Пока.
За спиной хлопает дверь. И этот звук, как выстрел арбитра, дает волю моим слезам. Трясущимися руками избавляюсь от блузки. Стаскиваю лифчик. А они тихо льются по щекам, заполняют рот, капают на устланный керамогранитом пол. Ничего-ничего. Это светлая грусть. Как на похоронах человека, который долго болел и, наконец, отмучился. Даже странно, что я никак не могу успокоиться. Злясь на себя, рывком стаскиваю брюки. Переступаю через широкие штанины. Тихий плач перерастает в задушенные рыдания, рыдания – в жалкий скулеж. Смешно. Я и не знала, что мой организм способен издавать подобные звуки. Я сильная, в конце-то концов!
Глотая всхлипы, опускаюсь на пол. Скрещиваю руки на бортике ванны, опускаюсь на них раскаленным лбом. За собственным воем не слыша, как дверь опять открывается.
– Ну, какого хера, Вик?! Что ты устроила?
Цепенею.
– Ничего! Ты почему еще здесь? Кажется, тебя ждут.
– Да блядь, – хмыкает он. – Тебе тридцатка, Вик, а ведешь себя хуже тупой малолетки. Что за пиздострадания?
Смеюсь. Потому что он прав, да…
– Уйди, Мир. Пожалуйста. Я сейчас не в форме. Дело не в тебе, просто… Авария, и таблетки эти… Знаешь, как меня от них плющит? Хотя… Откуда тебе знать, да?
– Сука, – рявкает Мир. Нет, я понимаю, что это о ситуации в целом, а не обо мне, но как-то от этой мысли не легче. – Вик, я ведь не обещал иного, правильно?
– Конечно. Так я и не жалуюсь.
– Да? А мне показалось, что как раз этим ты и занимаешься.
– Я просто констатирую факт!
Смешно. Так смешно, блин. Голос дрожит, срывается, я реву в три ручья и на каждом слове по три раза всхлипываю, но все равно настойчиво пытаюсь его убедить, что все нормально. Какие у меня шансы на успех при таких вводных?
– Вика!
– Не обращай на меня внимания, понял?! Это все гормоны, – тянусь за халатом.
– Тогда, может, ну его на хер, если оно так по тебе бьет?
– Я справляюсь.
– Ага. Я вижу. – Мир опускается рядом со мной на пол и откидывается затылком на стену. – И часто тебя так нахлобучивает?
– Так – в первый раз. Наверное, это из-за аварии. Перенервничала.
– Сюда иди, горе луковое.
– Нет.
– Тебя не понять. То чуть не насилуешь меня, то отталкиваешь.
– Я не виновата!
– Это гормоны. Ага. Я так и понял.
– Ну, прости. Гормоны, да. В отличие от тебя, мне не с кем снять напряжение.
– Так, может, не надо было того парня бросать, а, Вик?
Резко поднимаю взгляд. Господи, да ему же все равно. Тупо все равно. С кем я буду трахаться. И буду ли. Никакой ревности. Он как будто в самом деле желает мне счастья. С другим. Сказал бы мне кто-то десять лет назад, что так будет – ни за что не поверила бы. Мир – ужасный собственник. Для него было важно, что он у меня первый. Да, он никогда об этом не говорил, но этого и не требовалось. Даже в свои восемнадцать я понимала, что мальчик, который всю жизнь что-то за кем-то донашивал, не мог отнестись к этой ситуации по-другому.
– А может, и не надо было, да… – кривлю губы, поднимаясь на ноги. – В конце концов, редко какой мужчина так хорош в постели. Мне уже лучше. Спасибо, что побыл со мной.
Несмотря на все мои опасения, Мир больше меня не задерживает. Это конец. Я точно знаю. Глупо вести войну ради войны, осознавая, что победы тебе не видать. Это чистый мазохизм, который мне совершенно не свойственен. Я не стану его задерживать. И ни за что больше не стану ждать.
Возвращаюсь в кухню. Подхожу к окну. Беру давно уж остывший кофе, подношу чашку к губам, когда в отражении стекла из темноты за моей спиной проступает Мир.
– Черт тебя дери! – выпаливает он зло, дергая меня на себя. Так себе заход, да? А меня размазывает осознанием его капитуляции. Пусть он о не й и пожалеет. Прямо сейчас Мир дает понять – в этой битве победа остается за мной. И так сладко капитулирует. Смотрит, будто только обо мне и мечтал, внушает, что я единственная. Но я не обманываюсь нисколько. Обреченность в его голосе не сулит нам ничего хорошего в будущем. Ну и черт с ним, да?
Замираем нос к носу. Решайся, ну?!
– Ну, что смотришь? Нельзя тебе перед сдачей анализов.
То есть дело исключительно в этом?
Гашу вспыхнувшее было желание послать лесом все свои планы. Еще не хватало, чтобы он решил, что мое желание родить – блажь. Или, чего хуже, действительно попытка удержать его возле себя любыми средствами.
– И к тому же это ничего не изменит. Лишь только усложнит мою жизнь.
Говорит, а как будто сам себе не верит. Или я опять выдаю желаемое за действительное? Господи, ну подай ты уже, что ли, знак! Дай понять, что я в очередной раз обманываюсь.
– Да. Да, конечно. Я… – откашливаюсь, прочищая горло, но снова не успеваю договорить, потому что он затыкает мне рот поцелуем. Таким жадным, что у меня пальцы на ногах поджимаются, а тело откликается чувственной дрожью, сочащейся влагой, собирающейся между ног. И отчаянной болью в груди, куда с такой силой бьет ожившее сердце.
Разряд – Мир подхватывает меня и усаживает на подоконник.
Разряд – его пальцы на мне, и дыхание… рот в рот.
– Ми-и-ир, – тяну, бесстыже это все принимая. – Мир. Хороший мой… Мир.
О своем приближающемся бесплодии я узнала неожиданно. Мы были с Миром всего второй месяц вместе, когда наша встреча пришлась на первый день месячных. Учитывая то, как болезненно они у меня протекали, обычно я ждала их с ужасом, но из-за Мира все на свете забыла. Боль застала врасплох. Как назло, необычно сильная. Помнится, я даже плакала… Пока не отъехала вовсе.
Мира это испугало. Он поднял все свои связи, нашел лучших врачей. Заставил меня пройти через кучу серьезных обследований, хотя диагноз был понятен практически сразу. Что меня удивило, так это то, что Мир воспринял новости едва ли не с облегчением. Удивило и вызвало лютый протест. Тогда я не понимала, как он так может? Оказалось – все просто. Мир не хотел
