– Ален, точно все нормально? Ты совсем ничего не съела…
И, пока я пытаюсь убедить себя в том, что ничего страшного не произошло и что с Ванькиной изменой небеса не рухнули на землю, Филатов методично доламывает остатки моего самообладания своей непрошеной заботой. Заправляет за ухо выбившуюся из моего наспех заколотого пучка прядь волос, трогает ладонью лоб, проверяя температуру. И, по негласной традиции, делится шоколадным круассаном, потому что я их обожаю и это последний.
Интересно, он за всеми своими девушками так ухаживает? И не путает прозвища, любимые цветы и блюда?
– Да, голова что-то с самого утра разболелась, – оправдываю мигренью и отсутствие аппетита, и плохое настроение и, наколов на вилку кусок яичницы, отправляю его в рот. Вкуса не чувствую совсем, как если бы жевала кусок резины. Плохо.
Кое-как высиживаю пятнадцать минут, пока сын с матерью оживленно обсуждают предстоящие праздники и поглощают овсянку с бананом и бутербродом. Облегченно выдыхаю, когда завтрак заканчивается, и первой выхожу в коридор, где уже стоит веселый цветастый чемодан Агаты Павловны, совсем не гармонирующий с ее представительной внешностью.
– Алена, вы с Ваней обязательно должны приехать ко мне на дачу на Рождество. Нарядим елку, баньку растопим, мяса нажарим. Соленья из погреба достанем. Знаешь, какие у меня огурчики маринованные? Пальчики оближешь, – моя несостоявшаяся свекровь широко разводит руки, и я послушно иду в ее материнские объятья. Утыкаюсь носом в лацкан стильного пиджака и жалобно всхлипываю, ощущая влагу на ресницах и на щеках.
– Но…
– Никаких «но»! Отказов я не принимаю, – меня ласково похлопывают по спине и для пущей верности добивают «контрольным». – Я рада, что у моего сына такая замечательная невеста!
– И я была очень рада познакомиться, – говорю искренне, от всего сердца, вытирая краешком рукава текущие сопли, и забиваю на то, что на светло-сиреневой ткани остаются черные разводы.
Скомкано прощаюсь, отлипая от Агаты Павловны, и считаю секунды до того, как за семейством Филатовых закроется входная дверь, и можно будет стереть с лица косо приклеенную маску и больше не улыбаться.
– Ну, вот и все, – бормочу себе под нос, направляясь в спальню, которую мы с Ванькой делили целых две недели.
Как быстро закончилась сказка, рассыпавшись блеклой золой. Карета превратилась в скособочившуюся тыкву, платье стало негодным тряпьем, а хрустальные туфельки разбились на осколки вместе с иллюзиями. Пожалуй, вместо «Золушки» я буду читать своему ребенку «Русалочку», если у меня родится дочь. Андерсен, по крайней мере, на страницах своей книги куда более честен: ты можешь хоть ноги отрастить вместо хвоста, только принц все равно выберет другую…
Криво ухмыльнувшись, я широко распахиваю дверцы шкафа и неаккуратно сметаю в сумку все свои немногочисленные вещи. Так же торопливо скидываю с трюмо пузырьки и склянки, чуть не разбив флакон с духами, и останавливаюсь у компьютерного стола, прикрывая веки. Потому что смотреть на прицепленную к монитору фотографию, где мы с Иваном открыто, счастливо улыбаемся, физически больно. До подкатывающей к горлу тошноты и противной рези между ребрами.
Это было наше третье свидание. Поход в ближайший к дому кинотеатр, ужасные зрители, занимавшие места впереди и комментировавшие каждую реплику главных героев. А еще огромное ведро попкорна, две бутылочки кока-колы и километровая очередь в полосатую бело-розовую фотобудку. А потом чужая куртка на моих плечах и выбивший почву из-под ног умопомрачительный поцелуй со вкусом карамели…
– Тебе ведь все равно, да? – порывистым движением сдвигаю магнитик и осторожно забираю картонку размером десять на пятнадцать, будучи уверенной, что Филатов даже и не заметит пропажу ничего не значащего для него снимка.
Могу я хоть что-то оставить себе на память, правда?
Покончив со сборами и заглянув ненадолго в свою квартиру, я скатываюсь вниз по лестнице, потому что лифт до сих пор не починили. Невольно гадаю, как смотрелся с радужным чемоданом пыхтевший Иван, и торможу рядом с вечно бодрствующей тетей Зиной.
– Меня, скорее всего, не будет пару недель. Я к родителям, погостить. Соскучилась, – я спотыкаюсь через слово, не в состоянии скрыть волнения, и поспешно кладу на стол ключи со смешным брелоком в форме черепа. – Ване передадите?
Не выдерживаю практически осязаемого интереса нашей внимательной консьержки и опускаю глаза в пол, судорожно сцепив руки. А еще мечтаю обнаружить в кармане белой с фиолетовым принтом толстовки телепорт, способный перенести меня в римский Колизей, или на гору Эверест, или на смотровую площадку Эйфелевой башни. В общем, куда угодно, где не будет знакомых людей с ненужным сочувствием и неудобными вопросами.
– Дочь, привет. А ты сейчас где?
– В Никиной квартире, – я хватаюсь за внезапно оживающий телефон, как утопающий за соломинку, и резво выскакиваю на улицу, слушая размеренный голос отца и избавляясь от необходимости что-либо объяснять тете Зине.
– К нам заедешь? Я из командировки вернулся…
– Конечно! Уже лечу!
В прихожую родительских пенатов я влетаю спустя полчаса совсем не фигурально, едва не расплескиваю кофе в бумажном стаканчике и с достойным вождя папуасов визгом прыгаю папе на шею. Прячу лицо у него на груди, трусь щекой о мягкий кашемировый свитер и едва не мурлычу, ощущая, как на второй план отступает тоска по Ваньке. И пусть эта отсрочка временная, узкий круг семьи – это именно то, что мне сейчас нужно, чтобы хоть немного подлатать уязвленное самолюбие и заделать пробоины в пострадавшей гордости.
– Искали проблему? Я к вашим услугам!
Я уже говорила, что везение – мое второе имя? Так вот, в гостиную, где за накрытым столом сидят мама с Ларисой, Петька и приглашенные на огонек соседка с дочерью, я вваливаюсь не менее феерично. По чистой случайности опрокидываю Галине Васильевне на юбку стакан томатного сока и лишь чудом удерживаю на весу пиалу с крабовым салатом, чуть не оказавшимся у Машеньки в волосах.
– Упс!
– Самое страшное слово в ядерной физике?
Среди застывших мумиями женщин отец выглядит, на удивление, умиротворенным и расслабленным. Спокойно забирает из моих подрагивающих рук тарелку, ставит ее на край стола и галантно отодвигает передо мной стул, не проронив ни единого упрека. И я мягко сжимаю его ладонь в качестве благодарности за поддержку, от которой если не расправляются за спиной крылья, то становится легче дышать.
– Ну, рассказывайте, что у вас нового, интересного? – обращается вроде бы ко всем папа, но смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг решаю, что пора учиться говорить правду, какой бы неудобной она не была для окружающих.
– Я работу новую нашла.
– И жениха, – вмешивается в наш диалог сестра, всегда считавшая, что ей перепадает меньше отцовской любви. Ну, а я думаю, что в преддверии ее следующего дня рождения обязательно посещу магазин интимных товаров, куплю кляп с черным ремешком и розовым шариком и воспользуюсь им по назначению.
И для Машеньки возьму второй, потому что он будет замечательно гармонировать с ее округлившимися серыми глазами и открывшимся буквой «о» ртом.
Глава 32
Иван
Когда женщина, которой есть что
сказать, молчит, тишина оглушает.
(с) к/ф «Анна и король».
На вокзале сегодня людно, как будто весь город собрался, чтобы проводить на электричку Филатову Агату Павловну. По-доброму улыбается продавщица киоска, протягивая нам два картонных стаканчика с капучино, высокий долговязый парнишка придерживает перед мамой дверь, а подросток лет тринадцати с потешной таксой на коротком поводке пытается вскочить и уступить место в зале ожидания.
– Да я бы сама добралась, а ты бы лучше с Аленой остался. Бледная она какая-то, не заболела? – озвучивает мучившие меня с самого утра подозрения мать и приветственно машет импозантному мужчине в серо-стальном костюме, уверенно двигающемуся к нам, словно мощный ледокол в северном море. – Езжай, сын, меня Степан на поезд посадит.
