звучит буднично, но отчаянно сквозит плохо скрываемый интерес. И мне приятно, черт побери, что ее это волнует.
— Хотела, чтобы я к ней вернулся.
— Как? — в глазах изумление. — Прямо на собственной свадьбе?!
— А почему бы и нет?
— И что ты ей на это ответил?
— Что поезд ушел. Я уже женат.
Если судить по лицу, то она осталась довольна таким ответом. Или я снова накидываю на себя пуха.
Дальше мы снова едим молча, тишину нарушает только звяканье столовых приборов о тарелки и барабанящий по стеклам дождь. Безымянный кот, которого я за каким-то хреном притащил к себе домой из приюта, дрыхнет, уютно свернувшись клубком на диване из кожи ламы. Предварительно поточив о тот когти. И обоссав.
Кажется, мне пора посетить психиатра, я начал творить неподвластую никакой логике херню.
— Предлагаю это отметить, — протягиваю руку и беру с центра стола бутылку коньяка.
— Что именно? Унизительное поражение твоей бывшей жены?
— Нет, мое от нее избавление.
И мне не стыдно признаваться, что теперь я «чист», ведь остаточные чувства могут отравлять кровь хуже любой химической зависимости.
Конечно, Ю долго ломалась, уверяя, что не очень дружит с крепкими напитками, что ей совсем «капельку» и вообще «больше хватит», но с каждой «капелькой» становилась все податливее, и вот уже ее рюмка опустела быстрее моей…
У меня не было цели споить ее и уж тем более воспользоваться потом ситуацией, но наблюдать за ней пьяненькой было забавно. Она много смеялась, рассказывала какие-то студенческие глупости, смысла которых я не особо улавливал, потому что больше смотрел на ее рот и периодически на торчащий между бедер треугольник трусиков, когда она неосторожно меняла положение ног. Плюс сотка в карму создателям свободных домашних футболок.
— Давай потанцуем? — протягиваю руку и пытаюсь поднять ее с воздушного кресла-груши, на которых мы сидим уже часа два, распивая коньяк, используя при этом вместо стола пол. — Пошли, Боб Марли старается для нас.
— Нет, я не очень хорошо танцую. Давай лучше ты, — смеется, отбиваясь. — Я никогда не видела мужского стриптиза. Слабо?
Слабо? Мне?!
Да после тридцати мне вообще ничего не слабо, милая. Особенно если залить возрастной цинизм пятизвездочным Мартин. Ну хорошо, еще раскуренным на балконе косячком.
Не без небольшого усилия поднимаюсь с мягкой подушки и, при помощи пульта сменив композицию на Holding On, встаю напротив своего единственного зрителя. Музыка набирает обороты, как и мои развязные движения. Касаюсь рукой паха, кручу бедрами и все это под дикий хохот. Да, она хохочет, прикрывает лицо ладонями и кричит: «я пошутила, хватит», но бронепоезд Шторм так просто не остановить. Закусываю воротник и тяну футболку вверх, оголяя живот, а потом вовсе сбрасываю тряпку за ненадобностью. Взмахом руки приглашаю жену присоединиться. Конечно, она отказывается, поэтому я буквально насильно вытягиваю ее на «танцпол» и вот мы уже вместе топчемся по брендовой тряпке.
Я чувствую аромат кожи женщины, которую сейчас обнимаю, чувствую на своей спине ее горячие пальцы (ниже опусти!). А еще чувствую, что лифчик она не надела.
Молодая, пьяная, без лифчика…
— Илья, у тебя там…
— Что?
— Ну… — стыдливо опускает глаза вниз и шепчет: — Ну… эрекция.
— Забей. Я не трахался три недели, она у меня постоянно.
До чего же ее смущает, когда я вот так прямо говорю о том, что думаю. В комнате приглушенный свет, но вижу, как густо она покраснела.
— То есть, это не потому, что это я, а просто физиология?
— Ты хочешь спросить, хочу ли я конкретно тебя? Постоянно. И даже вписал бы задним числом в наш негласный контракт пару перепихов, но у тебя же светлые чувства к этому твоему… Не знаю, чего ты на нем так повернулась. Ощущение, что у тебя в жизни никогда не было драмы и когда она появилась, ты вцепилась в нее мертвой хваткой и носишься с ней как… — осекаюсь.
Черт, вот черт! И дернуло же меня начать говорить об этом прямо сейчас. Кто меня за язык тянул! Нормально же сидели.
Она заметно мрачнеет. Уходит вся легкость и недавняя игривость.
Музыка продолжает играть, но мы больше не танцуем — просто стоим на моей футболке, правда, по-прежнему не снимая друг с друга рук.
— Извини, занесло. Я не высмеиваю твою любовь к…
Как, блть, сказать?
К трупу?
Покойнику?
Богомолу?
Ка-ак?!!
— К твоему Гене, — нахожусь. — Но просто прошло уже полгода и как бы пора, наверное, смириться и жить дальше. Не находишь?
— Я не смирюсь, пока не выясню все окончательно. Это мой долг! Я должна узнать! Почему никто не хочет меня понимать?!
— Однако же он посчитал своим долгом оставить твои координаты этим ублюдкам, «на всякий случай».
— Если ты Гена был жив, он бы не допустил всего этого, — убирает руки.
— Был? То есть в глубине души ты все-таки смирилась, что его больше нет?
— Я спать пойду, — обижается. — Поздно уже, спокойной ночи.
Споткнувшись о край белого ворсистого ковра, качаясь, выходит из комнаты.
Потрясающая девушка. Даже пьяная в хлам не позволила себе ничего лишнего. Разве такие бывают?
Ночью я просыпаюсь от того, что кто-то скребется в дверь моей комнаты.
— Илья… это я. Там на улице гроза… мне страшно.
И словно в подтверждение ее слов раздается оглушающий раскат грома.
Ничего не отвечая, откидываю край одеяла, и она робко ложится рядом. Не смотря на то, что кровать большая, ложится вплотную, припечатав к моим лопаткам свои обтянутые пижамной майкой сисечки. Твою же ты мать. Какой теперь сон.
Несколько минут лежу с открытыми глазами, ощущая, что таким ядреным стояком можно забивать сваи. А, ладно, была не была:
— А ты слышала о том, что по пьяни не считается?
— Илья!
— Ладно, спокойной ночи.
Моей железной выдержке позавидовал бы сам Далай-лама. Это была первая ночь, когда я спал с женщиной в одной
