― Я не уверена, что у него ДЦП, — Анна стала нервно прохаживаться по комнате, теребя пальцы. — Я посмотрела, чем его лечили, и я думаю, что врачи ошиблись с диагнозом.
― Перестань, Аня! — вспылил Стас, подскочив с кресла. — Этот ребенок болен. И ты никогда не сделаешь его нормальным.
― Он НОРМАЛЬНЫЙ! — возразила жена. — Это с его родителями что-то не в порядке! Пойми, те лекарства, которые ему прописали, обычно не дают при лечении ДЦП. В основном, Миша принимает сильнодействующие транквилизаторы. А это в корне неверно! И я вообще не понимаю, зачем он это принимает?! Да еще чуть ли не с рождения!
― Хочешь его перепроверить? Пожалуйста! Хочешь его усыновить? Валяй! — зашипел Стас, с болью прикрыв глаза и стиснув зубы. — Только не обманывай себя. Никогда этот ребенок не станет здоровым.
― Неправда! Если подобрать правильное лечение, то…
― То ЧТО?! — разозлился Стас, развернулся и подошел к окну. — Он когда-нибудь перестанет ходить под себя и пускать слюни? Ты надеешься, что он заговорит? Или у него волшебным образом исчезнут проблемы с психическим развитием?!
― Ты жестокий! — охнув, упрекнула его жена.
― Я четко вижу реальную картину, Аня. Какие бы врачи его не осматривали, он навсегда останется недоразвитым!
― Я считаю, что ты, как отец, должен взять на себя ответственность и сделать все возможное, чтобы…
― Я и сделал все для него возможное! — возразил Стас, резко развернувшись и зло уставившись на жену. — Мальчик будет обеспечен всем необходимым до конца его дней.
― Этого недостаточно!
― Делай, что хочешь, — дергано пожал он плечами. — Я тебя предупредил, Аня.
― Это все, что ты хочешь мне сказать?!
― А что я должен тебе сказать, Аня?! ЧТО?! — заорал Стас, с силою стукнув кулаком по столу. — Что у меня есть сын, который никогда не станет нормальным?! Который никогда не выздоровеет, не пойдет в школу, не закончит Оксфорд, не встанет во главе моей компании, не женится и подарит мне чертовых внуков?! Сын, над которым все окружающие будут смеяться, показывать пальцем и называть дебилом?! Это я тебе должен был рассказать?!
― Стас, я… — ее глаза растерянно забегали, она обхватила себя двумя руками, словно пытаясь отгородиться от его жестоких, но правдивых слов.
― Аня, моей матери в тридцать пять поставили диагноз шизофрения, а мой отец был алкоголиком, больным ублюдком и извращенцем. Вдобавок, он страдал пограничным расстройством личности, — превозмогая адскую боль, Стас все же признался. — Я каждый год отправляюсь в Швейцарию, прохожу полное обследование, ложусь на профилактическое лечение, пью таблетки, прохожу курс психотерапии, даже медитирую, блядь, в очень слабой надежде, что меня самого пронесет!
― О, Господи! Почему ты мне раньше об этом не сказал?! — в ужасе охнула Анна и отшатнулась на несколько шагов назад.
― И что?! Зная это, ты бы и дальше настаивала, чтобы наш брак стал настоящим?! Что-то я сомневаюсь! — горько усмехаясь, Стас тихо рассмеялся. — Ты бы вмиг сбежала от меня… Я не мог этого допустить. Да и какая теперь разница?! Что было, то было.
― Я… — Анна растерялась после его признания. Она не знала, что сказать. В комнате повисла леденящая тишина. Так он и думал. Никто в здравом уме не согласится жить с человеком, кровь которого отравлена.
― Этот ребенок в принципе не должен был родиться! — воскликнул он, опершись стиснутыми кулаками о столешницу. — У него изначально не было шансов. И, честно сказать, я мечтаю, чтобы он побыстрее умер. Потому что, как по мне, это гуманнее, чем заставлять его страдать. Ладно, это сейчас он маленький. А дальше? Что за жизнь его ждет? Ты об этом думала?!
― Он будет находиться в кругу семьи, близких ему людей, он будет чувствовать себя любимым. И это главное! — упрямо настаивала его наивная девочка.
― И что?! Ты действительно думаешь, что этот малыш хоть когда-нибудь будет счастлив?! Что это за жизнь, Аня?! Овоща?! Хоть на минуту оставь свою доброту где-нибудь в стороне и подумай! От него даже родная мать отказалась, не выдержав… И, по правде говоря, я не могу ее в этом винить!
― Не все люди готовы принять особенных детей, но это еще не значит, что… Да, будет нелегко. Я это прекрасно осознаю. И… — лепетала жена, но уже несколько неуверенно.
― Настя должна была следить за ним еще пару лет. За границей я нашел реабилитационный центр. Там ему обеспечат необходимый квалифицированный уход. Я просто думал, что с родной матерью на начальном этапе ему будет лучше. Что ж! Я ошибся. Значит, он отправится туда раньше!
― Нет! — выкрикнула она, скрестила руки на груди и с вызовом вздернула подбородок. — Я его не отдам! Он будет жить с нами!
― Аня! Очнись! Ты готова угробить свою жизнь, чтобы ухаживать за больным ребенком?!
― ДА! — выпалила она на одном дыхании. — Я откажусь от гастрольной деятельности. Мне все равно не особо нравилось выступать. Я больше люблю сочинять музыку. И мы наймем квалифицированную няню, она будет мне помогать ухаживать за Мишей.
― Ты откажешься от своей мечты, чтобы следить за ребенком, который мало того, что… так еще и не твой?! — от удивления челюсть Стаса поползла вниз, а глаза округлились. Она обманывает себя. Его славная девочка просто пожалела маленького больного мальчика. Аня до конца не осознавала, на что подписывается. — Я тебе не позволю!
― А я не собираюсь спрашивать твоего разрешения! — закричала она. — Мой брат был аутистом. И знаешь, мой отец никогда не согласился бы его отдать чужим людям на воспитание! Они с матерью…
― Так я не твой отец, Аня! — рявкнул Стас. — Мне жаль тебя разочаровывать, но если ты все это время видела во мне своего благородного папочку, то у нас с тобой большие проблемы…
― Ты только сейчас заметил, что у нас проблемы, Стас?! — криво усмехнулась Анна, вскинув руки в стороны, — Я даже не знаю, что меня больше злит… То, что ты изначально не рассказал мне о диагнозе своих родителях, завел ребенка на стороне и умолчал об этом! Или то, что ты с легкостью готов отказаться от Миши!
― Отношения с Настей у меня закончились, как только у нас тобой все закрутилось, — Стас попытался объяснить. — Она забеременела до этого момента! Я тебе не изменял! Я о ребенке узнал, когда уже было поздно делать аборт и…
― А почему я должна тебе верить?! Ты столько лет скрывал от меня сына! И, знаешь, что…
― Не смей… — зашипел он, прекрасно осознавая, к чему она вела. Судя по тому, как ее трясло, как лицо исказила гневная гримаса от острой обиды, а в глазах стояли жгучие слезы — у Стаса не осталось никаких сомнений в том, что именно последует дальше.
― Я думаю, нам стоит пожить отдельно! — выплюнула жена ему в лицо и мгновенно выбежала из кабинета.
“Смотри, сынок, и запоминай, все бабы шалавы и подлые твари. Все предательницы. Все до единой. С ними только так и нужно!” — гоготал отец Стаса, продолжая свои чудовищные пытки над бедной матерью. В голове мгновенно всплыла жуткая картина, а изнутри сильным вулканом взорвалась губительная ярость, проникая в каждую клетку его тела. Нечто, безжалостное и кровожадное, то, что он всеми силами столько лет пытался скрыть и удержать взаперти, стремительно вырвалось наружу. В глазах потемнело от неистовой ярости, пальцы сами сложились в стальные кулаки. И он, как зомбированный живой труп, одержимый демоном, выскочил вслед за женой. Неожиданно на лестнице ему перегородила дорогу Армине, которая, видимо, все это время подслушивала их разговор за дверью. Женщина, схватила его за грудки и затрясла.
― Я знаю этот взгляд! Очнись, Сурен! Не смей! — взмолилась она. — Прошу тебя, сыночек, услышь меня! — Армине плакала и хлестала его по щекам, пытаясь достучаться до той адекватной части его сознания, которая мгновенно оказалась вытесненной. Человеческой части…
― Я не позволю тебе ее и пальцем тронуть! Хочешь до нее добраться, тебе придется поднять руку на меня! — кричала заплаканная Армине. — Сыночек, не надо, умоляю тебя!
Ее пронзительный умоляющий голос… Точно такой же, как в тот злополучный час, когда восьмилетний Стас решил раз и навсегда прекратить зверства отца. Он вспомнил! Тогда голос Армине помог ему прийти в себя, осознать, что он натворил и остановиться. Вот и теперь, мольбы, по сути, чужой ему женщины, заменившей ему родную мать, заставили его, нет не избавиться, а на мгновенье вернуть затуманенное, одержимое сознание. Он в ужасе дернул головой, изумленно взглянул на Армине, отрешенно опустил голову вниз и увидел сжатые кулаки. Ногти врезались в кожу до крови. Одна капля потекла по ладони, и, стекая, упала на белоснежный ковер, оставляя алый развод.