Глава 1.
— Научи меня водить, Герман, — слышу, пока собираю сумку, чтобы в очередной раз сбежать из этого дома. И вот надо было показаться Соне с ее нежным голосом и босыми стройными ножками.
Смотрю сначала на пальчики с розовыми ноготками, потом уже на острые коленки и белые кружевные шорты. Их надо объявить вне закона, тем более для девушки ее возраста.
— Герман? – ее лицо как всегда чистое от макияжа и приветливое, а я смотрю на губы, что она прикусывает. В этом доме меня сводил с ума отец, который забрал меня от нищей матери и контролировал жизнь. И она. Она особенно. Нежная. Невинная. Так и говорящая всем своим видом: трогать нельзя.
— Ты же вроде уже учишься. Зачем тебе я?
— Потому что ты не будешь на меня орать. Он пугает меня.
Ты просто не знаешь, как могу испугать тебя я. Особенно своими мыслями.
— Или ты уезжаешь?
Перевожу взгляд на сумку. И выдыхаю. Очередная ссора с отцом. Ребячество. А мне уже восемнадцать. Я уже учусь на врача. Не знаю, зачем поступил, наверное, чтобы отцу насолить, который хотел отдать меня в бизнес-школу.
И я ведь тоже туда хотел, деньги я полюбил, но его требование привело меня к очередному взрыву.
— Нет. Я не уезжаю. Поехали, покажу тебе мастер-класс.
Она прыгнула от радости.
— Я быстро! Только оденусь.
Она убегает, а я быстрым шагом за ней, только и надеясь, что она опять забудет прикрыть двери. Удача. Теперь осталось только убедиться, что рядом никого, и стискивать челюсть, наблюдая, как эта прелесть, пританцовывая, переодевается. Сначала стягивает шортики, оставаясь в одних трусиках. Белых и невинных, как и она. Потом стягивает топик, все еще не утруждая себя ношением лифака. Надевает водолазку, потом джинсы, а я уже прикрываю глаза, как раздвигаю ее ножки.
— Герман, — меня буквально отшвыривают от двери, и я вижу перед собой отца. Я буду похожим на него, таким же высоким с жесткой линией подбородка и острыми скулами. Но как же от этого тошно.
Особенно тошно от той зависимости, которая возникает от власти, которой я, как и он, со временем смогу обладать. От денег, которые хотят все получить. От себя.
— Пойдем поговорим, — кивает он на лестницу, и я кидаю последний взгляд на попку яблочком.
Плетусь за ним, рассматривая убранство, лепнину под потолком и хрустальную люстру. Я быстро привык к роскоши, только вот желание все спрятать так и не искоренил у себя. Все кажется, что кто-то что-то стащит. Я бы Софку спрятал. Только вот кто ж мне даст.
Кабинет отца всегда казался кабинетом с электрическим стулом. Вот-вот и его голос превращается в разряд тока, бьющий по нервам.
— Я пошел тебе на уступку, дав поступить на мед. брата.
— Врача, — перебиваю я, перекатываясь на ступнях, и засунув руки в карманы джинс. – И я поступил сам.
— Если я захочу, единственное место, куда тебя бы приняли – смоленская шарага.
— За чем же дело встало.
— Ты мой сын! Я хочу, чтобы ты вырос человеком. А ты шатаешься по гонкам, выглядишь как босяк и набил очередную татуировку!
— Я устал от твоего контроля.
— Зато пялиться на Софию ты не устал. Она твоя сестра.
— Сводная.
— Тем не менее. Она не для тебя.
— Потому что я цыган, — ухмыляюсь.
— Нет. Потому что должна сыграть в этой семье свою роль. И ты мне в этом должен помочь.
— Какую роль? – напрягаюсь я. Не думал, что он собирается контролировать и ее. Хотя на что я рассчитывал?
— Мне нужна компания Соколова. Уверен, он будет посговорчивее, если наши дети поженятся.
Меня пробрал смех.
— Значит решил ее продать, как племенную кобылу?
— Всего лишь устроить ее, пока она не влюбилась в тебя. Петька более подходящая партия. Познакомь их.
— А если откажусь.
— Отправишься к матери в притон. Я не спрашиваю, я ставлю условие. Сделаешь все правильно, и я отправлю тебя в штаты на стажировку.
Это то, о чем я мечтал. За год мне понравилось учиться на врача, но в Америке медицина развита сильнее.
— Ну что? — поднимает густые брови отец. – Готов отказаться от будущего ради дырки?
— Не готов, — выплевываю я и устремляюсь на выход. Не готов. Потому что влюбленность в Соню похожа на болезнь. А деньги — это фундамент жизни, способный защитить от любой беды.
— Опять поссорились, — слышу голос, и в мозг стрелой огненной стреляет возбуждение. Как обычно возле нее.
— Как обычно. Ну что, готова прокатиться.
Она кивает и пружинистым шагом идет к двустворчатой двери. Я открываю ее, пропускаю сестру и быстро оборачиваюсь.
Отец смотрит внимательно, наверняка, чувствуя себя богом, распланировавшим наши жизни. И я иду у него на поводу, потому что сам пока не способен ничего добиться.
Соня трясется, пока держит руль, и я закатываю глаза. Есть идея, но весьма порочная. Но учитывая, что скоро она уйдет из моих рук, как песок сквозь пальцы, то можно и пошалить.
— Ну и что ты трясешься как эпилептик? Чего боишься?
— Совершить ошибку.
— Я могу помочь, поднимай зад.
Она смотрит недоуменно, приоткрыв свои пухлые губки, но делает, как говорю. Я сажусь под нее, от чего она непроизвольно вздыхает.
— А так можно?
— Сегодня можно. Теперь уверенно хватайся за руль, — руковожу ее руками, мысленно представляя, как малышка трепетно держит мой член.
— Вот так? – спрашивает она, невольно елозит попкой и молчит, когда чувствует мой бугор. Она прекрасно знает, что это и для чего. Но ни разу не заикнулась. Ни утром в ванной, когда порой вставал за ее спиной, смотря, как она чистит зубки. Ни на кухне, когда она моет посуду, а я что-то достаю из шкафа.
Эти порочные шалости должны были привести к определенному результату. В итоге я бы поимел ее. Не зря же кончаю уже пару лет с ее именем в голове. Но теперь все влажные мечты придется оставить, убить свои надежды и надежны этой девчонки.
— Вот так очень хорошо. Теперь нажимай газ. Плавно. Умница, — проговариваю я, носом зарываясь в шелк ее волос. Медленно двигая бедрами в так с ней. – Трогай.
Убираю руки с руля, давая ей возможность вести, и накрываю ее животик. Собираю ткань ее маечки, внутренним зверем воя, что никогда не окунусь в ее тугую влажность. Что никогда не познаю вкус ее поцелуя.
Я могу только потрогать. Это нравится мне. И ей нравится, когда мои руки помогают ей познать то, что не принято называть вслух.
Мы двигаемся по дороге блуда и едем в вечерних сумерках. Еще немного. Еще чуть-чуть.
Не выдерживаю. Придется ей сегодня немного постараться.
— Сверни на обочину, — прошу хрипло, чувствуя, как горит пах.
Она шумно выдыхает и делает, как говорю. Прелесть наших отношений в том, что она всегда делает, как говорю я.
Нащупываю рычаг и делаю кресло лежачим, отклоняя Соню к себе.
— Я еле успела затормозить.
— А я уже не успеваю, — беру ее одну руку и тяну себе на пояс брюк. – Сделай мне хорошо.
— Герман, — тянет она руку в джинсы, отодвигает пояс брюк и вздрагивает, касаясь головки. Меня как током по всему телу пробивает. Ох, да, малыш, вот так. – Я же окончила школу.
— Верно. Моя девочка совсем выросла, — расстегиваю ее брючки, забираюсь в трусики и закрываю глаза, когда чувствую обильную влагу. – Хочет сладенького.
— Хочу быть с тобой.
Ох, как бы я тоже хотел. Как подкупает ее откровенность. Ее невинность и покорность.
— Ты и так со мной, — чуть толкаюсь в ее ручку, целуя шею. Одной рукой задираю маечку, чтобы быстрее сжать розовый сосочек. Другой начинаю поглаживать мягкие губки.
Она водит по члену пальчиками, выгибая хрупкую спинку, а я понимаю, что долго не выдержу.
— Я правильно делаю? Он такой большой и твердый.
— Все из-за тебя, моя прелесть, — дергаю я рукой сильнее, все чаще задевая клитор. Готов выть от нежности, что дарит мне она. Поворачивает голову, и я поддаюсь порыву и лижу ее губки. Она раскрывает свои с выдохом, и мы впервые целуемся. Первый и последний раз. Языками сплетаемся. Пока ты так часто накачиваешь мой хер. Распространяешь по нему влагу. Так часто дышишь, внезапно замирая и дергаясь в приступе оргазма. А я сжимаю челюсти, чтобы брызнуть в ее руку спермой. Она достает руку и часто дыша рассматривает ее в свете фонаря, что освещают наш маленький секрет.
