Она не помнит то, какой была раньше, но после больницы девушка плачет едва ли не каждый день. Не пытается с собой бороться, чувствуя потребность в таком выплеске эмоций.
— Тебя кто-то обидел?
Закусывая губу, Ева качает головой.
— Нет. Все хорошо, милая.
— Ты красивая, чувствуешь?
Теплая ладошка ложится на щеку девушки, и короткий смешок снова вырывается из ее губ. Даже дышать вдруг становится потрясающе легко.
Исаева не знает, почему София использует определение «чувствуешь». Специально или по ошибке? Не «видишь» и не «знаешь» — «чувствуешь».
Удивительно, но именно из уст девочки этот вопрос звучит правильно. Чувствовать гораздо важнее.
Бросая мимолетный взгляд в сторону Адама, Ева смущенно кивает.
— Да, иногда я это чувствую.
Замечая, как парень на нее смотрит.
— Хорошо, — одобряет девочка, сдувая челку.
Опуская ладонь, берет Еву за руку и в этот раз весьма решительно тянет за собой в гостиную.
— Адам говорил, ты умеешь играть? — с предвкушением расширяет глаза София.
Рассеянно моргая, Исаева не сразу понимает, о чем она спрашивает. Пока девочка не указывает рукой на пианино.
— Да, — весьма неуверенно.
Но ей кажется, что умеет.
— Вау! — громко выкрикивает малышка и шумно вздыхает, мягко подталкивая девушку на продолговатое сиденье.
Ева напрягается, взирая на черно-белые клавиши. Не знает, что делать. С чего начинать?
Девочка снова наклоняется к ней, заглядывая в глаза. Беспорядочно пробегает пальцами по клавишам, будто помогая вспомнить технику, и чрезвычайно эмоционально вздыхает, когда видит, что Ева все еще колеблется.
— Адам тоже умеет играть. Но не любит, — понижает голос до шепота. — Это пианино его мамы.
— Софи, — строго, и в то же время не злобно, обрывает ее Адам. Когда девочка внимает его оклику, сухо добавляет: — Много текста.
Она закатывает глаза и проводит пальцами вдоль линии губ, словно бы закрывая их на молнию.
[1] Фрэнки Штейн (англ. Frankie Stein) — кукла из серии фэшн-кукол Монстер Хай. Дочь чудовища Франкеншейна и его невесты. У неё длинные черно-белые волосы. Один голубой, один зелёный глаз, кожа бледно-зелёного цвета.
Глава 33
Некоторое время все трое молчат, но София, конечно же, не может долго сдерживать своего любопытства. Поворачивается так, чтобы Адам оставался за ее спиной.
— А что ты можешь сыграть? — шепотом спрашивает Еву, наивно полагая, что если он не видит, как двигаются ее губы, то и не услышит.
— А что бы ты хотела? — подыгрывая девочке, шепотом интересуется Исаева.
— Шопинга. Умеешь?
— Шопинга? — растерянно переспрашивает Ева. Сообразив, что Софи имеет в виду, смеется. — Шопена?
— Да, Шопена, — пожимает плечами и говорит в полный голос, забывая о своей осторожности.
— Могу.
Пробует клавиши пальцами, рассчитывая на то, что нужные знания воскреснут по ходу. Указательный палец правой руки несколько раз давит на одну и ту же клавишу, прорезая застывшую тишину резким высоким звуком. А следом безымянный и мизинец, будто живя своей собственной жизнью, тянутся в сторону. Левая рука опускается с другого края, синхронизируя звучание.
Не сразу понимает, что исполняет вовсе не Шопена.
Мелодию, звук которой поднимает внутри нее целую бурю эмоций. Тревогу, отчаяние, грусть, страх, панику, гнев и обиду.
— Что это за мелодия? Почему она ее постоянно играет?
— Моцарт. Реквием по мечте.
— То-то же, похоже на похоронный марш. Остановите ее. Пусть играет что-то другое.
Захватывая воздух губами, отрывает пальцы так резко, словно клавиши обжигают кожу. Прикрывая глаза, переводит дыхание.
— Почему ты остановилась?
Голос Софии заставляет собраться. Разжать сжатые в кулаки руки. Прикоснуться к пианино по новой. В конце концов, она точно знает, что прежде точно так же много раз пересиливала себя.
Наигрывает не ту мелодию, которую ей пришлось бы исполнять в прошлом. Выбирает чарующую и сказочную, которая не тянет за собой ворох неприятных воспоминаний.
— Гарри Поттер! — моментально угадывает Софи, хлопая в ладоши.
Приподнимая подол длинной кофты, кружит по гостиной.
У Титова по телу пробегает дрожь, и сердце то запинается, то учащенно несется. Он смотрит на Еву, открывая ее новые грани. Она играет идеально. Даже без нот. Пальцы виртуозно перемещаются по клавишам, точно зная последовательность и силу нажатия. Зубы зажимают нижнюю губу. Волосы, руки и плечи двигаются в такт.
А София, заискивая перед Евой, требует играть еще и еще. Король Лев, Розовая пантера, Алиса в стране чудес, Пираты Карибского моря, Том и Джерри, Анастасия. Одну за другой. Последнюю — с тройным повтором. Только выбившись из сил, наконец, заваливается с ногами на диван. Просит включить мультики.
Возникает некая тишина, когда Софи смотрит в экран, следя за происходящим с удивительным вниманием. Адам с Евой не могу похвастаться тем же. То и дело обмениваясь поверх неподвижной головы девочки напряженными взглядами.
«Пара часов» растягивается до позднего вечера. У Софии поднимается температура, и Титов, уговорив ее выпить жаропонижающее, носит ее по комнате. Слегка покачивает. Голова девочки доверчиво покоится у него на плече, а глаза закрыты, но она не спит.
— Ты все еще считаешь, что было бы лучше, если бы вместо меня родился мальчик?
— Боже, Софи… Я сказал это сто лет назад.
— Я запомнила. Ну, так, как?
— Нет. Это была глупая ложь. Я самый счастливый двоюродный брат на свете.
— А я самая счастливая сестра.
У Евы от этого диалога все сжимается в груди.
Разве может Адам быть плохим человеком? После сегодняшнего дня ей крайне трудно в нем усомниться. И нестерпимо хочется быть частью его жизни. Какие бы проблемы и испытания это за собой не повлекло.
Диана приезжает вместе с Терентием. Увозит утомленную за день Софию уже спящей. Звонок в дверь раздается спустя каких-то пять минут после их ухода, и Ева, предполагая, что они что-то забыли, открывает двери.
Рослый крупный мужчина проталкивается в квартиру, небрежно отпихнув ее в сторону, и широким шагом проходит прямо в гостиную, где находятся после ужина Адам с отцом.
Тяжело дыша, Ева идет следом за ворвавшимся в дом типом.
Адам поднимается на ноги, едва тот проходит сквозь высокий проем арки. Напряженно замирает, пока не находит глазами Еву. На ходу протягивает к ней руку, и она, подгоняемая каким-то бессознательным чувством, медленно, словно кто-то замедлил жизнь, скользит ему под бок. Чувствуя тяжесть руки Титова на своих плечах, с тихим облегчением переводит дыхание. Но не может оторвать взгляда от пронзающего их ненавистью мужчины.
Его глаза кажутся ей ошеломляюще знакомыми. Глубокие, темные, холодные, затягивающие.
В груди бьются какие-то чувства. Даже в ушах шумно становится.
— Чем обязаны? — спрашивает Терентий Дмитриевич.
Ева впервые слышит ледяной холод в его обычно мягком голосе. Гость презрительно кривит губы и останавливает на нем свой взгляд.
— Я подумал, что к столь близкой родне да поздним вечером можно и без приглашения, — едва он начинает говорить, у Евы перед глазами расплываются мутные разноцветные пятна.
«Как же меня бесит твоя излишняя эмоциональность. Подбери сопли! Когда ты уже поймешь, что эти твои нюни не решают проблем?»
— Ближе к делу, — голос Адама тоже напряженный и агрессивный.
Мужчина закладывает руки в карманы брюк и неторопливо проходит несколько метров вглубь комнаты. Туда и обратно.
Ева чувствует, как сильно бьется сердце Титова под ее ладонью и понимает, что ее колотится точно так же.
— Может, я бы и отдал тебе свою дочь, будь твоим отцом Терентий. Может, — делает паузу, смеряя Адама пронзительным взглядом. — Может, ты и сгодился бы на эту роль, не перейми от Руслана его гнусную наглость и алчность к чужим владениям.
