— Тебе нравится их облизывать? — шепчет она.
— Да.
— Пощипывать их? — вздыхает она.
— Да.
— Посасывать их?
— Черт, да.
— Хочешь трахнуть их, Мэтью?
Раскалённая до бела нужда устремилась прямо к моему члену — заставляя меня стонать. Потому что это моя фантазия хорошенько трахнуть ее грудь, с тех пор, как я впервые ее увидел.
— Да, — практически умоляю я. — Боже, да. Безумно хочу.
Она улыбается, дразняще. Великая соблазнительница — тело и лицо ангела, а желания дьявола. Вся в желании и изнеможении.
— Я тоже.
Долорес скользит вниз подо мной, оставляя на моем теле поцелуи, останавливаясь когда ее лицо оказывается под моей неистовой эрекцией. Когда я наседаю над ней, она принимает меня в великолепную влажность своего рта, полностью — до тех пор, пока я не чувствую, как сжимается ее горло. Она выпускает меня назад, оставляя на мне слой влаги.
Я поднимаюсь на колени. Ди лежит между ними, ее груди лежат в ее собственных руках, а мой член идеально лежит поверх них. Осторожно, я сажусь, перенося свой вес на свои лодыжки. Она сжимает свои груди вместе, захватывая мой жесткий член в своей совершенной гладкой мягкости.
Я наслаждаюсь этим ощущением. Сжимаю глаза.
— Трахни меня!
В ее голосе слышится улыбка, когда она говорит мне:
— Это я должна говорить!
Мне хочется двигаться — хочется скакать на ней в бешенном ритме, пока я не дойду до того рая, который, я знаю, ждет меня.
Но я сдерживаюсь — заставляю себя двигаться полегче. Хочу позволить вести ей. Открываю глаза и встречаюсь с яростным взглядом Ди. Она толкает свою грудь вверх и вниз — подталкивая меня вместе с ней — снова и снова.
Это чувство — Господи Боже — ничего более невероятного я никогда не ощущал.
Руки Ди спокойны, просто совершают скользящие движения, пока я вожу своими бедрами вперед и назад — медленно — вырабатывая терпимость. Затем я наклоняюсь вперед и ускоряюсь — мое дыхание становится быстрее, сердце пытается выскочить из груди.
Ди тяжело дышит подо мной.
— Возьми камеру, Мэтью. Я хочу видеть фотографии. Потом.
Я шиплю и рычу. Потом делаю то, что требует она. Хватаю камеру. И делаю снимки.
Клик, клик.
Но снимаю я не вид своего члена, скользящего между ее сочных грудей — это уже итак крепко засело у меня в голове до конца моих дней.
Клик, клик.
Это ее губы — приоткрытые от наслаждения. Клик.
Ее влажный, блуждающий язык. Клик.
Ее янтарные глаза, сверкающие напряжением… и доверием. Клик, клик, клик.
Этот образ я хочу увековечить. Вот что мне нужно сохранить.
Потому что потом — за пределами нашего страстного влечения и эротического действа — Долорес мне не доверят. Не совсем. Пока еще нет.
Она хочет. Она надеется, что я того стою. Но сомнения все еще сдерживают ее, защищающие ее сердце — не давая ей довериться мне полностью.
И это нормально. Я не знаю, что у нее за шрамы. Не знаю, что научило ее быть такой осторожной. Я подожду, пока она не будет готовой показать мне. Я буду стараться, чтобы убедить ее, что я один из немногих, кому она может довериться.
Потому что Долорес стоит того, чтобы ее ждали и ее добивались.
Но здесь — сейчас — тело Долорес уже верит тому, чего ее разум еще опасается. Что я никогда ее не обижу. Что я хочу ее — желаю ее — больше, чем любую другую женщину, что была до нее.
Что я буду лелеять каждую ее частичку — ее тело, ее разум… ее сердце — столько долго, сколько она мне позволит.
Музыка звучит. А слова певца резонируют.
This is my kingdom come.
This is my kingdom come.
Мой член мягко скользит между ее грудями в чувственном ровном ритме. Потом Ди поднимает голову. Она наклоняется вперед и обхватывает меня губами, вбирая меня в свой рот столько, сколько она может — всасывая сильно.
И это такое фантастическое ощущение, клянусь, я мог бы расплакаться.
Меня пронизывает чистейший натуральный экстаз. Со стоном произношу ее имя, когда кончаю сильно и глубоко — из самой глубины своей сущности.
После того, как Ди проглатывает каждую каплю, она выпускает меня из своего рта. Потом озорно улыбается:
— Вот чего я хотела выпить.
Я падаю на бок, мои ноги держать меня больше не в состоянии. И я кое-как пытаюсь успокоить дыхание.
Минуту помолчав, Ди спрашивает:
— Я тебя убила?
Я усмехаюсь.
— Черт, почти. Это было определенно намного лучше, чем я представлял себе рай.
Притягиваю ее к себе, прижимая к своей груди. Наша кожа скользкая, такая влажная прекрасная.
— Это было замечательно.
— Да, я знаю, — хохочет она.
— Но будет еще лучше.
Она поднимает на меня глаза.
— Правда?
Я улыбаюсь и киваю.
— Правда. Потому что…
Я поднимаю ее и проскальзываю под одной ее ногой, чтобы она села на мою грудь верхом. А ее сладкая киска в нескольких сантиметрах от моего рта.
Потом даю ей камеру
— …сейчас твоя очередь.
В те выходные Ди остается у меня.
В субботу, я беру ее с собой в спортзал. С ума можно было сойти от ее вида в моих подвернутых боксерских трусах, спортивном бра и перчатках. Она сделала парочку ударов по пневматической груше и была уверена, что она была сломана, но я показал ей, что сделать это намного сложнее, чем кажется.
К тому времени, как нам уходить, Долорес гордилась собой — практически, также сильно, как я гордился ей. Она не шибко справлялась со своей грушей, но делала это намного быстрее, чем все новички.
Затем наступает воскресное утро.
Я просыпаюсь от того, что кто-то шепотом ругается — такой скрежущий, совсем не тихий звук, который раздражает так, будто по стеклу скребут чертовым ногтем.
— Нет, мам, Боже, он спит, не могла бы ты просто прекратить! Ладно — я разбужу его. Ладно!
В меня тыкают пальцем и толкают в плечо.
Я говорю себе, что это просто сон.
— Мэтью. Мэтью — проснись, моя мама хочет поговорить с тобой.
У меня открываются глаза. И я вижу, что Долорес совсем не шутит — она протягивает мне свой мобильник.
Родители меня любят — всегда любили. Но мое первое взаимодействие с ними обычно происходит не по телефону, в то время как я лежу в постели с их дочерью в шесть часов хренового утра.
Как-то это не очень удобно.
Я шепчу.
— Я не хочу говорить с твоей матерью.
— Да, уж, ты не один такой. Но она все названивает — просто поговори с ней, и мы ляжем спать дальше.
— Нет, — шиплю я. — Я — голый. И я не хочу разговаривать с твоей матерью с голой задницей.
