—. Какие тебе нужны объяснения, когда они у тебя при себе. Или ты уже не помнишь, где и как поцарапалась, память отшибло?
В этот момент чья-то голова всунулась в кабинет с робким вопросом:
— Вызывали, Алексей Степанович?
В ответ взбешенный шеф так рявкнул, что робкого посетителя словно ветром сдуло. Я подумала, что раз шеф действительно кого-то вызывал, то ему и в самом деле некогда. Тем не менее заело его что-то во мне, ведь разбирается все же со мной, хоть и орет, как больной слон. Выждав несколько секунд, пока он отдышится после своего вопля, я сказала:
— Я прекрасно знаю, что произошло с моей рукой и почему. Но что знаете об этом вы? В каком свете Нора вам все представила?
— Не понимаю, почему я все еще терплю тебя здесь, и еще менее понимаю, зачем ты затеяла весь этот нелепый спектакль, что ты хочешь мне доказать. Ведь ты сама сейчас сказала о Норе, заметь, не я.
— Что она вам сказала? Вам ведь некогда, ответьте мне на этот вопрос, и я уйду.
— Когда я брал тебя на работу, то не предполагал, что в тебе столько вздорности и бабьей дури. Наоборот, ты мне показалась неординарно и остро мыслящей, странно, что я в тебе так ошибся. У тебя была работа, я тебе нормально платил, ты не утруждалась чрезмерно, и я не приставал к тебе, как ты и хотела, чего тебе спокойно не сиделось? Зачем ты устроила безобразную сцену в туалете? Ну не удалось тебе соблазнить мужа Норы, осечка вышла, но драться-то зачем? Не умеешь проигрывать? Придется научиться, теперь ты еще и работу потеряла. Кстати, ты себя переоценила, мордашка у тебя ничего, но с Норой тебе не равняться, она не только красавица, но и выдержанна, прекрасно умеет себя вести, умна, настоящая светская женщина.
Интересно, мелькнуло у меня в голове, что во мне есть такого, что я не только без конца влипаю в истории, но и все мои поступки воспринимаются с точностью до наоборот? Я задумчиво посмотрела на своего теперь уже бывшего шефа и спокойно сказала:
— Спасибо, что сказали, не дали умереть полной дурой, а что касается Норы, то да, она умна, раз вы так безоговорочно верите всему, что она считает нужным вам сообщить. Относительно же других ее качеств, то она… а впрочем, имеющий глаза да увидит. Она красива, это бесспорно, но я ее красоте не завидую, света она мне не застит. К чему вообще завидовать и соревноваться? Для всех есть место под солнцем. Я и не знала, что собиралась соблазнить ее мужа, это забавно, посмеюсь на досуге. И еще одно, уже последнее: если я себя высоко оценила, по вашим словам, то вы себя явно занизили. Что такого я якобы нашла в Николае, чего не нашла в вас? Вас отвергла, а ему, значит, на шею вешаюсь? Да он по сравнению с вами просто индюк. Не волнуйтесь, это я говорю не в порядке подхалимажа, просто информация для размышления.
Я вышла из кабинета, не потрудившись посмотреть, какой эффект произвели на него мои слова, да и произвели ли? Все срочное я доделала за полтора часа и теперь раздумывала, покачиваясь на стуле, ждать мне расчета, как последней подачки, или взять и уйти? А что, пусть подавится своими деньгами! Перетруждаться мне и вправду не пришлось, хотя и дурака на работе не валяла, а тряпки, что я вчера купила, так они у меня останутся, авось пригодятся когда-нибудь. Жить, правда, не на что, но я придумаю что-нибудь, машину продам, побыла белым человеком и хватит, на метро можно ездить. Я сразу повеселела, мигом собралась, выключила компьютер и, повесив сумочку на плечо, бодро пошла к двери. В дверях я столкнулась с шефом, он минут сорок назад куда-то уходил, а теперь вернулся.
Увидев меня, он нахмурился:
— Ты куда? Я тебя не отпускал еще, слишком торопишься. Обойдешься сегодня без обеда, у меня есть еще для тебя задание срочное, садись и делай, а не то не получишь никаких денег.
Я засмеялась:
— Вы что-то говорили о моей бабьей дурости, если раньше у меня ее не было, то теперь хочу ее заиметь, полезная, оказывается, вещь. Чао! — И я вышла, продолжая тихо смеяться.
Самое удивительное, что это был не нервный смех, а обыкновенный, мне почему-то стало легко на душе. Выйдя из здания, я не оглянулась, значит, и в самом деле отряхнула прах со своих ног.
Дома я первым делом залезла в ванну, сняла бинт с руки и вымылась как следует, намылившись не меньше трех раз. Потом приготовила себе поесть, да не какие-нибудь бутерброды, а рагу из мяса с баклажанами, помидорами, луком и чесноком. Все это время я напевала себе под нос какую-то дурацкую песню со словами: «Дочь капитана Джаней, вся извиваясь, как змей, с матросом Гарри без слов танцует танго цветов». Поставив горшочек с рагу в микроволновку, я задумалась о том, откуда ко мне приплыла эта пошлость, где я могла ее подцепить? Да мы ведь в пионерском лагере ее пели, очень она мне тогда нравилась, да и остальным девчонкам тоже, хотя вожатые нас ругали за нее. Я попробовала вспомнить, какие слова там дальше, и вдруг замерла… да я ведь вспомнила, что-то вспомнила! Конечно, воспоминание это было совсем бесполезное, но оно было. Раздавшийся телефонный звонок слегка вспугнул, но не затушил моей радости. Звонил Борис.
— Здравствуй. Хорошо, что ты уже дома, мне надо с тобой поговорить, я зайду? Я недалеко, буду минут через пятнадцать.
Я закончила разговор и подумала, что к приезду Бориса как раз поспеет мое рагу. Но тут же забыла и про рагу, и про Бориса. И так и этак я пробовала расшевелить свою память, понукала ее, но даже слова песни дальше не вспомнила, не говоря уже о чем-нибудь более серьезном, а жаль. Борис вошел в квартиру с такой хмурой физиономией, что я насторожилась: уж не напакостила ли щучка и здесь? Но неужели он ей поверил? Это после всего-то! Хотя, может быть, именно ей он и поверит, что я знаю о такого рода отношениях? Я накрывала на стол, искоса поглядывая на Бориса, но он, по-моему, не замечал моих хлопот, полностью погруженный в себя. Наконец он встрепенулся так резко, словно его кто в бок толкнул:
— Что у тебя произошло с Норой?
Ну так и есть, уже настучала!
— А в честь чего такой вопрос? — ответила я вопросом на вопрос, начиная заводиться.
— Не увиливай! Так что у тебя было с ней?
— Война у меня с ней была, черная, страшная, не на жизнь, а на смерть! Была, есть и будет! Теперь тебе все ясно или еще чего-нибудь добавить? — уже не говорила, а кричала я.
— Характер у Норы не из легких, но надо как-то цивилизованно решать вопросы, так же нельзя, она плачет.
— Ах, она плачет?! И почем слезы у этой крокодилицы?
— Это уже грубо, а грубость не аргумент.
— Нет у меня для вас аргументов, не припасла как-то! И вообще, надоели вы мне все, а ты больше всех! Все, хватит делать из меня дурочку, я вам не девочка для битья. Давай выметайся отсюда!
