он протянул мне, от меня пахло его мылом.
Я вытерла свое тело, затем встала обнаженной перед зеркалом, вытирая полотенцем волосы, в то время как он стоял позади меня, великолепный в своей наготе.
— Что это? — Я провела кончиком пальца по татуировке на его запястье. Это была черная птица с широко распростертыми крыльями.
Он потянулся мимо меня к верхнему центральному ящику и открыл его, вытаскивая расческу с широкими зубьями. Я подумала, что он расчешет свои волосы, но вместо этого он взялся за кончики моих.
Мурашки бегали по моей коже, пока он расчесывал, время от времени его костяшки пальцев касались моего плеча. Я закрыла глаза, низкий гул удовольствия вырвался наружу, когда он начал расчёсывать от кончиков до кожи головы.
— Моя мама хотела сделать одинаковые татуировки, поэтому на мой восемнадцатый день рождения мы пошли в местный салон, и она выбрала именно это. Что меня чертовски удивило. Я подумал, что выйду оттуда с сердечком, бабочкой или чем-нибудь изысканным. Но ей понравилась эта птица. Она сказала, что она подходит нам обоим.
Она действительно шла ему. Это было смело и напористо. Но в этом было и что-то женственное. Изящные кончики крыльев. Взмах птичьего хвоста.
Эмметт закончил с моими волосами, затем быстро расчесал свои собственные. Отбросив расческу в сторону, он подошел к встроенному шкафу рядом с ванной и появился оттуда с двумя парами спортивных штанов, одной футболкой и одной толстовкой.
Я взяла большую часть одежды, в то время как он надел только пару брюк. Одевшись и вдыхая чистый запах толстовки, я последовала за ним на кухню, где он достал из холодильника два пива.
— Гостиная или веранда?
— Веранда. — Без вопросов. Я любила сидеть на улице, даже если было холодно и темно.
Он открыл дверь и вышел наружу, устраиваясь в своем шезлонге. Я решила сесть рядом с ним, между его раздвинутых ног, чтобы прислониться к его груди.
На полу рядом с нами лежала книга, которой вчера там не было.
— Что ты читаешь?
— Просто книга, которую мне отдала мама. Это была книга моего отца. Она подумала, что мне понравится.
Его отец был мертв. Что-то, чего я не должна была знать, потому что он мне этого не говорил.
— Твой отец…
— Умер, когда мне было двадцать шесть.
Я молчала. Нормальной реакцией было бы сказать, что мне жаль, но я знала, что подавлюсь словами.
Отец Эмметта, Нил Стоун — или Стоун, единственное имя, которым папа когда-либо называл его, — убил Ти Джея.
Папа отомстил. Воины устроили засаду на Стоуна в «Бетси» и убили его.
Мое сердце учащенно забилось, потому что я не хотела говорить о Стоуне. Это была личная территория, а мы не были близки.
— Мама рылась в его вещах, — сказал он. — Она отдала мне ее в пятницу на прошлой неделе.
В пятницу вечером он написал мне смс и сказал, что вернется домой поздно, что напишет мне, когда будет в пути. Мы встретились после девяти, и не расставались до утра понедельника.
Я заперлась, отгородилась от реальности и притворилась, что часы не идут.
— Ты уже прочитал ее? — спросила я, поворачиваясь, чтобы видеть его лицо.
— Нет, но она прочитала. Ей понравилось.
Его мать, вероятно, будет опустошена, если Эмметт попадет в тюрьму. Но в этом и был смысл, не так ли? Причинить этим людям такую же боль, какую они причинили нам?
Эмметт опустил глаза и мгновение пристально смотрел на меня. Его взгляд был почти нечитаем в темноте. Мог ли он видеть чувство вины, ползущее у меня под кожей? Оно было черным и переплеталось с моими венами, темнее, чем любая из его татуировок.
Я первой оторвала взгляд, повернувшись, чтобы посмотреть на черные деревья. Полумесяц сиял над нами в безоблачном небе и освещал верхушки самых высоких вечнозеленых растений.
Что я делаю?
Этот вопрос пронесся у меня в голове, и слабость разлилась по моим костям. Папе бы не понравилась моя слабость. Папе бы не понравилось, что мою слабость зовут Эмметт Стоун.
Я сделала большой глоток пива. Если бы папа догадался, что у меня были сомнения, он бы бесконечно отчитывал меня. Он бы посоветовал мне работать лучше.
На самом деле, он бы заменил меня.
Он бы устроил так, чтобы кто-нибудь другой пришел за «Тин Джипси». Может быть, он связался бы с другим клубом, с тем, который ворвался бы в Клифтон Фордж и оставил за собой след из мертвых тел.
Единственное, что сдерживало смерть, была я.
Мое сердце колотилось так громко, что Эмметт мог его услышать, поэтому я сделала глубокий вдох, придавив его своим весом, и опустошив легкие, я усилием воли заставила себя успокоиться.
Его пальцы нашли кончики моих влажных волос, накручивая прядь на один из своих пальцев, когда он поднес к губам свою бутылку пива.
Он возненавидит меня.
Месяц назад я надеялась на ненависть. Я надеялась, что он сгниет в тюремной камере, проклиная мое имя. И если бы все пошло по плану, я была бы свободна, упиваясь своей победой.
Какой же дурой я была.
— Нова.
— Да.
Эмметт наклонился и поцеловал меня в висок.
— Что происходит у тебя в голове?
— Ничего, — солгала я. — У меня был дерьмовый день на работе. Вот и все.
— Хочешь обсудить это?
— На самом деле мы не можем, не так ли? — Мы не можем.
Он прижался бородатой щекой к моим волосам.
— Да, думаю, не можем.
Мы сидели там, пока наше пиво не опустело, а мои щеки не порозовели от холода. Эмметт повел меня внутрь, выключил свет и включил сигнализацию, прежде чем мы вернулись в его кровать, где он прижал меня к себе.
Я расслабила свое тело, но сохраняла бдительность. Бодрствуй. Его дыхание выровнялось. Хватка, которую он держал на мне, ослабла. И пока он дремал, я боролась с тяжестью в своих веках.
Пришло время двигаться вперед. Пришло время действовать. Пока мой отец не счел меня недостойной. Пока у меня окончательно не сдали нервы.
Я отодвинулась от Эмметта и лежала совершенно неподвижно, а когда убедилась, что он не проснулся от моего движения, я слезла с кровати.
Его комната, как и весь остальной дом, была заставлена прекрасной мебелью. Я прошла мимо комода с шестью выдвижными ящиками, мои ноги утонули в плюшевом ковре в ацтекском стиле, который покрывал большую часть деревянного пола и исчезал под его массивной кроватью королевских размеров.
Мои шаги были медленными, задержав дыхание, я на цыпочках вышла из комнаты и
