Ведь Макс не сделал ничего, чтобы Дашу остановить, не сказал, не предложил, но потом здравый смысл побеждал и мамиными словами твердил ей: «Ты дала парню надежду и не имеешь права уходить от разговора», но Даша уходила, наверное, с переездом из маминой квартиры здравому смыслу стало не так-то просто до нее достучаться.
И снова все было так словно им обоим по девятнадцать: кино, рестораны, вечеринки, смех и объятия. Хотя… зря она так, сейчас все было куда ярче, чем в девятнадцать – жаркое ощущение друг друга, безумный всепоглощающий секс. И как-то странно в один день все оборвалось, Даша, наконец-то осознала – она уедет через две недели и Макс должен это понять.
Раннее утро, пять сорок, жалкий огрызок луны выглядывает из-за рваных облаков, спать Даша не хотела, лежать в кровати рядом с Максимом тоже. Она тихо-тихо встала, прошла в ванную: душ-укладка-макияж. В семь уже можно сражаться со всем миром, с миром, который вновь, пусть и ненадолго, едва не сжался до одного человека. Даша оделась, сварила кофе, пожарила омлет, Макс все еще спал. Неожиданно оказалось мучительно, остро необходимым сказать ему все сегодня, прямо сейчас. Она вошла в спальню, раздвинула шторы – за окнами было темно и грустно.
– Макс, Макс, вставай, – Даша легко потрясла парня за плечо.
– Дашка, отстань, – он перевернулся на живот, зарывшись лицом в подушку.
– Вставай Максим, – строго сказала Даша. – Нам надо поговорить.
– Встаю, – пробормотал Звенигородцев, подумав, что Дашин голос до дрожи похож на мамин.
– Жду тебя на кухне, – бросила Даша и вышла из комнаты.
Кофе был уже пятнадцатый раз тщательно размешан, омлет сиротливо остывал на тарелке.
– Ну что такое у тебя? – лениво протянул Максим, появляясь на кухне, немного помятое лицо, всклокоченные волосы, футболка, надетая задом наперед, прежде Дашу его вид умилял, сегодня все раздражало.
– Я уезжаю, – тихо сказала Даша. Макс поднял на него удивленные и непонимающие глаза. – Я уезжаю в Америку, третьего января, – повторила она.
– Но ты же вернешься? – также тихо спросил Звенигородцев.
– Через два года.
– Я приеду к тебе летом, а на следующий Новый год ты приедешь сюда, – Максим немного повеселел.
– После окончания я не планирую возвращаться в Ростов. Думаю, на этом этапе мне здесь нечего делать, – едва начав говорить, Даша уже не могла остановиться. – Я вернусь позже, года через четыре.
Слова были фатальны, будучи произнесенными, они словно отрезали Дашу от Максима, она как маленькая льдинка оторвалась от большой льдины и дрейфовала по неспокойному морю.
– Нечего делать, – повторил Максим. Даша кивнула, в какой-то момент пропали силы говорить, дышать, думать. – Неплохо хоть со мной развлеклась, а? – подумав несколько секунд, спросил парень.
– Неплохо, – механическим голосом ответила Даша.
– Ну и хорошо, – сказал Звенигородцев. – Потренировалась на мне.
– Спасибо, Максим. Я всегда хотела потренироваться именно на тебе, – удивительно, но говоря все эти странные вещи, Даша словно наблюдала за собой со стороны, будто какая-то ее часть отделилась и парила под потолком. – Я ухожу, ключи оставишь у консьержа, – она вышла в коридор и начала одеваться: шарф, шуба, перчатки – вещь за вещью, чтобы не сбиться с понятного ритма.
– Ну ты и сука, Даша – иду к своей цели напролом, – Макс с грохотом бросил фарфоровую чашку в раковину.
Даша вышла в холл и заплакала – Максим разбил последнюю чашку из сервиза, подаренного тетей.
Казалось, она плакала все следующие две недели, в машине по дороге на работу, в офисном туалете в обеденный перерыв, сжавшись в комочек около мамы пятничным вечером, когда весь город отмечал приближающийся Новый год, а небе озаряли вспышки фейерверков. Даша плакала в новогоднюю ночь и жалко всхлипывала утром первого января, а седьмого, прямо на Рождество, села в самолет и посмотрела вокруг с улыбкой: она сделала то, что хотела.
Глава 10
2015 год
Небо было безоблачным и каким-то бесконечно далеким, ветер, слишком слабый для океанского побережья, лениво гнал по воде барашки волн. Кайт сиротливо лежал на песке, ожидая, когда погода разыграется настолько, что можно будет скользить навстречу стихии. Редкий случай, когда ожидание и бездействие не тяготили Макса, он был слишком занят Дашей, чтобы думать о том, как поймать правильный галс. Даша… с забранными наверх волосами, пропитавшаяся солнцем и соленой водой, сейчас, чуть подобрав длинное, но абсолютно прозрачное платье, небрежно накинутое на купальник, медленно шла к нему от пляжного бара. Пухлые губы касались соломинки коктейля, а Максу хотелось, чтобы они касались его тела. Она подошла ближе, поставила бокал на маленький столик и одним быстрым движением сняла платье: тонкая талия, небольшая грудь и чуть широковатые бедра, на чей-то взгляд, девушка, может быть, и не была эталоном красоты, но не на его.
– Ты снова скучаешь? – кокетливо спросила Даша. – Кто бы мог подумать, что здесь будет так тихо, – она махнула рукой в сторону океана.
– Ты считаешь, нам с тобой слишком тихо? – Макс порывисто встал и привлек Дашу к себе, – Может, нам пойти в номер?
– Может, и пойти, – она медленно скользнула вниз, раздражая возбужденное мужское тело, и устроилась на краешке шезлонга, на котором лежал Максим. – Да, скорее всего, стоит пойти, – Даша расчетливо дотронулась до него, заставив сделать судорожный вздох. – Ты мне льстишь, Макс. И начинаю думать, что могу заставить тебя забыть про волны и ветер.
Он так и не успел понять, чем закончилась эта маленькая лесть, звонок будильника, поставленного на пять сорок, вернул Максима с жаркого побережья в хмурый зимний Ростов. А про волны и ветер он, увы, забыл уже давно, почти четыре года назад. Две недели на вьетнамском курорте Муй-Не, яростный ветер, компания таких же безбашенных парней, каким был он сам, все дальше от берега, все сильнее, прыжок, еще прыжок – падение, боль, пустота. Компрессионный перелом позвоночника со смещением, убогая вьетнамская медицина, все прелести возвращения домой обездвиженным, чьи-то переговоры со страховой компанией и снова боль, пустота. Максиму в то время было наплевать на себя, а вот родителям на него – нет. Не слишком-то хороший сын, он не испытывал благодарности к папе и маме. Долгое нудное лечение опустошало, операция в немецкой клинике была удачной, но после нее следовало уже дома заниматься реабилитацией, соблюдать какой-то режим, но Максу стало не до того. Ушел отец, рухнула компания, стала бледной и растерянной всегда такая собранная мама. Он махнул рукой на все предписания врачей и, вопреки их прогнозам, не стал инвалидом. Правда, теперь часто беспокоили боли в спине, и огорчала невозможность делать то, что раньше давалось очень легко. Максим успокаивал себя тем, что он уже исчерпал лимит развлечений, захватывающего дух парения над горными склонами или над бушующим морем. Девушки, алкоголь, трава – всего этого было достаточно в
