– О, Васильева! – в нас с Кнопкой на полном ходу врезается брюнетка со смешными мелкими кудряшками и, кивнув каким-то своим мыслям, начинает тараторить: – погнали после концерта со всеми в клуб, там выпивка бесплатная, световое шоу и ди-джей из Москвы!
– Извини, Надь, но у меня на вечер другие планы…
Резковато отрубает Алена, а я ощущаю себя экспонатом на выставке или манекеном в главной витрине раскрученного магазина. Потому что нескромная Надежда окидывает меня долгим оценивающим взглядом и, снова качнув короткими кучерявыми волосами, без тени стеснения сообщает, что она бы тоже не отказалась от таких планов. В ответ посерьезневшая Васька предлагает сокурснице закатать губу и не приставать к чужому жениху.
– Ален…? – хочу уточнить, не подводят ли мои органы слуха, учитывая, что раньше соседка никогда так меня не называла, но в этот момент гвалт замолкает, как будто кто-то могущественный щелкнул пальцами и вырубил в радиусе километра весь звук.
На поверку организатором тишины выступает одетая в строгий брючный костюме девушка роста чуть выше среднего. И я бы, вероятно, не заметил ее среди студиозов, если бы не звонкий, хорошо поставленный голос, которому хочется подчиниться. По крайней мере, «тунеядец-Смирнов» быстро хватается за половую тряпку и со скоростью света начинает ликвидировать последствия разлива шампанского. «Хулиганка-Галкина» осторожно убирает топорик за спину и пытается бочком ретироваться с места происшествия. И только высокомерный брюнет не дергается и стоит, прислонившись к стене и скрестив на груди руки.
Раздав подопечным поручения и положенные звездюлины, Кольцова, Васькин куратор, поднимается вместе с нами на третий этаж и, дойдя до конца коридора, гостеприимно распахивает дверь крохотного забитого всякой всячиной кабинета. Так что мне приходится опуститься на стул и усадить ерзающую Кнопку к себе на колени, чтобы Ангелина Сергеевна могла пробраться к своему столу.
– Третью неделю просыпаюсь по утрам, и первое о чем думаю – уволюсь! К чертовой матери, уволюсь! – с чувством произносит молодая преподавательница, падая в серое продавленное кресло и оттягивая воротник кипенно-белой рубашки.
– Не уволишься. Съешь печеньку, – демонстрируя скептическую ухмылку, возражает Аленка и подталкивает к Кольцовой пиалу со сладостями. – Они ж без тебя запорют все. И будут бегать с криками: «Ангелина Сергеевна, мы тут все уронили! Совсем все! И битву талантов, и большие танцы, и даже студенческую весну!»
– Да Серов совсем оборзел. Цветы таскает, телефон обрывает, контрольной за последний месяц ни одной не сдал… И я подозреваю, что зачет он тоже специально завалит, чтобы пойти на пересдачу…
Устроив подбородок на сцепленных в замок пальцах, жалуется куратор, а я теряю нить повествования, отвлекаясь на мигнувший оповещением экран. Незаметным движением разблокирую гаджет и недолго пялюсь на сливающиеся в невнятное пятно буквы.
«Завтра в девять вечера встреча выпускников, не забыл?»
Так вот как выглядит привет из прошлой жизни, где еще не было Кнопки. Зато была неподражаемая Ирэн, от которой когда-то напрочь сносило крышу…
Глава 30
Алена
Не устаю удивляться, как самый обычный день
в мгновение ока превращается в сущий ад.
(с) «Хрупкая душа», Джоди Пиколт.
Я рассеянно макаю кисточку в пудреницу и веду пушистым кончиком по нахмуренному лбу. Зачерпываю еще светло-бежевой субстанции и наношу на нос, щеки и подбородок. Снова макаю, да так и застываю неподвижной статуей, потому что Лилькино отражение в зеркале выразительно выгибает бровь, кривится и разражается-таки беззвучным хохотом.
– Нет, на тематической вечеринке в стиле «Дневников вампиров» твой раскрас непременно бы оценили, но Сергеич в обморок хлопнется, если ЭТО увидит, – отсмеявшись, Лилька протягивает мне жидкость для снятия макияжа и усаживается на недавно прибитый плотником и теперь держащийся на честном слове подлокотник купленного на распродаже кресла. – У тебя случилось чего?
– Да нет, просто задумалась, – качаю головой и, удалив последствия накрывшей меня прострации, позволяю подруге нарисовать стрелки у меня на веках, нанести мерцающие серебристо-серые тени и оттенить скулы румянами.
Я сама настояла на том, чтобы Филатов поехал на встречу с одноклассниками и не смел ее пропускать из-за моей работы, но готовиться к шоу и знать, что соседа со стопроцентной вероятностью не будет в зале… непривычно. До расконцентрации внимания и мрачной меланхолии непривычно.
Не радуют ни новые черные с алыми разводами корсеты, ни упавший, как снег на голову, внеплановый выходной в субботу, ни обещанная внезапно подобревшим руководством премия. Хочется плюнуть на все и рвануть в «Золотой оазис» прямо в толстовке и с одним накрашенным глазом, распугивая поздних пассажиров общественного транспорта своим экстравагантным видом. Но я держусь, стискивая зубы и читая про себя мантру про обязательства и совсем не лишнюю зарплату. Часть которой можно будет отложить, чтобы купить отцу коллекционный коньяк, а Петьке – вертолетик, который мы еще в начале осени присмотрели в «Детском мире».
– Кнопка, точно все в порядке?
– Угу, – не слишком уверенно киваю головой и торопливо влезаю в расшитый пайетками наряд, отмечая, что до начала представления остается каких-то десять минут.
Впервые любимая сцена не дает мне ни успокоения, ни мощного заряда энергии, выплескивающегося каждый раз, стоит только первым аккордам мелодии зазвучать. Поэтому я статично отбываю номер, стараясь удержать приклеенную улыбку и не запороть так тщательно отрепетированный девчонками танец. А еще, вместо того чтобы дарить посетителям «Чернил» драйв, я то и дело ищу взглядом Ваньку и каждый раз расстраиваюсь, натыкаясь на других людей, сидящих за «его» столиком.
На автомате доделываю финальные движения, исчезаю за ширмой и ныряю в коридор для служебного персонала, не дожидаясь оваций. Едва не опрокидываю полный поднос еды, заслужив пару нелестных эпитетов от новенького официанта в свой адрес, и захожу в гримерку, случайно задев локтем чужой шейкер.
– Неуклюжая корова! – явно нарывается на ссору придерживающая руками все еще плоский живот Лана, а у меня даже нет сил ее отбрить.
Так что я поспешно переодеваюсь и практически бегом вываливаюсь на улицу, повинуясь одному единственному желанию – поскорее добраться домой и вычеркнуть из памяти этот дурацкий день. В котором хреново все: и отсутствие Филатова в клубе, и мое паршивое настроение, и оставшаяся на трюмо зарядка, за которой я не вернусь ни за какие коврижки. Я лучше станцую голой на площади перед администрацией, чем снова столкнусь с ненавидящей мою персону беременяшкой.
– Девушка, за простой платить будете? – вырывает меня из сумбурных мыслей таксист с клетчатой серой фуражкой на лысой голове, и я запихиваю в потрепанный салон белого Рено сначала спортивную сумку, а потом и свое усталое тело.
Прижимаюсь виском к холодному стеклу и, выудив телефон из кармана толстовки, набираю Ванькин номер, надеясь, что батареи хватит на короткий пятиминутный разговор. Вытягиваю подрагивающие от напряжения ноги, долго вслушиваюсь в длинные гудки, вымораживающие душу, и настойчиво отгоняю дурные предчувствия. Должно быть, в ресторане на полную мощность гремит музыка, заглушая рингтон на звонке. Или Филатов вышел с парнями покурить на крыльцо и там и завис, забыв взять мобилку с собой. Ничего плохого не могло произойти, верно?
– Девушка, вы забыли, – ответственный шофер догоняет меня, когда я уже касаюсь брелоком домофона, и вручает спортивную сумку с вещами, укоризненно цокая. – Вам бы отдохнуть, устали поди.
– Да, спасибо.
Невнятно бормочу и провожаю взглядом широкую спину в потрепанной кожанке прежде, чем нырнуть в подъезд. Долго смотрю на висящее рядом с лифтом объявление о технических работах и, как будто день не мог стать еще хуже, топаю по лестнице, пробуя в десятый раз связаться с Иваном.
