Зет хватает меня за волосы и оттягивает голову назад, и вот он, возвышается надо мной, глядя в глаза, пока я сосу его член. Улыбка, расплывающаяся на его лице, пожалуй, самая порочная из всех, которыми он меня одаривал. Прилив храбрости охватывает меня, и я слегка сжимаю зубы, не так сильно, как в прошлый раз у Хулио. Не хочу, чтобы Зет швырнул меня через всю комнату, я хочу, чтобы он кончил. Очень сильно хочу, чтобы он кончил.
От легкого давления моих зубов Зет издает мучительное шипение. Откидывает голову, и я могу наблюдать, как сокращаются мышцы его горла, когда он снова и снова бормочет что-то себе под нос
— Ох, бл*дь. Чертовски идеально, Слоан. Ты гр*баное совершенство. — Я так изголодалась по нему, что не останавливаюсь даже тогда, когда он нежно гладит мои волосы и говорит, что собирается кончить. — Слоан, тебе лучше… ох, бл*дь. Ааа, к черту!
Он сильно, но контролируемо стягивает ремень, и дышать становится практически невозможно. Через секунду Зет кончает мне в рот, и в моей голове словно детонирует фейерверк из булавочных уколов. Давление ремня мгновенно ослабевает, и я сглатываю жидкость, не совсем понимая, чего ожидать. Пиппа всегда говорила, что это отвратительно и лучше выплюнуть, но, когда она находится в задней части горла, не так уж много можно попробовать на вкус. Консистенция, конечно, неприятная, но выражение лица Зета того стоит. Каждая унция напряжения и давления исчезла, и блаженный, отяжелевший взгляд, который он обращает на меня, посылает волну гордости через меня.
— Черт, — вздыхает он. — Ты… это было… — Кажется, у него нет слов. — Ложись на спину, злая девчонка. Пора вернуть должок.
Мгновенно я оказываюсь на спине. Возможно, другой девушке было бы неловко, после минета и спермы в горле — невероятно односторонняя ситуация, — но не мне. Не сейчас. Я хочу почувствовать его язык на себе. Хочу почувствовать, что исчезаю с лица земли.
Зет забирается на кровать и пробирается вверх по моему телу, нависая надо мной на четвереньках. Я всегда думала, что после семяизвержения у парней пропадает эрекция, но Зет оказывается исключением из правил: он тверд, как всегда, и приближается ко мне. Развязывает ремень на моей шее, берет мои руки, просовывает их в кожаную петлю одну, вторую, а затем прикрепляет их к кованому изголовью над моей головой. Он и раньше связывал меня, но не так сильно. Мои руки начинают гореть, больная рука болит от давления и недостатка кровоснабжения, когда он располагается надо мной и смотрит мне в глаза. Может, стоит остановить его? Нет. Я могу пережить боль — это кажется справедливой платой за удовольствие, пронзающее мое тело в то же самое время, смешивающее оба ощущения так, что я не могу отличить одно от другого. Чувствую себя живой.
— Если ты издашь хоть звук, Слоан, я остановлюсь. Остановлюсь и оставлю тебя связанной, голой и неудовлетворенной. Ты поняла меня?
Я открываю рот — как, черт возьми, мне не издать ни звука? — но потом вижу предупреждающий взгляд на его лице и снова закрываю его. Он не шутит, он оставит меня здесь связанной и голой, как рождественскую индейку, если я хотя бы пискну.
— Ты поняла? — спрашивает он снова. — Мы не продолжим, пока ты не дашь мне знать, что понимаешь.
Я киваю, потому что это единственный способ дать ему утвердительный ответ.
— Хорошо.
Он наклоняется и целует меня в лоб, между глаз. Он в позе отжимания, поддерживает себя руками, нависая надо мной не более чем на дюйм, и тепла, исходящего от него, достаточно, чтобы у меня закружилась голова.
От моего лба губы Зета перемещается на висок, челюсть, шею. Он медленно опускается на меня, давление увеличивается, увеличивается, увеличивается, пока не возникает ощущение, что я утопаю в этом огромном мужчине, и это кажется лучшим способом умереть. Его руки теперь повсюду, на груди, заднице, бедрах. Между бедер… Я задыхаюсь, быстро вдыхая при внезапном прикосновении кончиков его пальцев к клитору, он замирает, сузив глаза.
— Осторожнее, злая девочка, — рычит он. — Почти засчитано.
Значит, мне не позволено даже громко дышать? Это будет очень тяжело. И становится бесконечно труднее, когда Зет спускается вниз по моему телу, оставляя на моей коже след из жгучих поцелуев. Он достигает стыка между ногами, и низкий гул от вибрации его грудной клетки посылает волну электрического тока, пробегающего по каждому дюйму моей обнаженной кожи.
Затем на мне оказываются не только его пальцы, но и язык. Следующие три минуты проходят словно в тумане: я борюсь за то, чтобы мои голосовые связки не подвели меня, а Зет лижет и сосет меня, проводя языком по киске, обводя клитор, подводя меня все ближе и ближе к безумию.
Я начинаю беззвучно материться, когда Зет вводит в меня один палец, затем второй, продолжая манипуляции языком. Но это ничто по сравнению с тем, что происходит, когда он вынимает их и вводит в меня большой палец, используя остальные пальцы для массажа киски, не забывая использовать также кончик языка, щелкать снова и снова по набухшему клитору.
Я едва не проваливаю его тест. Извиваюсь на кровати, яростно кусая нижнюю губу, ожидая, когда крик, клокочущий в моем перекрытом горле, вырвется наружу. Зет хватает меня за бедра и прижимает к себе, продолжая атаку. Кажется, я слышу его мстительный смех, но не могу быть уверена, потому что у меня раскалывается голова. От желания кричать и ругаться.
Приближается оргазм. Ощущение такое, будто нервные окончания, проходящие по моему телу, распространяются, словно корни дерева, и каждый из них в огне сгорает и испаряется для того, чтобы на его месте образовались новые, горящие с удвоенной силой.
К моменту наступления оргазма, я словно зола и пепел. Хочу закричать, когда вся моя сущность воспламеняется, но ничего не могу сделать, поэтому позволяю своему телу скрючиться, моя спина болезненно выгибается, я ослеплена волной удовольствия, обрушившегося на меня.
Когда снова могу связно мыслить, звук глубокого голоса Зета — первое, что замечаю. Это и пронзительный звон в ушах. Открываю глаза — даже не помню, как закрыла их, — он все еще находится у меня между ног и смотрит на меня стальным взглядом.
— Это было великолепно, — сообщает он, а затем, к моему ужасу, целует меня между ног.
Пытаюсь отползти от него, уже не такая бесстыдная, как десять секунд назад, но он хватает меня и снова тянет к себе.
— Слоан, ты ох*ительно красива, удивительна и невероятна на вкус. Я хочу жить внутри тебя. — Он снова целует меня, и я борюсь с желанием попытаться отстраниться от него. Он пристально смотрит на меня, а затем шлепает меня по бедру, достаточно сильно, чтобы остался след от руки. Я продолжаю лежать на кровати, все еще не произнося ни слова, не уверенная, можно ли. Зет одобрительно кивает, встает и покачивается с пятки на носок. По коварному взгляду, появившемуся на его лице, понимаю, что он сделал что-то, что может меня обеспокоить, и он не разочаровывает. Медленно всасывает каждый из пальцев, которыми трогал мою киску, в рот и облизывает. Последним он посасывает большой палец, закрывает глаза, когда проводит по нижней губе моей смазкой. — Если сейчас я позволю тебе говорить, Слоан, и спрошу, хочешь ли ты по-прежнему целовать меня, каким будет твой ответ? — спрашивает он.
Мое горло вдруг зачесалось и ужасно пересохло. Я отвечаю, мой голос словно надтреснутый шепот.
— Да. Я бы сказала «да».
Зет в мгновение ока оказывается на мне, его рот прижимается к моему в третий раз с тех пор, как мы вошли в эту комнату. Я чувствую его запах и свой вкус, и меня это ничуть не смущает. На самом деле, мне нравится, что ему нравится быть отмеченным мной подобным образом.
В фильмах девушки иногда плачут после секса, никогда не понимала этого раньше — они выглядят как долбанные психопатки, неудивительно, что главный герой сбегает от таких сломя голову — но в этот момент мне хочется плакать. Или истерически смеяться, или что-то в этом роде. Я настолько потрясена всем: потрясающим оргазмом, от которого у меня все болит, тем, что Зет, наконец-то, поцеловал меня, что не могу с этим справиться.
