местной молодёжи. Я подхожу к окну, голая и мокрая, и закуриваю. От сигаретного дыма голова кружится, а пелена перед глазами становится только гуще.
Утро туманное и прохладное.
Я так и не уснула.
Всю ночь просидела у раскрытого окна и выкурила всю пачку сигарет. Смаковала дым до тех пор, пока желудок не заноет в приступе тошноты. Делала перерыв и снова закуривала. Слёз уже не осталось, все выплакала. Теперь во мне бушует только ненависть. Я готова своими руками задушить Стрельцова.
Неужели он думал, что я к нему вернусь после такого? Он подставил меня. Дуло пистолета к виску приставил и спустил курок.
И теперь во мне проснулось отчаянное желание отомстить. Да только что я могу?
Входная дверь открывается, и я невольно вздрагиваю. Кутаюсь в штору и исподлобья смотрю в сторону прихожей.
— Алиса, ты собрала вещи? — голос Жени бьёт, как пощёчина.
Муж проходит на кухню и врезается взглядом в меня.
— Ты голая? — уточняет с опаской.
— Да.
— Ты с ума сошла? — подходит ближе.
Каждый его шаг отзывается моим гулким сердцебиением.
— Жень, поверь мне. Прошу. На тех фотографиях не я.
— Хватит, Алис.
— Любимый! Но как ты не понимаешь, это Стрельцов нас разлучить хочет. Он ведь даже к тебе эту Таню привёл. Таня не смогла тебя соблазнить, вот он и решил так меня подставить!
— Собирай вещи и выметайся, — безапелляционно выдаёт в ответ на мои слова.
— Куда я поеду? Если ты забыл, у меня нет своего жилья.
— Куда хочешь, — вздыхает. — Денег я тебе дам.
— А как же Василиса? Как же наша дочка?
— Это ещё нужно доказать, наша ли она. Или её отец Стрельцов? М? — муж заводится, голос его гневно хрипит.
— Василиса твоя, — туплю взгляд.
— Я сделаю тест на отцовство. И если Вася действительно мой ребёнок, то она останется жить со мной.
— Что? — забываю дышать и слёзы снова прыскают из глаз.
— Что? — передразнивает Женя. — Ты безработная. Своего жилья у тебя нет. Ты ведёшь аморальный образ жизни, по чужим хуям за спиной у мужа скачешь. Думаешь, я не смогу отсудить у тебя дочь?
— Что ты такое говоришь! Женя, это мой ребёнок! Я не отдам её тебе!
— Алиса, если ты будешь истерить и вести себя неадекватно, то я потребую лишить тебя родительских прав.
Гулко сглатываю ком, застрявший в горле.
— Суд всегда на стороне матери, — шепчу из последних сил.
— Это если мать нормальная, а не жалкая безработная шлюха.
— Как ты можешь такое про меня говорить?
— А ты как смогла мне изменить? — Женя устало качает головой и отворачивается. — Собирай вещи, Алиса. Чтобы через полчаса тебя здесь не было.
Бросает на кухонный стол пятитысячную купюру и уходит, оставляя меня с разорванным сердцем и плачущей душой.
Моя жизнь была похожа на сказку. Женя любил меня. Жалел. Он всегда был на моей стороне, верил мне и поддерживал, оберегал наш выстроенный мир, а сейчас сам готов всё разрушить. Он верит, что я смогла так поступить с ним.
Медленно сползаю на пол, притягиваю колени к груди и утыкаюсь в них лбом. Кричать хочется от безысходности.
За месяц с небольшим Стрельцов умудрился сломать всё, что я строила пять лет.
Моя жизнь превратилась в сущий кошмар. Покрылась мраком и паутиной. Я будто спустилась в преисподнюю.
Да, я не идеальная.
Не святая.
Я позволила Диме заполнить мои мысли, разрешила себе ответить на его поцелуй в туалете бара, не смогла удержаться. Выходит, я сама дала Стрельцову повод думать, что он в праве так со мной поступать.
Но если Дима считает, что я после этого соглашусь быть с ним, то он конченый идиот.
Делать мне нечего, Женя не успокоится за полчаса. И если он вернётся в квартиру и застанет меня здесь, то скандал будет ещё хуже. Муж в порыве гнева наговорит мне ещё больших гадостей. И Василису я тогда вообще могу больше не увидеть. Мою родную девочку с рыжими кудряшками. Самого дорогого человечка, который у меня есть.
Достаю со шкафа чемодан, и, стряхнув с него слой пыли, собираю свои документы, одежду. Всё, что понадобится на первое время. Попутно набираю номер сестры. Мы не общались с тех самых пор, как она уехала от нас.
— Привет, Юль, — голос опять дрожит.
— Привет. Что с тобой? — родственница сразу чувствует моё состояние, будто находится совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.
— Юль, я могу пожить у тебя какое-то время? — с надеждой.
— Что произошло? Где Женя?
— Юль, — всхлипываю, засунув в чемодан последние джинсы. — Женя от меня ушёл. Он хочет на развод подавать.
— Что? — голос у неё шокированный. — Ты надо мной прикалываешься?
— Нет. Это не прикол, к сожалению.
— Что ты сделала? — сердито цедит Юля, а я лишь устало вздыхаю.
— Ладно, давай. Приезжай. Расскажешь.
Юля сбрасывает звонок, и я снова остаюсь в давящей тишине.
…
В городе утренние пробки из-за тумана. Время я явно не рассчитал. Захаров уже, должно быть, пособачился с моей Алисой. Скорее всего я не застану её дома.
Сворачиваю во двор и паркуюсь недалеко от подъезда. Выхожу из машины, и свежее прохладное утро бьёт в нос. Вдыхаю влажный воздух полной грудью, чувствую запах свободы и торжества. Я уже на полпути к победе. Я почти выиграл эту войну за любовь.
Смотрю в окна, и с облегчением отмечаю горящий свет в кухонном окне у Захаровых.
Дверь подъезда распахивается прямо перед моим носом, и я лоб в лоб сталкиваюсь с Женей.
Он смотрит на меня волком. Исподлобья. С обжигающей ненавистью.
— Доброе утро, Евгений Андреевич! — ухмыляюсь.
Видеть нужно, как его перекашивает, как глаза кровью наливаются.
— Доброе утро, Дмитрий Борисович! — проговаривает сквозь зубы.
— Алиса дома? — продолжаю разыгрывать комедию.
Как же нравится мне его злить. От едва контролируемых эмоций на лице Захарова взбугровились вены, желваки играют, когда он стискивает челюсти. Пальцы сжал в кулаки. А я могу лишь улыбнуться.
Я был прав.
Женя распаковал Танин подарок и, вместе с обещанной книгой, увидел фотографии подставной Алисы, жарко и горячо трахающейся со мной. Наверно, его лицо в этот момент было примерно таким же, как сейчас.
Он молчит. Впился в меня кровожадным взглядом.
В одно мгновение теряюсь, и мощный кулак Захарова прилетает мне в челюсть. Отшатываюсь, не успеваю словить равновесие, как новый удар в живот застаёт меня врасплох. Вскрикиваю от неожиданно резкой боли, падаю на асфальт.
— Ты подлая сука! — голос надо мной звучит так жутко, что невольно зажмуриваюсь.
Чувствую острый конец