Чьё приятное мятное дыхание щекочет мне шею, и чей язык порхает за ушком.
– Илья, не надо, – упёрлась ему в плечи, Филатов отпрянул, но остался на мне.
– Прости меня, маленькая. Я животное, знаю. Просто ревную тебя зверски. Никогда так не было, ни с одной. Мне крышу рвёт от тебя. Я с ума схожу по тебе, маленькая. Как подумаю, что какой-то ушлёпок тебя руками своими тронет, так бешеным становлюсь сразу. Я не хотел тебя обижать. И та пощёчина… Мне стыдно, Варь. Не хотел. Прости, маленькая, – снова целует, слова сказать не даёт. А я и не знаю, что ему ответить. Когда в комнату пришла, думала, дождусь утра и такси себе вызову. Уеду тихонько, чтобы он даже не заметил. А сейчас смотрю в его горящие глаза в полутьме и понимаю, что это выше моих сил. И он раскаивается вроде как…
– Илья, я не знаю. Я могу тебя понять, я и сама тебя ревную. Но бить… Так не должно быть. Насилию не место там, где есть любовь. А иначе нет никакой любви. Потому что так любить нельзя. Нельзя целовать, признаваться в своих чувствах, а через секунду пощёчину давать, – я запнулась, не став продолжать свою речь. Хотела сказать ещё пару слов про абьюз, но как-то не решилась.
Илья меня за лицо схватил, горячими ладонями сжал.
– Я тебя люблю. Я не умею любить, как это делают другие, нормальные люди. Я вот такой, Варя. На всю голову долбанутый. Ты можешь меня бросить, я знаю, ты об этом каждый день думаешь. И сейчас думаешь. Но я не могу пообещать, что оставлю тебя в покое. Не оставлю. Я буду мучить нас обоих, я буду тебя преследовать, и в итоге мне сорвёт крышу окончательно и бесповоротно. Я могу тебе навредить, Варь. Не заставляй меня. Не нужно. Я не хочу этого, – он смотрит в мои глаза и говорит-говорит. Я смысл этих слов понимаю, но меня это не пугает. Должно, знаю! Но не пугает.
Мне вдруг обнять его очень захотелось. И я обняла. За шею крепко-крепко и к себе прижала. Губы его мои находят, целуют так страстно, что голова кругом. Напористо и влажно. Сильно. Так, как целовать может только Филатов.
– Уже одиннадцать, – отрывается от меня, тяжело дыша. – Через час Новый год. Пойдём, с друзьями тебя познакомлю. А всё плохое давай в этом году оставим, ладно? В новом всё будет по-другому. Обещаю.
Я снова ему верю, потому что эти глаза врать не могут. Не могут врать эта улыбка, эти руки. Мой Филатов врать не может. Нам просто нужно друг к другу притереться, привыкнуть.
Весь час до Нового года я думала о том, а правильно ли поступила, что так легко и быстро сложила лапки перед Филатовым. Он, конечно, обаятельный мерзавец и всё такое, но разве можно прощать подобное?
Я не раз слышала о жертвах абьюза, как физического, так и морального. Зачастую вот такие мужчины, как Илья, и отравляли жизнь молодым, глупым, а иногда и достаточно умным девушкам. Это, в принципе, не зависит от того, какая девушка. Будь она хоть трижды идеальной, он всё равно найдёт в ней изъян и использует против неё же.
Я читала о таких людях, смотрела фильмы. И всегда раздражалась от вида этих героинь, которые согласны ноги своему мучителю целовать, в то время как они (те самые ноги) её пинают. Это жалко, это так жалко, что не передать словами. И я всегда обвиняла девушек. С садистом там всё понятно. Он такой. По какой причине он такой – это уже отдельный разговор. Но она-то знает, какой он. Прощает первый раз, второй, а потом это входит в привычку. Но она всё равно его не бросает, не уходит, не пытается спастись. И вот это меня всегда поражало, возмущало до глубины души. А теперь, оказывается, я и сама такая. Жертва абьюза.
Нет, один раз ни о чём не говорит. Вообще. Такое случается со всеми людьми, а у Ильи проблемы с самоконтролем. Да и вообще, он недавно лежал в клинике, а там, как известно, не ромашкой лечат. Сорвался, побочные действия опять же никто не отменял. Это ещё не значит, что он законченный псих и не имеет права на второй шанс.
Взглянула на него, смеющегося, рассказывающего друзьям какой-то пошлый анекдот, и не сдержала тёплую улыбку. Нет. Он хороший. Он замечательный. Он не злой, не подлый. Просто вспыльчивый. Мне впредь нужно быть аккуратнее.
А ещё я чувствовала, что могу его изменить. Пусть не кардинально, но этого и не требовалось, мне нравился Филатов такой, каким он есть, за исключением вспыльчивости и жестокости. Я чувствовала, что мы сможем притереться друг к другу и всё наладится. Мне так хотелось в это верить, что я готова была обманываться, как делали это жертвы абьюза.
Друзьями Ильи оказались вовсе не студенты, как я ожидала. Это были уже взрослые парни, в общем-то, как и сам Филатов. С ними приехали и их девушки. Слишком красивые, слишком манерные, слишком раздетые… То есть, на них, конечно же, была одежда, но мне казалось, не будь её вовсе, ничего бы не изменилось. Я чувствовала себя некомфортно рядом с уверенными в себе красотками модельной внешности. Их заносчивые взгляды и капризно надутые гиалуроновые губки тоже, в общем-то, не особо располагали к общению. И я молчала. Девушки о чём-то перешёптывались между собой, пили самбуку и коктейли, а я потягивала сок и жалась к Илье.
Он целовал меня в висок, в щеку, иногда доставал до губ. И было в этом что-то такое… Успокаивающее, вселяющее уверенность. С Филатовым мне хорошо – это неоспоримый факт. И обиды забываются так быстро, что моргнуть не успеваю.
Новый год встретили непривычно для меня. У бассейна, в купальниках, с суши-сетами и элитной выпивкой. По-молодёжному, как сказала бы крёстная. И мне понравилось. Не то чтобы я не любила два дня перед Новым годом готовить еду, которую потом нужно успеть слопать до Рождества, чтобы не пропало. Нет, честно, любила, ещё как. В тазике оливье тоже есть своё очарование. Это традиция, это уже родное. Но с Филатовым мне нравилось познавать всё новое, непривычное. Это было круто и весело.
Спать мы разошлись уже утром, когда все порядком напились. Девушки покачивались и вяло хихикали, а Кирилл и Женька – друзья Ильи – начали поглядывать на своих спутниц с
