не отлепляясь от стены. — Любовь у нее.
— Ох, Макс… — Лена протянула к брату руку и в поддерживающем жесте сжала его ладонь своей.
— Систер, — он повернулся к ней и посмотрел с надеждой. — Скажи как старшая, мне что делать? С этими… — он поморщился, — чувствами?
Лене ободряюще ему улыбнулась, не позволяя себе слез, которые весь их разговор подступали к глазам. За Макса у нее всегда по-особенному болело сердце. За каждую его обиду и рану — душевную, и телесную, Лена всю свою жизнь испытывала знакомую только старшим сестрам необоснованную вину. Макса всегда отчаянно хотелось уберечь от бед.
— Что делать — решать только тебе, — сказала она, зная, что конкретные советы здесь не жизнеспособны. — Отойти в сторону или все же принять доступную тебе роль, но без расчета на большое. Любовь нельзя заслужить, Макс, — проговорила Лена настойчиво единственную истину. — Иногда человека можно только отпустить.
— Ты любила Дэна, но ушла? — Ее брат для нетрезвого и не спавшего человека удивительно быстро провел аналогию с ее разводом.
Лена кивнула, подтверждая его догадку.
— Но ушла.
— А сейчас? — Макс взглянул на нее с любопытством.
— М?
— Сейчас тоже любишь?
— Почему ты спрашиваешь?
Он скривил губы, словно объяснение было для него непростым, и, зажмурив веки, начал говорить:
— Потому что если любовь — это действительно любовь, то она ведь никогда не пройдет? — Теперь его тон, несмотря на ставший глухим и низким голос, казался ей почти по-детски беззащитным. — Как не проходит любовь к родителям или сестре, — открыв глаза, Макс кинул на Лену смешливый взгляд, на миг придавая своим словам искусственного лукавства, но то не могло скрыть, что на самом деле говорит он серьезно. — Это любовь, другая — неважно, в основе же одно и то же. По факту этим и отличается любовь от влюбленности или привычки, нет? Тем, что мы не перестаем кого-то любить, даже если быть с ними нельзя или невозможно?
— Ты ужасно умен и склонен к философии, братик, — полусерьезно, полушутя заявила Лена после пары мгновений тишины. Ей требовалась короткая пауза, чтобы уложить весь сонм мыслей в способные их выразить слова.
До беседы с Максом у нее была целая ночь, в которую она по большому счету она ломала голову над тем же вопросом, что прозвучал сейчас. Удивительно, насколько суть и ход рассуждений брата совпадал с ее, пусть формулировки они использовали разные, да и выводы у них, кажется, расходились.
Наверное, задумавшись, молчала Лена непозволительно долго, потому как лицо Ярослава, ожидающего ее ответ в настоящем, помрачнело.
— Понятно, — озвучил он бесстрастно собственные выводы, заметив, что она теперь смотрит на него осознанным взглядом.
Лена встрепенулась. Ухватив Ярослава за руку, торопливо и нервно заверила:
— Нет, ты неправильно меня понял. Это, — она перевела взволнованное дыхание, — очень сложный вопрос, и ответ у меня не слишком простой, но, мне кажется, если кто-то и поймет, что я имею в виду, то только ты. — Она взглянула на Ярослава с надеждой.
Немного расслабившись, он, наконец, ответил:
— Я очень постараюсь.
Лена неуверенно улыбнулась и заговорила вновь:
— Я не думаю, что можно окончательно разлюбить, если любишь по-настоящему, но, — не делая пауз, выделила она резко, предупреждая неверные трактовки сказанного, — я знаю, что любовь может быть разной, что она может видоизменяться… — Ярослав молчал, но не казался оскорбленным или разозленным, скорее заинтересованным. — Наверное, спроси ты меня о Денисе до вчерашней встречи с ним, я бы еще долго не знала, каковы мои нынешние чувства, но теперь я совершенно уверена, что больше не воспринимаю его как своего мужчину. — Глаза Яра посветлели, и Лена продолжила уже спокойнее, убедившись, что он не собирается уйти прямо сейчас. — Он… не чужой мне человек, но я полностью приняла, что нам не по пути. Не смирилась, а приняла. — Она вздохнула. — Он останется для меня важным человеком, но на расстоянии. Я не мечтаю быть с ним, я не люблю его так, как любила раньше. Не в смысле силы чувств, а в смысле их природы. Денис для меня стал… как будто родственником или кем-то ушедшим, понимаешь?
В этом году зима наступила для Ярослава неожиданно. Теплая и будто бесконечная осень ввела в заблуждение доверившихся ей москвичей, но снег явился ровно в срок: выпал первого декабря и не растаял. Вопреки традициям круговорота от белого покрова до черной слякоти ни разу не случилось.
С трудом отыскав в центре Москвы свободное парковочное место, Ярослав заглушил мотор и вышел из машины. Он огляделся по сторонам. Зимний вечерний город сверкал больше обычного: витрины местных магазинов покрыли сетки гирлянд, городская иллюминация приобрела рождественские мотивы, кое-где уже стояли украшенные елки — Москва вовсю готовилась к новогодним праздникам.
Медленно падающий с неба снег переливался в теплом свете фонарей. Люди сновали туда-сюда. Кто-то едва ли не бегом направлялся к ближайшему метро, кто-то гулял, держа в руках красиво оформленные стаканчики с логотипом кофеен. Заприметив на одном из таких собственную фамилию, Ярослав улыбнулся.
Наконец, поглубже вдохнув морозный, но противно загазованный воздух — в центре в час-пик зимой всегда было нечем дышать, — он спокойным шагом двинулся к нужному зданию, наслаждаясь самой возможностью пройтись, никуда не спеша.
За минувшие две недели декабря Ярослав сильно устал. Заполненные посетителями кофейни и соответствующая прибыль, конечно, радовали его предпринимательскую душу, но в минуты особой измотанности он завидовал тем, чья работа с наступлением зимы становилась менее напряженной. Для заведений общепита предновогодняя пора была как никогда жарким временем. И в этом году Ярослав оказался занят куда больше, чем в прошлом: надеясь успеть решить все главные задачи до отъезда в Штаты, из офиса он уходил только ближе к десяти.
Вполне ожидаемо для Ярослава, успевшего за детство дочери много раз услышать о ее планах на путешествия, Юлька собиралась воплотить свою давнюю мечту: встретить Рождество и Новый год в Нью-Йорке. С поистине детским восторгом во время звонков по видеосвязи она рассказывала, как они пройдутся по тем же местам, что и Кевин Маккалистер во втором фильме «Один дома», как погуляют по заснеженному (если вдруг повезет) Гайд-парку и посмотрят на дом с квартирой Моники. И обязательно сходят хотя бы на один бродвейский мюзикл.
Слушая по телефону о Юлькиных планах и просматривая отправленные ею в мессенджер ссылки, Ярослав мог только мысленно сочувствовать своим бедным ногам и пояснице — столько ему предстояло пройти. Впрочем, ради долгожданного времени общения с дочерью он был готов на куда большие жертвы.
Билеты были уже куплены,
