бросил концы в воду.
За несколько следующих месяцев выследил сторонников Демьяна, и всех, кто мог угрожать Лене. С Семеном, который делал ей документы, Шелехов расправился до этого сам.
Насколько он смог, похоронил эту историю.
А затем присмотрелся к Глодову. Проблем у того хватало, и серьезных. У обоих масса врагов, обоим нельзя светиться. Андрей предложил свои услуги и тот согласился.
Это был выход.
Андрей понимал: пока он призрак, у него преимущество. Решил уйти на дно, не привлекать внимания к себе, а значит и к Лене с ребенком.
К старым знакомствам возвращаться не стал.
Для всех пропал без вести.
Но все-таки его вычислили. Вычислили ее, что хуже. Андрей перевернулся на бок, убрал волосы, чтобы увидеть лицо Лены. Она забавно нахмурилась сквозь сон.
Забавная и милая.
Жалко ее.
Андрей смотрел на нее, пока его, наконец, не вырубило. Сон он воспринял избавлением от надоедливых мыслей.
Когда я встала, ни Ани, ни Андрея не было в комнате.
Я вытянула шею, заметив, что он возится на кухне, набросила халат и вышла к ним. Остановилась в дверях, с улыбкой наблюдая, как посадив Аню на колени, он пытается накормить ее разогретым яблочным пюре.
Андрей распахнул окно, свежий воздух и щебет птиц в кронах, заметавших окна, наполнял кухню. Он так увлекся, пытаясь впихнуть во вредный рот хоть ложку, что не заметил меня. Как он спокойно все делал, со снайперским терпением. Не раздражался, не уставал. Кормил, переодевал, играл…
— Тебе идет, — улыбнулась я.
Он поднял лохматую голову и кривовато улыбнулся в ответ. Аня тоже разулыбалась, увидев маму, замешкалась, и Андрей ловко просунул в рот ложку пюре. Оно тут же оказалось на слюнявчике.
— Яблоко на завтрак она не любит, — примиряюще сказала я. — Сварю кашу.
Я подогрела молоко, всыпала овсянку. Стояла, помешивая, за спиной гулила Аня. Сделала кофе себе и Андрею, и села напротив.
— Давай я сама, — я забрала дочку на колени, и попыталась накормить молочной кашей.
Андрей мрачно пил кофе. Не расстроен, но погружен в мысли. Ночью плохо спал, и вчерашний разговор о том, как он спасся, не шел из головы. Точку я на этом поставила. Не хочу напоминать… Не хочу, чтобы ночью ему снова было плохо. Он думал, я не замечу, но полночи Андрей ходил курить, еще и водки выпил…
Я себя ругала за это.
Следила за ним сквозь сон, то просыпаясь, то засыпая, и окончательно заснула, когда Андрей затих.
— Ты сегодня дома?
— До обеда.
Я кивнула.
В груди сверлило: обида, грусть. Я-то знаю, куда он пойдет, мне это не нравится. Не нравится весь замес, в который я угодила: зеленоглазый снайпер, клиент, вся мутная история. С Андреем я чувствовала себя в безопасности. Он тоже спокоен. Андрей не из тех, кто расслабляется при опасности, и если бы что-то угрожало, он бы нас перепрятал… Но я чувствую.
Чувствую: что-то не так.
Я вспомнила поиски в интернете, когда сама пыталась во всем разобраться.
— Хочу кое-что показать, — я отыскала в телефоне фото, которое видела в интернете и в офисе Геннадия Александровича. — Видишь? — я протянула телефон. — Этот снимок я нашла в статье про убийство, и оно стояло на стеллаже в директорском кабинете, где я работала. Это Геннадий Александрович, другой убитый, их друг или партнер, не знаю, а в центре Глодов…
Не знаю, зачем это говорю. Хотелось поделиться всем, что насторожило, а он пусть решит, важно это или нет.
Андрей взял телефон.
— И что?
— На фотографии еще кто-то был. Рядом с Геннадием Александровичем. Его отрезали, но остался краешек одежды, видишь? — я взяла острозаточенный карандаш и им, как указкой, обвела фрагмент рукава. — Причем в интернете и в рамке фотографии были одинаковыми.
После моих слов он внимательно изучил фото.
— Почему ты это заметила?
Необычный вопрос. И вправду, почему?
— Привыкла обращать внимание на детали, — пожала я плечами. — Почти всех убили… Кроме Глодова… Интересно, кто он? Думаешь, это совпадение?
— Не знаю… — пробормотал Андрей, еще раз, с близи рассматривая изображение. — Ты права, здесь кто-то был.
Он вернул телефон и вновь погрузился в мысли.
Я почувствовала себя глупо: это всего лишь фото, никакого отношения к убийствам может вообще не иметь. Кто-то случайно попал в кадр, его убрали со снимка или один из партнеров перестал таковым быть… Но Андрей скопировал фото к себе, а когда Аня доела кашу, криво улыбнулся:
— Подождешь в комнате? Мне нужно позвонить.
Пока он говорил, мы оделись в комнате. Таблетку я приняла вчера, но все равно нужно заглянуть в аптеку за парой тестов. Один сделать завтра, второй — в конце месяца.
Я прислушивалась к плавной речи Андрея: он договаривался с Глодовым о встрече.
— Я в душ, — бросил он, закончив.
Зашумела вода — он мылся с открытой дверью, и оружие взял с собой. Подождать или нет? Ладно, это быстро…
— Мы спустимся в аптеку! — я крикнула погромче, чтобы он услышал, забрала сандалики Ани в прихожей и села на кухне, чтобы обуть.
Телефон Андрея лежал на столе, и дочка сразу же его схватила.
— Аня! — укоризненно вздохнула я, застегнула левый сандалик и забрала телефон.
Потянулась положить на место и… остановилась. Не то чтобы я не доверяла Андрею — я доверяла. Просто хотела знать о его жизни больше: кто у него в контактах, и чем занимается. И все равно хотелось ударить себя по рукам. Я не из тех, кто читает чужие письма.
В контактах незнакомые номера без подписи. Конечно, ему не нужно забивать в свой телефон номера с именами, он их наизусть прекрасно помнит. Номеров было несколько, они часто повторялись.
В смсках почти пусто.
Переписка с гаражом насчет машины. Несколько малозначимых сообщений некоему Руслану. Судя по их содержанию, он либо помощник, либо охранник.
И последнее: «Это Леся, помнишь меня? Что делаешь в субботу?»
Второй сандалик упал с колен, но я осталась сидеть.
Да ладно.
Совсем невинное содержание.
Ничего особенного Леся не написала. Трусы не снимала, не присылала откровенных фото с грудью. Подумаешь. Просто спросила, что он делает в субботу.
Я положила телефон на место, наклонилась боком и неловко подхватила сандалик. Из белой кожи, дорогой и новый. Я его только вчера купила, поэтому ремешки пока туго застегивались. Аня капризничала, дергая ножкой, а у меня и так плыло перед глазами.
Что еще за Леся?
Кровь пульсировала в висках, и лицу стало жарко, словно я покраснела.
В ванной смолк
