Еще минута – и я осознала, что лежу среди обрывков тряпья, некогда бывших моим платьем… А рядом лежит он. Мужчина, которого я безумно хочу.
И не только.
Эпилог
– Смотри, как я могу!
Синди проносится мимо меня галопом. Волосы развеваются на ветру. Она хохочет. Останавливает лошадь и треплет ее по густой гриве.
– Умница, Арктика… Красавица…
Лошадь кивает, будто соглашаясь со своей наездницей.
Арктика – это подарок Синди от Аманды, к выписке из больницы. Лучший подарок, который могла бы получить девочка шестнадцати лет. Я смотрю на улыбающееся личико своей сестры. Кое-какие шрамы ещё остались. Доктор Фокс объяснила, что для полного восстановления понадобится время и ещё две операции. Но психолог, которая работала с Синди, совершила ещё одно маленькое чудо: моя девочка перестала стесняться. Более того – она вернулась к своей страничке в инстаграме и выложила фотографии себя такой – неидеальной, с рассказом о том, что со временем всё будет лучше и лучше и она будет держать в курсе. И была просто поражена тому, какой отклик она получила. Несколько тысяч подписчиков, сотни ободряющих комментариев ежедневно. Та поддержка, которой ей всегда не хватало.
– Джессика, сделай снимок!
Ну конечно, разве она могла забыть о своей страничке. Я навожу на неё камеру телефона и отмечаю, что она уже не пытается повернуться той щекой, где шрамов меньше. Она просто улыбается, потому что у неё отличное настроение, а Арктика – просто чудо.
– Ты готова?
Я не заметила, как Даррелл подошёл сзади и обнял меня за плечи. Теперь уже и я заулыбалась. Когда его крепкие руки меня касаются, я чувствую себя самой счастливой.
– Давай ещё полчасика! – канючу я. За неделю я безумно соскучилась по Синди, только вот она с нами не возвращается. Аманда и Крис даже слушать не пожелали о том, чтобы девочка оставалась «в этом ужасном, шумном, пыльном городе».
– Поправлять здоровье лучше здесь, на свежем воздухе.
Я пыталась возразить, и тогда появилась Арктика. А против Арктики все мои аргументы были бессильны и незначительны.
Распрощавшись со всеми, мы сели в джип Даррелла и отъехали от дома его родителей. Но его взгляд казался мне напряжённым, словно что-то было не так.
– Что-то случилось? – спросила я беспокойно.
Он бросил на меня странный взгляд, который я не сумела разгадать.
– Я… соскучился.
Соскучился? Как вообще такое может быть? Все выходные мы провели вместе: ездили на ярмарку, катались на лошадях, устраивали барбекю… и тут до меня дошло: ну конечно! Мы всё время были в обществе Синди и родителей Даррелла. А когда добирались до кровати – просто падали без сил.
Подтверждение своей догадки я получила буквально через десять минут. Даррелл притормозил у мотеля и свернул на стоянку.
– Пойдём, – сказал он мне хрипло и коротко. И от одного этого «пойдём» кровь закипела у меня в венах. А ведь я тоже… соскучилась!
Даррелл выхватил у администратора ключ из рук, мы торопливо поднялись на второй этаж и заперли дверь. Отсекли себя от всего остального мира, потому что сейчас важны были только мы и то, что между нами.
Он был жаден и ненасытен – до грубости, до звериной ярости. Его поцелуи больше походили на укусы – я чувствовала, что мои губы после них будут еще долго хранить проявления его страсти. Жгучее вожделение словно передалось и мне: вскоре я тоже тяжело дышала, чувствуя болезненно пульсирующий комок внизу живота.
Его руки грубо шарили по моему телу, сжимая грудь, жадно теребя соски сквозь тонкую ткань платья. Эта нетерпеливость только заводила меня: я старалась прильнуть к нему сильнее, чувствовать его не только губами, но и всем телом.
Я выгнулась ему навстречу, жадно открываясь его ищущим пальцам. Их грубые ласки заставляли меня сходить с ума, громко стонать прямо в его полураскрытые губы. Он срывал эти стоны поцелуями, заводившими меня еще больше.
Кажется, кровь в моих венах превратилась в огонь, стала раскаленной лавой, выжигающей все на своем пути. Никогда, никогда и ни с кем я не чувствовала ничего хоть отдаленно напоминающего это безумие! Острое желание, сумасшедшая жажда охватили меня. Если их не удовлетворить – я просто сойду с ума. С трудом я прервала дикий, пьянящий поцелуй и прошептала:
– Возьми меня… Сейчас…
Он вжал меня в стену, словно пронзая наполненными звериной яростью глазами. На мгновение мне даже стало страшно: в этот момент он выглядел совершенно безумным. Подхватив меня на руки, он в два шага преодолел расстояние до кровати и опрокинул меня на нее. Рука медленно и властно провела от подбородка до глубокого выреза платья, нырнула в него – и сжала грудь. Сильно, грубо, властно… До боли в набухшем соске, до острого болезненного спазма между ног.
Свободной рукой он взметнул мою юбку, освобождая себе дорогу, – и навалился сверху, входя грубо и яростно, словно штурмуя меня. Я вскрикнула. Но он заглушил крик поцелуем, раздвинув мои губы языком так же властно, как нежные складочки там, внизу, раздвинула его могучая плоть.
Никакой нежности, никакой ласки – только грубый напор, сила и страсть на грани ярости. Я вскидывала бедра ему навстречу, сильнее раздвигая их, впуская его все глубже…
Еще…
Мне хотелось, чтобы он вошел в меня целиком, без остатка. Не только в жаркое влажное лоно – в кровь, плоть, становясь частью моего тела, как давно уже стал частью жизни.
Он двигался все быстрей, яростней – и я не чувствовала, что кровать мотеля слишком жесткая, а от стен тянет сыростью.
Только он и только я.
Наши переплетенные в диком танце страсти тела. Наше хриплое дыхание и стоны, становящиеся все громче.
Казалось, вся моя чувственность собралась в один пульсирующий комок – там, внизу, в точке слияния наших тел. Пульсация все безумней, давление все сильней, невыносимей – и вдруг оно словно разворачивается, распускается во мне. Вокруг меня – океан наслаждения. Короткая, яростная вспышка, и я падаю в него, погружаюсь, теряю себя… Но еще успеваю услышать протяжный стон Даррелла, с которым он изливается в мое тело.
Несколько минут я
