Я стискиваю челюсти, понимая, что нужно еще поговорить. Все обсудить. Задать множество вопросов, но голова от его пряного одеколона стремительно пустеет, а тело наполняется истомой.
Я больше не хочу вспоминать прошлое. Не хочу окунаться в омут боли, предательства и желания. Предательского желания, которое накрыло меня в ту свадебную ночь. На время поглотило страх, когда твёрдые губы Германа и мягкий язык оказались между моих бёдер.
Герман — такой покорный, такой живой и настоящий… Ни воспоминание, ни фантазия. Он здесь и сейчас стоит передо мной на коленях.
Мои руки на его плечах дрожат все сильнее, по мере того, как его кончики пальцев поднимаются по бедрам все выше. То и дело задевают чувствительную кожу внутренней стороны.
Я прикусываю губу, сдерживая рвущийся наружу стон, когда он касается кромки трусиков и оттягивает их.
Возбуждение плещется во мне, спускаясь всё ниже, и я понимаю, что не могу отказать ему, ни в чём.
Даже будь я с Петей, я бы не смогла противостоять чувствам к сводному брату, что давным-давно поставил на мне свое клеймо.
Герман бросает взгляд в мои затянутые поволокой страсти глаза и, не увидев протеста, гладит кончиками пальцев нежные, влажные лепестки.
— Рано или поздно я бы взял тебя. Убил бы каждого, кто может мне помешать, — хрипит он, опаляя горячим дыханием промежность и стягивая уже влажное бельё до щиколоток.
Медленно, всё так медленно и осторожно, словно боится меня спугнуть. Боится, что я вырвусь и убегу.
Но я не могу. Не хочу. Я забываюсь в предвкушении и откидываю голову назад, несильно ударившись о стену затылком.
Боли я не чувствую, потому что в этот же момент губы Германа приникают к сладкому местечку, а одну ногу он закидывает себе на плечо.
Я со стоном вцепляюсь в его волосы, прижимая голову к себе ещё плотнее, чувствуя, как нежно и в то же время сильно орудует язык. Самым своим кончиком постоянно задевая чувствительный бугорок. Иногда даже – о, Господи! — проникая внутрь.
Герман вылизывает меня, как самую вкусную конфету, я мычу от восторга, которого сама никак не могла достигнуть.
Я трогала себя всего раз, но поняла, что не могу испытать и доли тех чувств и эмоций, что дарит любимый.
Герман дрожит, то и дело порыкивая:
— Моя! Ты моя, Соня. Знала бы ты, какой у меня сейчас стояк. Он железный, он рвется наружу. Он скоро будет в тебе.
Его порочные слова, чередующиеся с лаской, искусно вводят меня в состояние гипноза. Я уже не чувствую тела, ног, я просто парю под давлением языка.
Герман сжимает ягодицы, продолжая околдовывать меня своим грязным языком:
— Сдерживаюсь еще, Сонь. Еще немного и сорвусь. Трахну тебя за все эти одинокие месяцы нескончаемой дрочки. И каждый раз я словно чувствовал запах твоей киски. Терпкий, пряный, просто сладкий. Ты очень вкусная, Сонечка. Хорошо, что ничего не случилось раньше. Я бы вряд ли смог отказаться от этого, попробовав хоть раз. Особенно познав твоё узенькое влагалище.
Я прижимаю его к себе, почти не соображая от того вихря ощущений, что спиралью скручивают внутренности.
Стремительно приближая меня к кульминации.
Спустя ещё несколько мгновений всё тело напряглось, мелко подрагивая. Воздуха не осталось, и я захлебываюсь в собственном крике. Словно тону в океане экстаза. Погибаю от внезапно накатившего оргазма, повторяя раз за разом такое знакомое…
— Герман! Герман! Герман!
Он отрывается, но продолжает поглаживать клитор кончиками пальцев, одновременно поднимаясь. Тут же возвышаюсь надо мной.
Звук ширинки в голове звучит как выстрел из пушки. Прямо в сердце.
— Сдерживаться больше нет сил, Сонь. Так долго. Я ждал этого так долго.
Я судорожно сглатываю и веду взглядом вниз. По белой, уже влажной рубашке, по широкой, часто вздымающейся груди к расстегнутым брюкам. Бог мой.
Огромный, увитый тонкими венами член нетерпеливо выпрыгивает из боксеров наружу, слегка покачиваясь.
Я облизываю пересохшие от крика губы, словно до сих пор вспоминая вкус его белесой капли.
И очень хочу попробовать ее снова.
Именно поэтому не даю поднять меня вверх, а просто беру и сажусь на колени, широко раскрывая глаза от невероятно привлекательного вида налитой кровью головки. Втягиваю носом запах, что будоражит все нервные окончания.
Глава 41.
Подняв руку, я медленно обвожу кончиками пальцев контуры выдающегося размера.
Черчу линии темных вен, словно молнии, рассекавшей небо. Смотрю наверх, с удовольствием замечаю напряжение, сковавшее челюсть Германа. Капельки пота, выступившие на висках.
Его сильные, мускулистые руки, резко упершиеся в стену, словно ему трудно держать равновесие. И самое главное глаза, два темных омута, огонь которых сжигал меня заживо. Растворял в плавленом металле его страсти.
— Он скучал по тебе, — пошло хрипит Герман и одной рукой гладит мои волосы. Одну за другой вытаскивает шпильки из прически, распуская пряди, которые тут же наматывает на кулак, подталкивая меня ближе, носом к паху.
— Я тоже по нему скучала, — вытаскиваю язык и заменяю кончики пальцев, наслаждаясь каждым грязным мгновением нашего обоюдного желания.
Увлажняю орган по всей длине, чувствую легкое натяжение волос. Но оно не мешает, скорее бодрит, подталкивает лизать активнее. Переходить к более смелым, опасным, порочным ласкам. Например, обхватить ствол двумя руками, накачивать, пока я касаюсь языком нежной кожи яичек.
— Блять, Соня, — поднимает он голову вверх и шумно выпускает воздух. Давая мне возможность отдохнуть от плена взгляда и насладиться кадыком, выступающими под влажной рубашкой мышцами. – Это слишком после столь долгого воздержания.
Герман не выдерживает сладостной пытки.
Хватает меня подбородок пальцами, приставляет к губам свой инструмент желания. И я ни секунды немедля, жадно втягиваю его в рот…
— Ох, ты бы знала, как часто я представлял это. Сколько трудов мне стоило сдержаться во время массажа и не запихнуть член в твою узкую глотку, — выдавливает он из себя, а я внутренне улыбаюсь. Нет женщины, которую бы не обрадовало желание, практически одержимость любимого мужчины.
Герман стонет в голос, а я чуть мычу, разнося вибрации по нашим неуемным от похоти телам. Вызывая крупную дрожь наслаждения, которая накрывала и меня. Сначала от того, как сильно рука Германа мяла мою грудь, а вторая продолжала тянуть за волосы. Потом от пульсации органа, что заполнял мой рот.
Я медленно ласкаю ствол губами, чувствуя, как от происходящего внизу живота тлеют угли возбуждения, добавляя новую порцию жара между ног.
Я потянулась рукой вниз и пальчиками пытаюсь унять его, поглаживая влажные лепестки, то и дело проникая в сладкое местечко.
Герман все это время держит трясущейся рукой волосы, иногда вздрагивая, когда я языком задеваю уздечку, головку члена и тонкую, нежную кожу на мошонке.
Я знаю, что Герман сдерживает мощное желание схватить меня за голову и сделать процесс проникновения глубже, быстрее. Жестче. И мне хочется этого, хочется ощутить эту пытку, когда головка члена достанет стенок горла, и оно сожмется от рвотных позывов, доставляя любимому настоящий всепоглощающий экстаз.
Все потому что это еще одно доказательством его власти надо мной. Моей власти над ним.
Я замираю, почти выпустив член, и Герман понимает все правильно. Он стремительно сжимает голову руками, зарываясь в растрепанные волосы пальцами.
— Терпи, я постараюсь быстро, — рычит он и начинает дико вторгаться в шелковую влажность рта.
Резкие толчки приносят дискомфорт, но я знаю, что долго это не продлится. Сама продолжаю растирать обильный сок по промежности.
Я стону, чувствуя, как меня накрывает дрожь оргазма, а Герман, движимый похотью, еще быстрее подгоняет себя бедрами, проникая членом все глубже.
Оральное соитие создает пошлые, влажные звуки, и пока я задыхаюсь от все разбухающего члена, по подбородку обильно потекла слюна.
