Красивое зрелище, твою мать.
– Как тебя сюда занесло?
Пытается вытрясти из нее правду нахохлившийся хмурый Шилов, пока она невозмутимо фланирует мимо него – к валяющимся на кафеле сумке и телефону, и терпит такую катастрофическую неудачу, что едкий злорадный смешок булькает у меня в горле.
– Громов тебе все сказал. Мне захотелось немного поплавать.
Бесцветным голосом, в котором нет ни намека на нежность или трепет, сообщает она и сбрасывает промокшие насквозь ботинки на высоких острых каблуках. Ловко подхватывает свои вещи и удаляется, гордо вскинув подбородок.
Вода течет с нее тонкими струйками, образуя ассиметричные лужицы-кляксы, только ей все нипочем. И уже спустя пару секунд хлопнувшая дверь в раздевалку отсекает нас с обалдевшим Шиловым от Станиславы.
Я все еще ей восхищаюсь. И это бесит.
– Громов, ты охренел?!
Возмущенный крик вот уже в третий раз за несчастные пять минут разрезает пространство и взмывает к потолку, оседая серной кислотой у меня на нёбе. Может быть, малодушно, но я не имею ни малейшего желания выяснять отношения с бывшим другом и в чем-то перед ним оправдываться. Особенно после того, что между нами произошло.
Поэтому выскальзываю из бассейна вслед за умчавшейся Славой, игнорируя мельтешащего под ногами Кирилла, сыплющего проклятиями и предостережениями, которые я совершенно точно не возьму во внимание.
– Ты?!
На середине очередной пафосной фразы о том, что со мной сделают, если я не отстану от Авериной, Кир вдруг осекается и начинает давиться воздухом. Выпучивает глаза, держится за горло, я же прослеживаю направление его взгляда и криво ухмыляюсь.
– Охренел. Да.
Касаюсь подушечками пальцев Славкиных инициалов, выбитых у меня на груди, и ощущаю, как под ними чертов мотор перегоняет горячую кровь.
Сколько раз я смотрел на эти завитушки и материл и себя, и ее. Сколько раз в порыве всепоглощающего гнева или затянувшейся агонии я порывался свести служащую напоминанием татуировку. Не решился. Не смог.
Мотнув головой, я отгоняю безрадостные серые мысли, рассеянно переодеваюсь и не замечаю переполненного лютой ненависти Шилова. На автомате проскакиваю коридор, на ходу просовывая руки в рукава неизменной кожаной куртки, и скатываюсь по ступенькам во двор. Миную трущих детали тусы одногруппников, поправляю ворот свитера и, преодолев половину парковки, останавливаюсь у недавно перешедшей в мое владение ласточки.
Веду ладонью по гладкому блестящему боку агрессивной черной Камаро, цепляю боковое зеркало заднего вида и позвоночником чую, как между лопаток впиваются заинтересованно-завистливые иглы.
– Обалденная тачка, Гром!
– Да это произведение искусства!
Одобрительно гудят вынырнувшие из-за угла парни-пловцы, оттесняющие в сторону приплетшегося за мной Кирилла, тщетно старающегося перекрыть восторженный гул своим кислым «ничего особенного». Я же окунаюсь в бассейн радости при виде улыбающегося мне Тёмки и раздавшегося в плечах Ваньки.
Больше не первокурсники и давно уже не сопляки в мгновение ока подлетают ко мне, душат в дружеских объятьях, демонстрируя, как сильно они по мне скучали, и второй раз за день норовят сломать мои похрустывающие ребра.
– Ладно, ладно! Мне тоже вас не хватало, пацаны.
Бодаю Артема головой в грудь, толкаю Ивана плечом и выбираюсь из этого тесного теплого кольца, чтобы друзья могли по достоинству оценить взятую в рассрочку красавицу, ее литые идеальные изгибы и просто охрененные диски.
– С приездом, Гром!
– Когда на тренировку придешь?
Перебивают друг друга ребята и смотрят на меня с такой надеждой, что эйфория растекается по венам.
Мне здесь рады. Меня здесь совершенно определенно ждали.
– Громов не нужен в сборной!
Глава 30
Слава
Банально, но это только в присутствии готовых перегрызть друг другу глотки парней мне удается корчить из себя железную леди, которой нет дела ни до ледяного душа, который ей спонтанно устроили. Ни до неправильной близости с Громовым, которая дурманит и причиняет боль одновременно. Ни до колкого осуждения, плещущегося в глазах у того, кто должен стать моим мужем меньше чем через месяц.
Стоит лишь массивной двери отрезать меня от набычившихся Тимура с Кириллом, как я проваливаюсь в пучину такой привлекательной апатии. Серое безразличие накатывает мерными волнами, усталость заполняет каждую клеточку промерзшего тела, а к подгибающимся ногам словно привязали тяжелые гири, которые ни снять, ни выбросить.
Я дышу часто и сипло, переживая калейдоскоп противоречивых эмоций из тоски, гнева и необъяснимой эйфории. Бурно ругаю себя за то, что поддалась соблазну и очертя голову рванула к Громову в бассейн. А еще очень хочу быть такой же сильной и несгибаемой, как Панина, которая в подобной ситуации точно послала бы всех в замысловатое эротическое турне и вздернула бы вверх оттопыренный средний палец.
Я же до сих пор не могу справиться с трясущимися конечностями.
– Станислава?
Как из-под земли, передо мной вырастает как всегда идеальный Белов в идеально сидящем на его атлетической фигуре костюме и идеальных черных туфлях, на носу которых нет ни единой пылинки. Правда, всю безупречность молодого преподавателя портят живущие своей жизнью брови, выразительно ползущие вверх при виде насквозь промокшей меня.
– Здравствуйте.
Пищу я, пока непроницаемый рентгеновский взгляд скользит по моим разметавшимся в беспорядке волосам, фиксирует напрочь испорченный макияж и быстро спускается к ступням в мокрых капроновых носках.
– Аверина, вы же простудитесь и заболеете. А кто мне потом зачет будет сдавать?
Пытается развеселить меня шуткой обычно хладнокровный, как сотня удавов, блондин и даже стягивает с себя пиджак, чтобы прийти на помощь попавшей в беду девушке. Только вот я испытываю колоссальную неловкость и, вывалив на собеседника тонну благодарностей, сбегаю. Успев сообщить, что у доброй самаритянки Паниной имеется комплект запасной одежды для невезучей меня.
– Господи, Стася!
Всплескивает руками Полинка, которой я позвонила парой минут раньше, когда отошла от первого шока, и затаскивает мое неудачливое величество в туалет. Критично изучает прилипший к моему телу джемпер, сгружает мой нехитрый скарб на подоконник и бросает на пол спортивную сумку. В которой, на счастье, имеются плотные черно-розовые леггинсы, спортивный топ, удобные розовые Нью Бэлэнсы и безразмерная серая толстовка.
Стучит носком грубых ботинок по кафелю, пока я переоблачаюсь в ее спортивную форму, и достает из заднего кармана узких дизайнерских джинсов пачку влажных салфеток.
– Стой смирно.
Укоризненно шикает прокурорская дочка, когда я пытаюсь пробраться к зеркалу, чтобы узреть масштаб случившейся катастрофы, и бережно удаляет с моего лица остатки чернильно-черных разводов. Как будто имеет диплом по ободрению попавших в затруднительную ситуацию девиц.
– Спасибо, Поль.
– Не за что.
Отмахивается, словно я только что сморозила несусветную глупость, и выталкивает меня обратно в коридор. И я отчего-то жду, что из-за угла снова выскочит заботливый Белов со своим стильным пиджаком в руках.
Нервно хохотнув, я плетусь следом за Паниной и в глубине души радуюсь, что она строго-настрого запретила мне садиться за руль. Едва не отвесила увесистый воспитательный подзатыльник и предложила устроить у нее на квартире маленький девичник с виноградом, тремя видами сыра и бутылкой сухого красного вина.
От подобной перспективы у меня во рту собираются слюни, апатия отступает, и я даже готова взять на себя готовку чего-нибудь сытно-мясного, если по пути мы заскочим в подходящий гипермаркет. И я уже успеваю расслабиться и нарисовать в воображении с десяток воодушевляющих картинок, когда мою идиллическую реальность ломает своей вибрацией зажатый в ладони телефон.
Недолго я смотрю на высветившееся на экране имя и, подавив вздох сожаления, принимаю царапающий по нервам вызов.
