Но, как она себя ни убеждала, чувство вины оставалось. Она подумала: «Если бы Майкл и я не развелись, мы были бы дома вместе, когда Рэнди нуждался в нас. И вообще, если бы мы не развелись, ему просто не было бы так одиноко». И ей стало от этого лишь тяжелее.
На улице, неподалеку от «Синего ириса», Рэнди захлопнул дверцу своей машины, запустил мотор и остался сидеть, наблюдая, как запотевают от его дыхания ветровые стекла и покрываются изморозью. Улицы Стилуотера были безлюдны. Сдвинутый в груды на обочины тротуара грязный снег отражал огни светофора. Стемнело. К половине седьмого на улицах появится много машин, люди будут спешить в рестораны. Но в это время субботнего дня город был как после ядерной катастрофы – на улицах ни души. На Мэйн-стрит появилась снегоуборочная машина. Было слышно, как она пыхтит. Он подождал, пока она доедет до угла, развернется к мосту и направится на восток, в Висконсин.
Он не хотел ехать домой.
Он не хотел ехать к Берни.
Он не хотел встретиться с девушкой.
Он не хотел никакой еды из закусочной.
Он решил поехать к бабушке Дорнер. Она неизменно была в хорошем настроении, у нее всегда было что-то поесть, да и ее новый дом ему просто нравился.
Стелла Дорнер открыла дверь и обняла его:
– Привет, Рэнди Куррен. Привет, красавец. Что ты делаешь здесь в субботу вечером?
Она пахла, как парфюмерный магазин. Волосы взбиты, нарядное синее платье.
– Приехал к своей лучшей подружке.
Когда он выпустил ее из своих объятий, она засмеялась и, подняв руки, стала вдевать в левое ухо сережку.
– Ты чертов враль, но мне это нравится.
Она повернулась кругом в своей юбке-клеш.
– Как я тебе?
– Убийственно.
– Надеюсь, что он тоже так думает. У меня свидание.
– Свидание!
– Да, он тоже чертовски красив. У него сохранились все волосы, все зубы и желчный пузырь. И все остальное, грешное, я думаю, тоже в порядке.
Рэнди засмеялся.
– Я познакомилась с ним на аэробике. Он пригласил меня потанцевать.
Рэнди развернул ее, как в вальсе.
– Брось его, пойдем лучше со мной.
Стелла засмеялась и оттолкнула его.
– Найди себе другую девушку. Кстати, она у тебя есть?
– Мм… положил тут глаз на одну.
– А что с ней такое?
Она любовно потрепала его по руке и пошла в спальню, стуча каблуками.
– Как вообще дела?
– Отлично.
Он прошел в гостиную. Как и вся квартира, она была ярко освещена, звучала музыка, у стеклянных дверей стоял мольберт.
– Я слышала, что ты будешь на свадьбе шафером, – крикнула Стелла из противоположного конца квартиры. – А еще я слышала, что ты скоро будешь дядей.
– Ты можешь в это поверить?
– А я похожа на прабабушку?
– Шутишь? Послушай, баб, это ты нарисовала эти фиалки?
– Да. Тебе нравится?
– Бог мой, отлично. Я не знал, что ты рисуешь.
– Я тоже не знала. Это забавно.
В спальне, ванной и холле погас свет, и Стелла появилась в гостиной. На ней было такое же ожерелье, как серьги.
– Нашел оркестр, с которым будешь играть?
– Не-а.
– Ищешь?
– Да так… давно не искал.
– Как же ты его найдешь, если не ищешь?
В дверь позвонили, и Стелла сказала:
– О! Вот и он!
Она выскочила в прихожую, Рэнди пошел за ней, чувствуя себя стариком.
У вошедшего мужчины были вьющиеся седые волосы, лохматые брови, твердый подбородок. Хорошо сшитый костюм отлично сидел на нем.
– Джил, – сказала Стелла, – это мой внук Рэнди. Он заскочил на минутку. Рэнди, это Джилберт Харвуд.
Они пожали друг другу руки. Рукопожатие Джила было сердечным. Чуть поболтали, но Рэнди видел, что они спешат.
Через несколько минут он сидел в своей машине и наблюдал, как бабушка уезжает со своим кавалером. Еще более голодный, еще более одинокий.
Он поехал назад к Маккасик-лэйн, к стоянке на Овенс-стрит, и сидел там, наблюдая, как собираются машины. Затем припарковался, вошел в людный пивной бар, сел на высокий стул и заказал кружку бочкового пива. В помещении было накурено. Судя по запаху, крутился гриль. У посетителей были большие животы, грубые голоса, на лицах красные прожилки.
Рядом с Рэнди сидел парень в фуражке посыльного, голубых джинсах и майке под грязной засаленной жилеткой. Он взглянул на Рэнди из-под опухших век:
– Как дела?
– Хорошо… – ответил Рэнди, хлебнув из кружки.
Они сидели почти плечом к плечу, потягивая пиво и слушая старую песню Рэнди Трэвис, шипение мяса, жарящегося на гриле в кухне, раздававшиеся время от времени взрывы смеха. Кто-то вошел. Струя холодного воздуха прошлась по ногам. Рэнди наблюдал, как восемь лиц над восемью стульями у стойки бара повернулись посмотреть, кто пришел, а затем вновь безразлично уставились в кружки. Он допил свою, встал, вытащил монету из кармана и набрал по автомату номер Лизы.
По ее ответу чувствовалось, что она спешит.
– Привет, Лиза. Это Рэнди. Ты занята?
– Вообще-то да. Марк здесь, и мы готовим кое-что к ужину у друзей. Руки по локоть в масле.
– А, ладно. Я просто хотел узнать, не хотите ли вы посмотреть видик. Я бы захватил кассету.
– Черт возьми, извини, Рэн. Не сегодня. Завтра я буду дома.
– Я тогда, может быть, заскочу. Привет Марку.
В машине Рэнди включил мотор, нажал кнопку радио, положил руки на руль. Икнул, рыгнул и принялся рассматривать огни в домах на Овенс-стрит. Что они там все делают? Ребятишки ужинают с родителями. Молодые пары друг с другом. Что бы сказала Марианна Пэдгетт, если бы он позвонил и пригласил ее куда-нибудь? Дьявол, у него нет денег, чтобы сводить ее в приличное место. Он потратил шестьдесят долларов на марихуану. Бак машины почти пустой. Нужно делать очередной взнос за барабаны. Зарплата только в пятницу.
Хреново.
Он положил лоб на ледяной руль. От холода заломило шею и затылок.
Рэнди представил себе лицо отца в зеркале рядом со своим, когда они примеряли смокинги. Интересно, куда бы они пошли обедать, если бы он согласился, о чем бы разговаривали?
Он посмотрел на часы. Еще нет семи. Его мать сейчас дома, собирается в ресторан с Кейтом, если он сейчас приедет домой, то нарвется на них и помешает. У матери на лице опять появится выражение вины, что она оставляет его одного, как тогда, в магазине, когда он открыл свой большой рот и спросил ее, приготовит ли она ужин.
У всех кто-то был. У него не было никого.
Он полез в карман, достал трубочку, мешочек с марихуаной.
– Да пошли вы все подальше!
Бесс и Кейт ужинали в «Лидо». Над их столиком возвышалось украшенное миниатюрными лампочками дерево в кадке. Министроне был густым и острым, паштет – нежным и пряным, суфле из цыплят – изысканным. Теперь они наслаждались десертом и пили вино.
