том, как сильно она кончила на меня, заставляют мой член напрячься. Я рычу: — Ты чертовски честная, да я это сделал. И ты была
громкой.
Ее смех такой сладкий, что мой член становится еще тверже. Я перекатываю ее на спину, прижимаюсь грудью к ее груди и снова целую, на этот раз жадно.
Когда мы выныриваем, чтобы глотнуть воздуха, она все еще смеется.
— Милый! Дай мне минутку перевести дыхание, ладно? За последний час у меня уже было три оргазма!
— Только три? Возмущенно спрашиваю я.
Это заставляет ее смеяться еще сильнее.
Она останавливается, когда начинает звонить телефон на тумбочке с ее стороны кровати.
— Женщина, — говорю я строго. — Что я тебе говорил о том, чтобы держать телефон рядом с кроватью?
— Что-то властное, но я это проигнорировала.
— Выключи его.
— Позвольте мне просто проверить и посмотреть, кто это, очень быстро. Это может быть Слоан.
— Это то, чего я боюсь.
Она толкает меня в грудь. Я не двигаюсь. Телефон продолжает звонить.
— Что, если я заключу с тобой сделку, что это последний раз, когда я держу телефон в спальне?
— Мы уже заключили эту сделку. Ты удачно забыла об этом.
— О... Точно. Она смотрит на меня снизу вверх, закусывая губу, молчаливо умоляя своими большими глазами лани.
— Нет, детка. Не смотри на меня так.
— Пожалуйста?
Ах, черт.
Она знает, что я не могу устоять перед этим милым, мягким тоном и этими милыми, нежными глазами. Я не знаю, зачем я вообще утруждаю себя попытками.
Я скатываюсь с нее с тяжелым вздохом и ложусь на спину, уставившись в потолок.
— Спасибо тебе, милый. Она наклоняется и чмокает меня в щеку, прежде чем схватить телефон и ответить на него.
— Алло?
Пока она слушает, наступает долгое молчание. Затем она выпаливает: — О, боже мой! Нет! Слоан, мне так жаль!
Это Слоан. Конечно, черт возьми, это она. И я уже могу сказать, что бы она ни рассказывала Нат, это какая-то гигантская авантюра, в которую мне придется вмешаться.
Мне следовало выбросить этот чертов телефон в окно, когда у меня был шанс.
Нат слушает еще несколько мгновений, затем настойчиво говорит: — Совершенно верно! Передай трубку Деклану прямо сейчас! Я тоже передаю Кейджу.
Она переворачивается, протягивает мне телефон и требует: — Тебе нужно поговорить с Декланом.
Я поворачиваю голову на подушке и смотрю на нее. Ровным голосом я говорю: — Натали.
—Не разговаривай со мной в таком тоне, Кейдж! Это важно! Младшую сестру Слоан похитил какой-то русский убийца по имени Малек, и в процессе в нее стреляли. Мы должны помочь найти ее!
Этот сукин сын.
Я сажусь и выхватываю телефон из ее рук. Рявкаю в трубку: — Начинай говорить, придурок.
— Пошел ты тоже, никчемный кусок дерьма. Ты имеешь к этому какое-то отношение?
— Я даже не знаю, про что ты говоришь.
— Нет? В вашей команде много наемников? Потому что у меня сложилось впечатление, что ты большой босс Братвы. И если это так, то ты должен точно знать, что, черт возьми, происходит на вашей территории. Или я переоценил твою силу?
Последняя часть произнесена с таким презрением, что у меня краснеет в глазах.
Я вижу его кровь. И его мертвое тело прямо посреди большой лужи.
— Просто переходи к сути, ирландец.
— Малек Антонов. Тебе знакомо это имя?
— Да. Он не находится под моей юрисдикцией.
Деклан кричит: — Вся эта чертова страна — твоя чертова юрисдикция, ты, чертов придурок!
Я закрываю глаза и медленно дышу через нос. Считаю до десяти. Когда я открываю глаза, Натали ходит обнаженная взад-вперед по кровати, грызя ноготь большого пальца.
То, что она так волнуется, — единственная причина, по которой я не вешаю трубку.
Тщательно контролируя свой тон, я говорю: — Он из Москвы. Ты не хуже меня знаешь, что в моей старой стране есть своя система подчинения.
— Не с нами, это не так.
— Мы существовали задолго до того, как возникла Мафия. Россия более чем в двести раз больше Ирландии. Все сложнее.
— Чушь собачья.
— Ладно. Хороший разговор. Проваливай к черту, Ирландец. Сердито глядя, я протягиваю телефон Нат. — Забери это у меня, пока я его не разбил.
Она сердито смотрит на меня в ответ, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Закончи разговор, Казимир.
Ебануться. Она называет меня моим настоящим именем.
Она называет меня моим настоящим именем только тогда, когда у меня с ней проблемы.
Кипя от злости, я снова подношу телефон к уху. — Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты сказал мне, где я могу его найти.
— Понятия не имею.
— Ты чертов лжец.
— Да. Но не об этом.
Громкая гэльская ругня выходит за рамки. Это делает меня счастливым.
Пряча улыбку, потому что Нат наблюдает за мной, я говорю: — Возможно, если бы ты не пошел на эту кровавую авантюру и не убил его брата, ты не оказался бы в таком затруднительном положении. Просто мысль.
— Я не знал, что он его брат! Они жили в разных странах! И ты знаешь, у скольких из вас, чертовых русских, одинаковая фамилия?
— Хочешь бесплатный совет? В следующий раз, когда захочешь убить кого-то из Братвы, не делай этого.
Он разражается чередой грязных ругательств, таких длинных и язвительных, что мне приходится держать телефон подальше от уха, чтобы не оглохнуть.
Когда наконец наступает тишина, я снова прижимаю телефон к уху. — Позволь мне внести ясность. Я не знаю, где он. Я его не контролирую. Я не давал ему разрешения прикасаться к сестре Слоан.
Следует короткое молчание. — Но ты знал, что он был здесь. Ты говорил с ним. Я могу судить об этом по твоему голосу.
Так что, возможно, этот мудак умнее, чем я о нем думаю.
Возможно.
— Я не имею никакого отношения к этому похищению. Даю тебе слово.
Он усмехается. — Твое чертово слово.
Я понижаю голос. — Да. Точно так же я дал тебе слово, что не расскажу никому из твоих друзей из ирландской мафии или другим семьям, кто ты на самом деле. Или с кем ты работаешь. Потому что, если бы я это сделал, мы оба знаем, что бы уже произошло.
Во время его паузы я чувствую, как в его голове вращаются колесики со скоростью миллион миль в час. Но он продолжает молчать.
— Спасибо, что не оскорбляешь мой интеллект отрицанием.
— Не за что. И я буду благодарен тебе, если ты не оскорбишь мой интеллект отрицанием.
— Нравится тебе это или нет, я говорю тебе правду.
— Я сейчас говорю не о Малеке.
Господи, он невыносим. Он ходит гребаными кругами. — Тогда о чем, черт возьми, ты говоришь?
— О твоей причастности к
