и начать жить своей жизнью, но он меня не слушал. С Таней мы поругались немного позже, и я просто уехал из России в Европу. А в сентябре получил приглашение. Специально не смотрел новости, а когда приехал, решив, что пора уже замять этот конфликт, да и с женой решать уже дела увидел тебя.
Его слова больно били меня в самую душу. Мою израненную душу.
– А тогда в клубе… – озвучивать все это было противно, но ответ услышать я хотела.
– Я тебя не узнал, Дина. Казалось, что ты похожа на ту девушку, жену моего друга, но прошло так много времени, что твой образ стирался из памяти, я ж не сопливый пацан страдать. Половину своего времени я проводил за границей, а потом приехал и развелся с Таней все обсудив, я тебе уже рассказывал. В магазине, спустя годы я правда немного в шоке был, но узнав, что это ты был… не знаю… рад?
Я молчала. Вроде бы все прояснилось, но что-то не отпускало меня изнутри. Мне потребуется время даже просто понять, как я отношусь к этому всему.
Меня позвала дочка и я, задержавшись на секунду, сказала короткое «Пока, Артем», пошла к ней. Спустила ее с качели, а развернувшись мужчины уже не было на месте, лишь на скамье, рядом с моей сумкой был белый конверт.
Медленно подошла и взяла его в руки. Я боялась открывать его, увидеть содержимое, но сделала это.
Внутри были фото.
Вытащила их и не сдержала громкий вдох, вызванный внезапными слезами.
«Такая счастливая и беззаботная. Улыбчивая Дина, которой оставалось быть таковой всего неделю, потому что после этого дня, который я помнила очень хорошо, в мою жизнь вошел ад и закрепился в ней. Я сдала экзамен в тот день. Самый сложный в том семестре. А я сдала его с первого раза, и мы с Верой поехали к фонтанам погулять».
Прикоснулась пальцами к своим губам и улыбнулась. Я ведь и забыла, какой была тогда. Это кажется странным и немыслимым, но я правда забыла себя…
Как и рекомендовали мне в суде, я держала телефон рядом всегда и на самой большой громкости, проблем было уже достаточно для меня и добавлять новые не хотелось вовсе.
Мне звонили каждый день по одному разу. В разное время. Пара вопросов и конец вызова.
В понедельник, когда ехала в клинику к Владимиру, мне позвонила врач и сказала, что они будут выводить его из комы.
Каждые сутки я проживала по полной. Казалось, что отсчет до суда – это какой-то таймер судьбы, жизни и смерти, и так оно было в какой-то степени.
Артем не появлялся, и я была ему благодарна, сейчас не время для нас с ним, а как будет потом? Даже не знаю, при учете того, что я мечтаю быть от этого города подальше.
Адвокат работала сама, звонила мне за уточняющими вопросами или приезжала ко мне ее помощница, а дни сменяли друг друга так быстро, что я путалась в датах.
Тот самый вторник наступил, отметившись черными тучами с самого утра.
Я плохо спала, не высыпалась. Юля чувствовала мое состояние и часто подходила просто обнять или спросить, как дела, сказать, что любит.
Черный классический костюм, белая рубашка, туго заплетенные волосы и сумасшедшее биение сердца.
Во всем этом я вновь ощутила свое одиночество. Откуда оно шло я не знаю, я просто чувствовала себя именно так.
Заседание было закрытым, хотя я прекрасно понимала, что информация к утру будет во всех газетах, но все же отсутствие посторонних в зале суда успокаивало немного.
Костя сидел с невозмутимым видом и внимал словам своего адвоката.
Римма Юрьевна мне уже объяснила многое из того, что будет и казалось, что этого достаточно, но если судья куплен, то нет здесь лучшей защиты.
«И когда я стала такой пессимисткой?»
Судьей был мужчина около сорока пяти, может больше. Он не задерживал свое внимание на одном из нас дольше положенного, да и весь процесс, который начался ровно в десять утра был похож на настоящий, точнее справедливый.
Требованием Кости стала временная опека над Юлей, пока я буду проходить лечение в соответствующем заведении, как от мифической наркозависимости, так и психологическое.
Видимо то самое расследование, которое велось все это время ничего нового не принесло в мою копилку. Кто бы сомневался.
С моей стороны свидетелем стала лишь Вера.
Она эмоционально высказывалась обо всем что спрашивали ее мой и Костин адвокаты, даже не запнулась ни разу.
– Вы сказали, что такое происходило несколько раз, уточните, пожалуйста.
– Да. Я знаю о двух случаях. Дина просто исчезла однажды. Мне стало страшно за нее. Учитывая, что знаю обо всем, что творят эти подонки с ее жизнью, я предполагала худшее. Приехала к ней и стала колотить в дверь, она не открывала сначала, а потом я услышала ее. Через дверь она мне и рассказала о том, что произошло.
– И что же произошло?
– Ну Подгорные в очередной раз хотели потащить Юлю на какую-то встречу, фотосессию, плюс малышка не любит новую пассию Кости, Анну. Дина стала возмущаться на этот счет, сказала не отпустит дочь, тогда они забрали ее после садика, а ее закрыли. Там снаружи есть замок, который не открывается изнутри. Точнее изнутри нет даже отверстия.
Тот самый случай произошел больше года назад, я так испугалась и все это время вела себя настолько тихо насколько могла, даже удалось позабыть обо всем, вот только зря.
– Когда был второй раз?
– Совсем недавно. Им не понравилось, что на фото в газете Дина не улыбалась, когда разговаривала с Аней.
– Вы считаете это настоящей причиной?
– Я просто знаю, что так и есть. А причина в их головах кроется. Мозг засорен дерьмом.
– Попрошу вас выражаться культурным языком.
– Извините.
Испытанием стало появление Белозеровой Галины Павловны.
Мама вошла твердо и взглянула на меня лишь когда села давать свои показания.
Я смотрела в ее родные глаза, умоляя ее одуматься. Хотела показать ей, как сильно она меня ранит, но мама… она лишь смотрела и продолжала отвечать на вопросы, медленно разрывая нити нашей связи с ней, предавая меня, как никто до этого.
– Уважаемый суд, я люблю свою дочь, как и мой бывший зять, но посудите сами, как можно оставить мою внучку с ней? Дина совершенно не справляется со своими обязанностями материнскими и это может привлечь беду. Ей нужно лечение, а Костя
