— Я понимаю, о чем ты меня спрашиваешь, — он вздыхает, — но сейчас я помню только хорошее.
— И я тоже помню только хорошее, — киваю, — но ведь было тяжело. Особенно тебе. Я сейчас не в упрек, Саша, а к тому, что за нашими светлыми воспоминаниями кроется раздражение, усталость и недовольство друг другом. Сегодняшний итог — это результат нашего брака после рождения Дениса, а теперь у нас будет два ребенка. Саш, я такой человек, что мне всегда было легче самой справляться с трудностями и переть танком к цели.
— Ева…
— Дай мне договорить, Саш. Мне каждое слово дается сложно, и я бы предпочла сейчас разрыдаться, покричать и выгнать тебя, предварительно избив шваброй, которую я вчера купила. Хорошая такая швабра, хваткая и тяжелая, — закрываю глаза. — Я тебе доверилась, я решила строить с тобой семью и увидела в тебе полноправного партнера. Не просто мужика, чтобы он был рядом для красивой картинки, а партнера, который возьмет на себя половину обязанностей, которые впоследствии раскрылись бы теплой благодарностью наших детей. И если я сейчас решу с тобой вновь сойтись, то… То мне опять придется довериться, а это невероятно сложно при исходных данных.
Саша садится и в тревоге всматривается в мое лицо.
— Ты меня кинул, Саша, — слабо улыбаюсь. — Если бы твой партнер по бизнесу кинул тебя, то ты бы рассматривал после всего его возвращение в свои проекты?
— Семья — не бизнес…
— Верно, семья это куда серьезнее, — убираю локон за ухо. — И доверие в ней куда глубже. И самое забавное, никто не может мне гарантировать, что доверие оправдается. Твоя измена кинула тень на всех мужчин, в том числе и на моего отца. Понимаешь? Твоя Аня - это не про то, что сунул-вынул и побежал дальше по своей жизни. И тебе придется оправдывать не только мое доверие. Ты изменил не только мне, а многим людям. Моей маме, моему папе, нашему сыну и даже моей помощнице Кате, которая сейчас боится мне в глаза смотреть и подумывает уволиться, потому что решила, что отчасти она виновата, что мы развелись, а я теперь бледной тенью шатаюсь. И сколько еще людей недоумевает, почему мы развелись? Не просто так говорят, что семья — это ячейка общества. Наши с тобой отношения касаются не только нас, Саша.
Прижимаю ладонь ко лбу и продолжаю:
— Ладно, упустим из внимания других людей, но моих родителей не выбросишь из песни нашей жизни. Ты понимаешь, что тебя ждет? — серьезно смотрю в глаза Саши. — Ты до этого был приличным семьянином в глазах моих родителей, а теперь они знают, что это не так. Беспокойство за дочь, которую ты, возможно, опять обидишь, злость и недоверие останется с ними. И ты будешь чувствовать это напряжение, замечать взгляды и в разговорах и вопросах будешь улавливать подозрение. Я могу допустить, что ты больше не повторишь своих ошибок, однако выдержишь ли ты это давление в семье? Ты будешь стараться, а от тебя будут ждать подвоха. Особенно моя мама. Она даже отца начала уже тиранить…
— Я не думаю, что твой отец изменял твоей маме…
— А ты уверен? — поддаюсь к Саше с улыбкой, а он вздыхает. — О том и речь, Саша, что мы сейчас сидим и никому не верим. Теперь и моему отцу придется доказывать, что он не верблюд. Моя мама, вероятно, сейчас сидит, вспоминает все его командировки, задержки на работе и записывает в блокнот, чтобы устроить допрос с пристрастием. Ведь если ее замечательный и идеальный зять пошел налево, то ее мужу тоже есть, что скрывать. Вот так, Саша. Ты подставил моего отца.
Откидываюсь и скрещиваю руки на груди. Буду верить и надеяться, что у папы хватит мудрости и терпения выдержать напор мамы. Не хватало мне еще развода родителей сейчас.
— Я не хотел подставлять Павла, — обескураженно шепчет Саша.
— Понимаю, но ты будто не знаешь мою маму.
— Павел сможет ее убедить, — тихо отвечает Саша.
— Мой папа тоже умеет психовать, — усмехаюсь. — И никто не любит, когда на него вываливают беспочвенные подозрения.
— Наверное, мне стоит готовиться к сломанным ребрам, — неловко улыбается.
— И мой папа имеет полное право на это.
— Я и не спорю, — нерешительно касается плеча. — И, Ева, я понимаю, что предал доверие всей нашей семьи. И не только семьи. Мой главбух со мной сквозь зубы разговаривает, а ее муж Юра, начальник охраны, мрачный ходит и к ней шепотом обращается. Вероятно, его тоже теперь подозревают в изменах.
— Он же тебя прикрывал.
— Да не был он в курсе, — Саша устало откидывается на спинку. — Это все лишь стечение обстоятельств.
— А был бы в курсе, то прикрывал, — пожимаю плечами. — Ты уборщице премию дал?
— Охранникам, — Саша стягивает галстук. — Они все убрали.
— И молчат? — с недоверием смотрю на него.
— В глаза не смотрят, — невесело хмыкает, — но молчат.
— И как оно тебе?
— Подумывал уехать в тайгу, — Саша с тихим отчаянием смеется, — стать отшельником, отрастить бороду и сменить имя, но я каждый день в девять ноль-ноль вхожу в двери и шествую мимо молчаливой охраны. Каждый, мать его, день.
— И ведь вышагиваешь, наверное, с мордой кирпичом?
— Главное, что внутри.
— А что внутри?
— Презрение к себе, — едва слышно отвечает и медленно выдыхает. — Это мой личный круг ада.
— И не только для тебя, — тихо посмеиваюсь. — Ты про охранников подумал? Почему они не уволятся?
— Зарплата высокая.
— Переведи их с этой же зарплатой в другой филиал, — хмурюсь. — И, может, главному офису вообще переехать?
— Может быть, — задумчиво отвечает Саша. — Но…
— Но если тебе нравится проходить каждый день свой личный круг ада утром и вечером, то продолжай, — я встаю. — Та Ева на крыше хотела бы, чтобы ты страдал и страдал.
— А Ева сейчас? — поднимает взгляд.
— А сейчас Ева желает салата из сельдерея, — шагаю в столовую, — заправкой из сока апельсина, оливкового масла и каперсов. Я на него плотно подсела в последние дни.
Глава 48. О доверии
Передо мной огромная миска с салатом из сельдерея. Я его перемешиваю и отправляю ложку с божественным шедевром в рот. На кухню заходит Саша и усаживается передо мной.
— Ты еще тут?
— Как видишь.
— Мой план выкурить тебя сельдереем провалился, да? — с аппетитом похрустываю салатом.
Внимательно наблюдает за мной и тихо спрашивает:
— Поделишься?
Поперхнувшись и в изумлении уставившись на Сашу, прикрываю рот пальцами:
— Там сельдерей, Саш.
— Да, — он с серьезным лицом кивает.
— Ты его терпеть не можешь, — протягиваю ложку и придвигаю в его сторону миску, — но мне не жалко.
Цепко слежу за Сашей, который набирает салата с горкой и отправляет в рот. Вскидываю в ожидании бровь, а он спокойно жует, одобрительно хмыкает и еще пару ложек съедает. Ни тени отвращения.
— Ты что творишь? — в изумлении шепчу я.
— Знаешь, вкусно, — возвращает миску с салатом и ложку и откидывается назад. — Да, резковатый вкус, но апельсин и каперсы сглаживают его и раскрывают эту пряную пикантность.
— Издеваешься? — обескураженно шепчу я.
— Нет, — пожимает плечами и улыбается.
— Саша… — зло щурюсь я. — Ты выбираешь странную тактику впечатлить меня.
— Я не знаю, почему сейчас меня не мутит от сельдерея, Ева, — он вздыхает. — Какова вероятность, что я проживаю не только моральную метаморфозу, но и физическую?
— Вот сволочь, — сердито постукиваю пальцами по столешнице. — Ты не метаморфозу проживаешь, Саш, ты из своего эгоизма решил меня лишить в браке сельдерея, и сам поверил в свою ненависть к тому, что я люблю. Это возмутительно!
Отбрасываю вилку и цежу сквозь зубы:
— Я с этим сельдереем по углам ныкалась!
— Меня действительно от него тошнило, — Саша слабо улыбается.
— Нелюбовь к нему вскрылась после встречи со мной? — сжимаю под столешницей кулаки.
— Нет.
— То есть ты и до брака со мной плевался от него?
Задумчиво замолкает.
— Нет, не припомню, чтобы я так остро реагировал на сельдерей, — подпирает лицо ладонью, — он ворвался в мою жизнью вместе с тобой, и ты ради меня отказалась от него. Возможно, я хотел какой-то жертвы от тебя?
