— Кэсс. — Бен подошел к ней сзади, но желание снова прикоснуться к ней у него, видимо, пропало. Из-за ее плеча он видел тот же самый мирный зимний пейзаж. — Ты можешь уехать отсюда и стать свободной, но не придется ли тебе потом снова и снова спрашивать себя, насколько правильным был твой выбор?
Кэсс резко обернулась, и это страшно удивило Бена. Он был так близко, что она могла очутиться в его объятиях. Но еще необычнее оказалось то, что на лице ее засияла улыбка.
— Ты никогда не сдаешься, не так ли?
— Никогда. — Он покачал головой.
— Да к тому же еще и ни за что. По крайней мере спасибо тебе, что ты дал мне сегодня утром четыре часа на размышление, и за это время я пришла к выводу, что ты прав.
Бен склонил голову набок, будто не понял, что она имеет в виду, будто опасался неверно истолковать ее улыбку и короткое признание.
— Я? Прав?
— Когда ты сказал, что я возвращусь домой в Майами, окончательно порвав с родителями… мне стало ясно, что ты был прав. И насчет тети Мэвис и дедушки ты тоже был прав — они всегда меня поддерживали, что бы ни случалось. Я не оценила их так, как они этого заслуживали, и теперь чувствую себя неблагодарной, ведь это самые близкие для меня люди. Я им позвоню, как только смогу, и скажу, как я их люблю и что я неблагодарная соплячка. Бог мой, вот они удивятся!
Облегчение, которое почувствовал Бен, мгновенно отразилось на его лице, и Кэсс рассмеялась. Но когда он захотел ее обнять, она отступила на середину комнаты.
— Нет. — Она погрозила ему пальцем. — Ты уже выговорился, а теперь послушай, что скажу я.
— Если ты и дальше будешь повторять, что я прав, я не стану тебя перебивать.
— Сразу предупреждаю, Бен Уайден: дедушка всегда говорил, что я хоть и упрямая, но в моем характере есть эластичность. Я все думала, что же это такое…
— Эластичность?
— Оказалось, что-то вроде умения приспосабливаться. Теперь я вижу, что оно у меня действительно имеется. Мне все еще надо кое о чем поразмыслить, но если я приму решение, то не отступлю. В этом смысле тебе повезло: ты встретил свою пару.
Бен попытался подойти к ней, но Кэсс остановила его на расстоянии вытянутой руки.
— Нет, я еще не закончила. Стой там, где стоишь.
— Ну, так заканчивай поскорее.
— Теперь тебе понятно, что я чувствовала, когда ты говорил без умолку всю дорогу от Сент-Луиса? Мне нравится твой дом и сам ты — все больше и больше. Мне даже нравятся твоя собачонка и твоя глупая «Труба».
— «Труба»? — Озорной огонек блеснул в его светлых глазах.
Словно ураган, который нельзя остановить, Бен набросился на Кэсс и заключил ее в свои объятия.
— В конце концов, — сказала она, — я решила, что не так уж плохо быть богатой.
— Тогда и я сделаю тебе признание. — Бен чмокнул ее в кончик носа. — Мне понравился твой лимузин.
— Мой лимузин?
— Я мечтал о тебе, сидя на его мягком сиденье, и при этом такое себе напридумывал, что мы оба смутились бы, если бы я сейчас об этом рассказал.
— Так ты вовсе не читал газеты?
— Я притворялся. — Он снова озорно посмотрел на нее.
Кэсс не выдержала и захихикала.
— Ну, что скажешь? Как насчет того, чтобы разыскать Коттона? Познакомишься с ним, а он может взять к себе на некоторое время Мерфи. Коттон обожает собак. Потом мы вместе поставим лимузин в конюшню — она пока пустует, но мы подумаем, нельзя ли осуществить кое-какие мой мечты. Ты ведь умеешь гоняться за мечтами, не так ли?
— Да, Бен. Но ты лучше любой мечты.
