отстала.
О чае для пассажиров тетка не беспокоилась, но народ ходил и просил, и ей это надоело. Она рывком включила титан и, посчитав свои обязанности законченными, выпила водочки полный стакан, не преминув предложить и Соне. Та отказалась. Проводница завалилась спать, не удосужившись раздеться. Сонечке это было на руку. Под завывающий храп проводницы она, забравшись на вторую полку, просмотрела наконец свой пакет.
Шляпа превратилась в комок, платье было все забрызгано кровью. Странно, но эти темные подсыхающие полосы не вызвали у Сонечки ни страха, ни отвращения. Ни-че-го! Будто смотрит на жутко грязные вещи, предназначенные на выброс.
И слез не было. Сонечка седьмым чувством поняла, что плакать в новой своей жизни, которую она совсем себе не представляет, она не будет.
Остальные вещи были взяты ею на случай варианта с Каракорами: кофточка вязаная, джинсы, пакет трусиков, шелковый платочек на голову, три майки, босоножки и деньги. Все.
Соня собиралась несерьезно. Она почти уверена была, что все будет, как она задумала! А получилось хуже некуда!..
Теперь она — вне общества, криминальное существо, и надо всегда помнить: оставлять следов нельзя. Пока все эти новые установки были придуманы наскоро, она еще находилась в шоковом состоянии: он вошел в комнату, обернулся, увидел ее, в глазах его вспыхнуло счастье; потом, когда он закрылся руками, а она резала и резала ножом по лицу, рукам, не помня себя от ярости и обиды.
Тогда она плакала…
