шевелился и, кажется, забыл, что нужно иногда моргать. О еде мы оба даже не вспомнили.
Пауза затягивалась, его взгляд все чаще останавливался на моих губах, а я краснела, как первокурсница на свидании с самым популярным парнем университета.
Чтобы сгладить неловкость момента, я отрезала небольшой кусочек стейка и отправила его в рот. Медленно жевала и очень боялась поперхнуться под обжигающим взглядом своего спутника.
И несмотря ни на что, с ним рядом было хорошо. Тело пылало, а в душе разливалось блаженное тепло и умиротворенность. Где-то на уровне подсознания я верила его словам, что Роберт меня не обидит. Чувствовала, что он не лукавил.
Он был совсем не похож на тех мужчин, которые были у меня до него. И хотя ситуация с беременной родственницей меня расстроила, то, что он готов все бросить и бежать на помощь тем, кого сам же назначил своей семьей, подкупало. В его системе ценностей семья стояла на первом месте, об этом можно было легко судить по его рассказам. К племяннику он относился как к родному сыну, жену племянника любил как дочь, а брат и родители для него – неприкосновенный святой Грааль.
Что говорить о близких, если он знал каждого своего ученика, все их проблемы, слабые стороны, характеры?
В наше время, когда люди думают по большей части о себе, такая привязанность к семье на вес золота.
Если бы еще не кокетничал со всеми подряд, цены бы ему не было! Но тогда Роберта можно было бы смело выставлять в музее искусств как вымирающий вид.
Я снова подняла на него глаза, и все мысли улетучились. Мы встретились взглядами, и мир вокруг перестал существовать. Кровь шумела в ушах, я машинально свела бедра и тяжело задышала.
Роберт играл желваками, сжимая в руке вилку, и не притрагивался к еде.
Я судорожно пыталась придумать хоть какую-то фразу, чтобы ситуация не накалилась до предела, но, как назло, в голове было пусто.
Судорожно выдохнула и первая отвела взгляд, снова пытаясь сосредоточиться на стейке.
– Когда ты краснеешь, то становишься совсем юной, – мягко прошептал Роберт и улыбнулся.
От невинного комплимента я и окончательно раскраснелась.
Боже, давно я так не реагировала на комплименты от мужчин!..
– Так, все! – Роберт отбросил вилку на столешницу и жестом позвал официантку.
– Что-то еще? – пропела Вероника.
– Заверните нам еду с собой, – потребовал Роберт, даже не взглянув в ее сторону.
– Вам не понравилось что-то? – ахнула она.
– И счет, – отрезал Багров, махнув рукой.
Вероника недовольно поджала губы и пошла к барной стойке. Нарочито медленно собирала наш заказ в пластиковые контейнеры, все время пытаясь переключить на себя внимание Роберта и доводя меня до неистовства.
– Ваш счет и ваш заказ, – недовольно пробурчала она.
Роберт молча протянул ей пластиковую карту, дождался, когда Вероника выполнит все манипуляции, и пропел, адресуя фразу мне:
– Пойдем, свет очей моих.
Поднялся и протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его, а Роберт, хитрый жук, демонстративно приблизил ее к своим губам и поцеловал.
– Надеюсь, Вероника не плюнула мне в салат, – пробурчала я, отнимая руку.
Все тело горело и пылало от его прикосновений.
– С чего ты взяла?
– С того, что когда кокетничаешь со всеми подряд, нужно иногда думать о последствиях.
– Я не кокетничал, я просто был любезен, – отнерестился от обвинений Роберт и довольно сверкнул глазами.
Подхватил пакет в одну руку, другой обнял меня за талию и повел к выходу.
– Я верю. Просто ты забыл уведомить Веронику о своей неумеренной галантности в отношении женщин.
Да что на меня нашло?!
Мы вышли на улицу, а Роберт счастливо продолжил:
– Рори, я верный как пес, которого добрая хозяйка забрала с помойки и накормила пирожными.
– Ты можешь вернуться и приударить за Вероникой, она станет кормить тебя мясом!
– Нет, Рори. Понимаешь, мне очень нравишься ты. И если для того, чтобы быть с тобой, я должен перейти на подножный корм и есть пирожные без памяти, то я готов. Жди здесь! – неожиданно велел он.
Всучил мне пакет и быстрым шагом ушел в цветочный магазин, пока я переваривала его признание. И свои чувства к нему.
Роберт вышел из магазина спустя пару минут с… кактусом! Подошел ко мне и с самым довольным видом протянул мне горшок:
– Цветет.
– Кактус? – изумилась я.
– Не розы с пчелами, конечно, но этот цветок особенный. Как ты. Колючий до безобразия, но если правильно за ним ухаживать, то распускаются самые нежные, красивые цветы. Необычные. Их красоту могут увидеть только те, для кого этот бутон расцвел. Эксклюзив, как и ты.
– А ты поэт, – облизнув губы кончиком языка, прошептала я.
– Я хочу тебя удивлять, – признался он.
Протянул руку и коснулся моей щеки. Осторожно погладил большим пальцем, сглотнул и посмотрел куда-то в сторону:
– Бежим.
– Куда? – не поняла я.
– Менты. Я кактус спер…
– Что ты сделал? – ахнула я.
Но прежде чем сообразила, что происходит, меня уже схватили за руку, и мы сорвались с места, хохоча как ненормальные.
Аврора
Мы неслись со всех ног по улицам и смеялись как дети. Я крепко сжимала в руке горшок с «эксклюзивным» кактусом и смеялась во весь голос.
Роберт затащил меня за угол, прислонил к стене и шпионски выглянул из-за угла, напоминая в тот момент не взрослого мужчину, а мальчишку. У него даже взгляд изменился, стал озорным и лукавым.
– Фух, оторвались, – выдохнул он.
– Там никого не было, – пытаясь отдышаться, возразила я, – ни одного полицейского.
– Были, – Роберт приложил ладонь к груди и захлопал ресницами, – пчелой клянусь.
Багров подошел ко мне вплотную, запер в кольце своих рук, опершись ими о стену, и пристально посмотрел на мои губы. Я сильнее сжала в руке треклятый кактус и тяжело задышала.
Роберт медленно наклонялся, ни на секунду не отпуская моего взгляда, а потом обрушился на мои губы голодным поцелуем. Свободной от пакета рукой крепко прижал к своему телу и целовал как одержимый. Голодно. Так, что голова закружилась и колени ослабли. Его короткая щетина царапала мою кожу, но это только добавляло остроты ощущений.
Я обвила рукой его шею, отвечая на поцелуй, загораясь все сильнее с каждой секундой. Почувствовала, как он опустил руку, приподнял подол моего сарафана и нахально сжал бедро.
Пискнула ему в губы, но Роберт углубил поцелуй, окончательно лишая рассудка. Тело покрылось испариной, мы оба дрожали и дышали в унисон. Казалось, мы отгородились от всего мира невидимой стеной, где было слышно только наше
