– Наверное, – охотно соглашаюсь. – Ну что, поехали?
– До свидания, сынок. Дай бог, свидимся.
Прощаюсь с Александром Федоровичем и треплю огромные головы собак. Царапаю карандашом свой номер телефона, адрес и фамилию. Обещаю приехать… Мужики берут меня на руки и перекладывают на сани. Над головой кружится знакомая картинка – голые верхушки деревьев, хлопья крупного редкого снега, мелкие звезды… Вижу глаза деда Саши – грустные и вмиг поблекшие… Джина облизывает меня в щеку на прощание. Мужики тянут сани вверх – из оврага в лесную чащу.
А потом в нос врезаются запахи машинного масла и дизеля. Машина бодро рычит и качается на поворотах. Не знаю, сколько мы едем… Ухабы и тонкие лесные тропы заканчиваются, сменяясь ровной поселковой дорогой.
– Эй, пехота! Фамилия, возраст? – голос егеря вырывает меня из сладкого забытья.
– Горностай Фёдор Юрьевич, двадцать три года.
Рация шипит и кашляет, протяжно пищит и отзывается голосом участкового.
– Лейтенант Некрасов слушает.
– Здорово, начальник. Это Васильич, егерь шестого участка. Нашёлся найденыш наш. Горностай Фёдор Юрьевич, – Василий по слогам произносит мое имя. – Куда прикажешь его везти? Ему врач нужен.
– В Кемерово, куда же ещё? Везите пострадавшего туда, а я сообщу его отцу – вот старик обрадуется!
– Договорились, – егерь переводит взгляд на водителя и выключает рацию. – Все закончилось, парень. С возвращением!
Глава 33
Варвара
Я никак не могу привыкнуть к неизвестности. Двигаю конечностями, бросаю в желудок какую-то пищу, пытаюсь спать и… жить. Именно пытаюсь, потому что настоящей – наполненной и веселой жизни у меня нет. Есть жалкое существование моей плоти – не меня… Я как будто умерла вместе с тем, кого запоздало полюбила. И это нежелание жить не дает мне выздороветь.
– Ну что делать с тобой, Поленкина? – вздыхает врач. – Три недели тут валяешься и все без толку. Истощение, анемия, тонус еще этот…
– Я ведь вам говорила, что… – тараторю, стремясь оправдать собственную безответственность.
– Да, помню. Отец деток пропал без вести. Так что же ты аборт не сделаешь? Это более гуманно, чем… так мучить. – Что же ты, Поленкина, молчишь? Писать направление на аборт?
– Нет, – стыдливо опускаю голову, с трудом различая окружающие предметы из-за выступивших слез.
– Будем рожать, а? Варвара?
– Да. – Хлюпнув носом, отвечаю я.
– Ладно. Выпишу тебя, но… смотри мне, Поленкина, чтобы на учет завтра встала. И поела! Когда ты последний раз ела? – хмурится доктор.
– Не знаю… Вчера, наверное.
Из больницы меня забирают подруги – Майка Малинина и Лика Беккер. Не то чтобы я окончательно простила Личку, но… Ее благородный поступок частично смыл горечь предательства. Наплевав на запрет родителей, Лика поехала с группой добровольцев в тайгу. Варила еду на пятнадцать человек, стирала парням одежду, топила баню… И каждый день писала мне письма на электронную почту с допотопного компьютера таежной «базы»… «Прости, прости, прости… Прости меня, Варенька…». Я ждала ее писем, позволяя хрупкой, как паутинка, надежде зазвенеть в душе. И каждый вечер Личкино «прости, результата поисков нет» все рушили.
Я связала Федьке длинный цветной шарф. Не носила, ждала его возвращения, но сегодня – в день выписки из больницы, решаюсь его надеть. Наматываю шарфик вокруг шеи, ужасаясь собственному отражению в зеркале: бледная, тощая, с единственным цветным пятном на лице – глубокими темными кругами под глазами. До чего я себя довела? Слабачка. Предательница похлеще Беккер. И предаю я собственных детей…
На улице звенит капель и сияет весеннее солнце. В ноздри забивается аромат свежести и мокрой, выглядывающей из-под снега земли. Майка с Личкой вспархивают со скамьи, удивившись моему внезапному появлению.
– Поленкина, ты чего не позвонила? – возмущается Беккер. – Мы тебя только через двадцать минут ждали.
– Выписку раньше отдали. Да и вещей у меня немного. Идемте? – бубню под нос, не поднимая на девчонок глаз.
– Дай хоть обниму тебя, Варюха, – Личка вытягивает из моих рук сумку и крепко прижимает мое тщедушное тело к груди. – Варька, я не знаю, как утешить тебя… Я…
– Не надо, Лик. Я тебя простила, да и твоей вины нет в том, что Федя пропал.
Сердобольная Малинина молчит. Шумно вздыхает, как-то странно поглядывая на Беккер.
– Ли-ик… – тяну я. – Вы что-то скрываете? – голос надламывается. Горло першит, словно в него щедро насыпали песок. – Федю все-таки нашли, да? Мертвого?
– Да уймись ты, Поленкина. Я просто знакомого позвала помочь. Малинина переживает, что ты испугаешься его. Он во-он там. Видишь черный кроссовер?
– Да. Крутые у тебя знакомые, Беккер, – по-стариковски протягиваю я, разглядывая высокого мулата, прогуливающегося возле машины. – А почему я его испугаться должна? Парень же… красивый, как актер?
– И тебя не смущает, что он темнокожий? – с сомнением в голосе произносит Лика.
– Нет. Не понимаю, Беккер, ты меня за кого принимаешь? Я разве когда-то страдала дурацкими предрассудками. А-а-а… Я, кажется, поняла: это твой парень?
– Чур тебя, Поленкина! Он простой бармен. И эта машина его начальника, он покататься взял. Куда ему… до такой, как я? – Личка манерно поправляет высокий «бубон» на голове. – У меня другие планы на жизнь… Я хочу построить карьеру, в Москву переехать. Кстати, Джо ездил с нами в тайгу искать Федьку.
– Ладно, идем. Парень, похоже, заметил, что мы на него пялимся.
Джо улыбается так ослепительно, что у меня рябит в глазах. Забирает пакет из рук Беккер и распахивает передо мной дверь автомобиля.
– Здравствуйте, вы, наверное, Варя? Лика много о вас рассказывала. Я Джордан, можно просто Джо. – Карамельные глаза, такого же цвета кожа – гладкая и чистая, как у девчонки. Само очарование, а не парень. Черта с два он просто знакомый Беккер!
– Спасибо вам за помощь, Джо. – Хрипло выдавливаю, неуклюже усаживаясь.
Я учусь жить заново: составляю список долгов по учебе, становлюсь на учет по беременности в студенческую поликлинику, хожу на лекции и семинары. Мучаюсь тошнотой и отсутствием аппетита, ем через силу… Малинина где-то вычитала рецепт питательной смеси из орехов, сухофруктов и меда и теперь кормит меня ею каждый… час. Носит банку в сумочке и на переменах пихает мне в рот по ложке. Личка носит в общагу домашнюю еду, приготовленную Элеонорой Альбертовной, Лешка Вареников предлагает выйти за него… Все помогают мне – одинокой матери Варваре Поленкиной. Я не могу нормально спать – мои обычные четыре или пять часов сна сократились до трех. Как только меня настигают тишина и темнота, в мозгу начинают крутиться ржавые шестеренки воспоминаний.
«А ты представлял? – помню, как я часто дышала и едва стояла на ногах от предвкушения его близости…
– Всегда. Я вижу только тебя, Варь…».
И я тебя вижу, родной. Как наяву. Лицо с голубыми огромными омутами, в которых я не тонула, губами – мягкими и подвижными, которыми не насытилась. Просто не успела… Люблю, как же я тебя люблю. Сильнее всех на свете и сильнее смерти… Если бы любовь могла победить смерть!
«Загадай меня», – предательница-память услужливо подбрасывает цветные картинки из прошлого. Федька хмурится и напряженно ждет моего ответа, а в его глазах отражаются искорки уличного фонаря.
«Загадай, чтобы я всегда был в твоей жизни и любил, как люблю сейчас…».
Если бы только можно… вот так – попросить у вселенной исполнить одно-единственное желание.
– Я загадываю тебя. Ничего никогда не попрошу у судьбы – только вернись… – мой голос отражается от стен глухим эхом. Поднимаю глаза и напряженно всматриваюсь в ясное звездное небо за окном…
В полутемной комнатке общаги одиноко горит настольная лампа. Малинина уехала на выходные к родителям, поэтому мне никто не помешает. Достаю конспекты, учебники, высыпаю на стол карандаши архитектора, линейки… Старательно вывожу тезисы в тетрадке. Бессонница благотворно действует на мою учебу – я подтянула оценки почти по всем предметам. Преподаватели не нарадуются на некогда смешливую болтушку Варвару Поленкину.
