— Замолчи! — он рявкает на дочь. — У тебя пять минут. Ты собираешь свои вещи. Я забираю тебя домой.
— Я никуда не поеду с тобой, отец. Хватит уже мне указывать, — Оля поднимает выше подбородок.
От волнения у нее дрожит голос и нижняя губа, но она очень стойко держится.
— Уверена? — хмыкает он.
— Да. Не могу я больше жить под твою диктовку.
— Хорошо, — его голос становится обжигающе — ледяным. — Не нравится жить за папины денежки? Работать на хорошей работе? Гордая и самостоятельная стала? Посмотрим, как быстро ты ко мне приползешь, когда у тебя не останется ни копейки! — рявкает на нее отец. — А ты, — дернув верхней губой, тычет в меня пальцем. — Нет тебя больше. Привыкай к этой мысли!
Глава 36
Радомир
Прилично хапнув адреналина, сглатываю собственный пульс, застрявший в горле и зло смотрю на Лекса. Оля успокаивающе гладит меня по плечу, хотя у самой дрожат пальцы. Беру ее за руку, крепко сжимаю и отпускаю. Старший Яровский все еще тяжело молчит. Его побелевшие ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. Мама плачет. Она всегда видит излишне много трагизма там, где можно обойтись парой вздохов и просто забить. Филатовы в наш конфликт не лезут. У меня стойкое ощущение, что до них еще не дошло, что дочка попала в постель не к тому брату и все их планы по укреплению бизнеса за счет моего отца летят к чертям.
— Радик, скажи мне, что это сон, — всхлипывает мама. — Просто дурной сон. Ты же не мог так с нами поступить.
— С вами?! — ее слова задевают. — С вами, мама?!
Оля снова сжимает мое плечо, тормозя все, что сейчас может вылиться на мать. Она не виновата. Да, не защищала никогда особо, считая, что отец всегда прав. Она слепо убеждена в том, что решение, принятое мужчиной не оспаривают.
Брат набухивается шампунем. Точно зашью придурка! Молча обхожу стол и выдергиваю из его рук бутылку. Он пытается сопротивляться. Замахиваюсь со злостью, мать вскрикивает, Лекс усмехается.
— Ты не пьешь, — цежу сквозь зубы.
— И что, даже в морду не дашь? — провоцирует гаденыш.
— В мой кабинет, Радомир, — рявкает отец. — Ужин закончен. Прошу прощения за некрасивую семейную сцену, — извиняется перед Филатовыми, — Обещаю, мы во всем разберемся. Проводи гостей, — кидает матери, дергает меня за рукав, иду за ним.
Входим в его кабинет. Он первый, я следом за ним. Резко разворачивается и всаживает мне кулак в челюсть. От неожиданности не успеваю правильно среагировать. Голова дергается, отступаю на шаг назад.
— Развода не будет! — заявляет он. — Делай, что хочешь! В ноги ей кланяйся, на коленях ползай, прощения проси за то, что член в штанах не удержал. Никакого развода, Радомир!
— Это не тебе решать, отец. Мы с Ольгой без тебя разберемся, — на всякий случай ставлю ноги шире в более устойчивую позу, чтобы в случае еще одной попытки дать мне в морду, увернуться. Отвечать отцу таким образом я не стану ни при каком раскладе.
— Ты хоть немного соображаешь, что делаешь? — он идет к бару, открывает его, но тут же с грохотом закрывает обратно. Разворачивается и зло смотрит на меня. — Ты знаешь, сколько всего у нас завязано на сотрудничестве с Ольгиным отцом?
— Знаю. Не вижу препятствий для его продолжения. Или что? Без нашего брака поставщики за границей прекратят производство и поставку препаратов? Касьянов через наши клиники отмывает столько бабок, что брак с его дочерью волновать его вообще не должен!
— Ваш брак с Ольгой — это гарантия, Рад! Га-ран-ти-я! Чтобы с его, как ты выразился, бабками все и дальше было нормально! А ваш совместный ребенок стал бы вообще пожизненной печатью на всех наших с ним договорах. Такие люди, как Касьянов без стопроцентных гарантий безопасности для своей задницы и своих денег не работают! Без него у нас не будет таких скидок на необходимые лекарства, — напоминает он. — Мы не сможем продать их на местном рынке и потеряем часть своих платящих пациентов. Знаешь, что это значит? Нам придется поднять ценник на наши услуги и сократить количество мест, которые у нас проходили по субсидированию от государства. Оно не покрывает расходов на аренду, зарплаты сотрудников и все остальное. Это была наша фишка. Я столько сил убил на то, чтобы это все отладить. Чтобы ты, мой сын, мог реализовать себя, как специалист и не думать ни о чем. Чтобы мои внуки ни в чем не нуждались! Ты все это решил похерить просто потому, что у тебя встал на невесту брата?
— Я люблю Риту, отец. И не дам Лексу ее ломать. Он повзрослеет, влюбится по-настоящему и все поймет. Оля найдет мужчину, который будет ее любить и будет счастлива. Я искреннее желаю ей счастья. Не со мной.
— Значит ты серьезно решил кинуть всю свою семью. А о Рите ты подумал? На что ты будешь содержать юную, избалованную принцессу, когда останешься без работы и наследства?
— Я найду работу…
— Идиот! — перебивает отец. — Не найдешь! Я обещал, что лично все для этого сделаю, если ты посмеешь подставить меня. И не сомневайся, Радомир, я это сделаю. А Касьянов мне в этом с удовольствием поможет. Такой жизни ты хочешь для себя, Оли, Риты? Ради чего все? Она так хороша в постели, что ты решил продать свой талант за секс?
— Прекрати, отец! Ты совсем не слышишь меня?
— Пошел вон, — хрипит он. — Вон, я сказал! Нет у меня больше сына! Видеть тебя не хочу!
Еще долгую минуту стою и смотрю ему в глаза. Разворачиваюсь на пятках, напомнив себе этим жестом младшего брата. Выхожу из кабинета и натыкаюсь на Ольгу. Она стоит, прислонившись спиной к перилам и смотрит на дверь.
— Слышала все? — кивает. — Тебе есть, где переночевать?
— Я уже забронировала номер в отеле. Завтра займусь поисками квартиры. Тебе не сложно помочь мне с вещами?
— Сейчас?
Снова кивает и под гул голосов снизу мы проходим в крыло со спальнями. Достаю два больших чемодана, с которыми мы единственный раз летали с ней отдыхать. Оля складывает все самое необходимое.
Мама заглядывает в комнату, видит раскиданные на кровати вещи и снова рыдает, сообщая нам, что проводила шокированных Филатовых, которые так и не смогли дозвониться до дочери.
— Вы не будете против, если я заеду, заберу остальное через пару дней? — спрашивает у нее Оля. — Не плачьте. Поверьте, это решение оказалась для нас с Радом очень непростым, но так правда всем будет лучше.
Забираю Олины чемоданы, несу в свою машину. На улице обнимаю маму за плечи и обещаю, что все будет нормально. Мы взрослые, мы разберемся.
На лестницу выходит и садится на ступеньку Лекс.
— Брат, не бухай больше. Я сдержу слово, — тихо говорю ему. Знаю, что он слышит. Сидит, привычно кривит губы в усмешке. — Прости, — говорю еще тише, — показывает мне фак. — Все, мам, мы поехали.
Сажусь за руль и везу Олю в отель. Она молчит всю дорогу, я тоже думаю о своем. Город уже погружается в ночную жизнь. Горят теплые желтые фонари, гуляет молодежь, из портативных колонок орет разная музыка, раздается громкий смех.
— Я столько всего пропустила в погоне за идеальной жизнью, — тихо вздыхает жена, глядя на них через свое окно.
— Я тоже, — тепло улыбаюсь ей. — Еще не поздно наверстать.
— Думаешь? — протягивает руку и касается моей ладони, сжатой на руле.
— Уверен, — подмигиваю ей. — Молодые, красивые, здоровые. Что нам может помешать?
— Родители, Рад, — Оля снова отворачивается от меня.
— Решим.
Паркуюсь возле небольшого уютного отеля. Провожаю ее до администратора, расплачиваюсь за номер со своей карты.
Договариваемся, что будем на связи. Олька подходит ближе и обнимает меня, утыкаясь губами в щеку. Глажу ее по спине, целую в висок и еще раз благодарю за то, что услышала и все поняла.
Она смотрит мне в спину, пока я иду в сторону выхода. Подходит к большому окну с тонированным стеклом и машет рукой.
Сажусь в машину и еду домой. Нервы все еще звенят, как натянутые струны, на виски давит не умещающимися в голове мыслями. Торможу у банкомата и без сожаления опустошаю свою карту. Ту самую, на которой оставлял деньги на ежедневные расходы. Покупаю в супермаркете у дома большое ведро фисташкового мороженого и от парковки иду пешком к подъезду.
