что у Димона точно крыша съехала! Он был вооружён, это пугало ещё сильнее!
— Долбоёб ты, Алексеев! — подал голос Стрельцов. Он поднялся на ноги и подошёл к нам, вытирая рукавом кровавые сопли. — Я же по-хорошему хотел. Сдались бы в плен, все бы живы остались. А теперь ты дезертир, сука! Предатель родины! Тебя первого расстреляют, дебила кусок!
— Да какой на хуй плен? Ты чё, старый, ебанулся совсем? Ты нас спросил вообще, хотим мы сдаваться или нет? — орал, как полоумный Димон. — Отойди, Серёга! Я его щас к комбату оправлю! Вот самый главный предатель родины! Он нас всех предал!
Алексеев выхватил из-за пояса пистолет, тот самый, что Стрельцов сдал комбату на построении, и я понял, что Алексеев не врёт и не шутит. Двое бойцов, что остались с нами в ангаре, начали пятиться к воротам, понимая, что сержант настроен серьёзно и решительно.
— Угомонись! — рявкнул я на Алексеева. — Успокойся, Димон! Смотри на меня! На меня, блять! — Он отпустил взглядом майора и посмотрел на меня. — Пошли отсюда! Надо решить, что делать дальше! — парень медленно кивнул мне в ответ, утихомиривая своё бешенство, и опустил ствол. — Верни ему "Стечкина"!
— Держи, шакал вонючий! — кинул Димон пистолет под ноги майору.
Все, кроме майора, покинули гараж. Я ужаснулся, выйдя на улицу. Не знаю, сколько бойцов входило в "восстание Алексеева", но они полчасти раскурочили.
У меня всё внутри заходило ходуном от осознания произошедшего.
Может, прав майор? Надо сдаться в плен? Что толку от кучки вооружённых сопляков? Да нас северяне минами закидают! Раскатают часть танками в асфальт! От нас мокрого места не останется! Мы даже рыпнуться не успеем!
Мне хотелось пить и ссать. Я глотал дымный, пропахший порохом прохладный воздух ртом, а меня всё колотило и колотило. Димон жадно курил, глядя куда-то вдаль, а я пожалел, что не курю. Наверное, успокаивает курево?
— Димон, чё дальше-то делать? — спросил я у него, как будто бы он знал ответ на мой вопрос. Интересно, он сам-то понял, что нахуевертил?
— Надо валить отсюда! Собрать всё, что сможем увезти и съёбывать! — Димон отшвырнул окурок в сторону и потёр уставшее лицо ладонями. — Северяне скоро обратно вернутся. Нам не отбиться. Бойцов мало. Салаги в основном...
— Ну и на хера ты это всё затеял? Мы обречены...
— Думаешь, мы одни такие? В каждой части есть сепары! В каждой! Нам надо найти остальных, собрать ополчение!
Слова Алексеева звучали здраво, но казались мне такими далёкими и совершенно невыполнимыми. Далеко мы отсюда уедем? До первого блокпоста? Там нас всех и положат...
— Нужно разделиться, найти своих родных! Их начнут прессовать в первую очередь! К губернатору поедем! Он должен знать, есть ли другие. В крайнем случае, перейдём на сторону Берлессии. Это будет...
Димон не договорил. Его слова прервал выстрел, прозвучавший в ангаре.
Перехватив удобнее автомат, сержант снова пошёл к гаражу. Я следом за ним.
Майор лежал ничком на полу, неуклюже подогнув под себя ногу. Он застрелился из своего "Стечкина".
— Слабак! — плюнул рядом с его трупом Димон. — Мудила трусливый!
Я стоял в полном ахуе, глядя на то, как вокруг головы Стрельцова медленно растекается густой лужицей кровь.
Димон наклонился и вытащил из скрюченных пальцев самоубийцы пистолет, а затем протянул его мне. Я на автомате взял в руки "Стечкина". Рукоять была ещё тёплой после майора. Я стащил с себя кепку и отвернулся. Меня начало мутить от этого зрелища.
— Принимай командование, Грэй! — сказал мне Димон, снова закуривая.
— Что? Кто? Я? — испуганно затараторил я, понимая, что меня сейчас вырвет от запаха крови.
— Угу! — промычал Алексеев, выпуская клуб дыма изо рта. — Ты самый старший из офицеров! Ты теперь наш воевода! — добавил он и истерично заржал.
Я выскочил из ангара, забежал за угол и как следует проблевался. Господи, да что же это творится? Куда мир катится? Куда мы все катимся?
Потом я поссал, опершись о стену рукой, в которой всё ещё держал пистолет майора, и попытался сосредоточиться. Нам реально нужно валить из расположения, пока нас не хлопнули. Надо как-то пробраться в город и найти своих.
Застегнув ширинку, я окончательно собрался.
Алексеев ждал меня у ангара, нетерпеливо дёргая ногой. Мы пошли к зданию, где раньше располагалось командование части. Я даже по сторонам смотреть не мог. Столько трупов я видел только в кино, а они валялись буквально повсюду. Понимал, что война, что и мне придётся убивать, но всё равно было жутко.
Мы построили всех на плацу, расставив дежурных у ворот и на вышках, чтобы нас не могли застать врасплох. Солдат было ощутимо меньше, чем было заперто в ангаре. Пока мы с сержантом пиздели, половина, если не больше, просто убежали, поддавшись панике. Если не считать часовых, то и сотни не наберётся.
Я стоял перед строем, как последний мудак. Нужно было что-то сказать бойцам, объяснить ситуацию, отдать приказ, что делать дальше. Что я им скажу, если я сам не знаю, что делать?
Алексеев пришёл мне на помощь, встав рядом со мной.
— Родина нас предала! — громко начал он свою пламенную, проникновенную речь, от которой у меня у самого мурашки по спине побежали. — Нет больше родины! Есть северяне и есть сепаратисты! Свинорылам насрать, сепар ты или нет. Если ты берлесс, они тебя завалят! Тебя и всю твою семью! — каждая фраза Димона била в нерв. Каждое слово было правдивым и правильным, как бы мне не хотелось чего-то другого. — Мы теперь дезертиры! Нас всех ждёт смерть! Сейчас, в эту секунду, каждый решит для себя, как он хочет погибнуть! Как жалкий трус, которого свинорылые повесят за яйца, выебав в жопу, или в бою, защищая свой город, своих родных, свою честь! Кто хочет к мамочке под юбку, выйти из строя!
Повисла гробовая тишина. Я! Это я хотел к маме! Клянусь, я бы всё отдал, жизнь отдал, лишь бы обнять её сейчас! Но я не мог выйти из строя, ведь я в нём не стоял. Пацаны ревели. Не все, но многие. Они чувствовали то же, что и я. Только Алексеев сохранял хладнокровие и мужество. Кто бы знал, как я завидовал ему сейчас!
Из строя нерешительно вышел один паренёк, за ним следом
