Это был крах. Я не мог остаться, мой условный срок, до конца которого оставалось чуть меньше четырех лет, моментально превратился бы в реальный. А если меня обвинят еще и педофилии… то упекут меня в тюрьму без права досрочного освобождения. Все мои грешки припомнят. А тут еще Амура повязали… даже помощи попросить было некого.
И я ушел. Тихонько, чтобы не травмировать Грушу. Но… для моей девочки это было слишком большим потрясениям. И Антонина Владимировна, Никина мать, державшая меня в курсе происходящего, посоветовала не травмировать ребенка еще больше. Я согласился. И уехал в другой город, чтобы как-то удержать себя в рамках. Моя дочь нужна была мне гораздо больше, чем мне казалось.
Все, что я мог — помогать Антонине Владимировне деньгами, чтобы она проводила больше времени с Грушей.
И тут случилась эта история со Светой. Когда я узнал, что она бросила хорошую жизнь ради того, чтобы быть с Вадимом… у меня весь мир перевернулся. Я восхищался ею. Я даже немного завидовал Вадиму, ведь он встретил единственную женщину в мире, которая была человеком, а не тварью.
Они с Вадимом, вообще, оказались совершенно другими людьми. Я с такими раньше не встречался. И я прикипел к ним сердцем. Они стали моей семьей. И ради них я был готов на все, что угодно. Даже стать руководителем компании, хотя плохо себе представлял, что это такое.
Когда обман вскрылся, Седой, ее дядя и местный авторитет повыше моего бывшего босса, рвал и метал. Я знал, что прощения мне не будет, но не предполагал, что его угрозы коснуться не только меня, но и того, кто мне дорог. А Седой на полном серьезе намеревался прикончить любую бабу, кто окажется слишком близка ко мне. Изощренная месть. Но я не боялся. Все равно, допускать к себе слишком близко очередную тварь не собирался. Трахнул и пусть прочь валит. Все равно такой, как Света, больше нет. А все остальные лживые, наглые суки. Пусть с ними другие мучаются.
Может это было как-то по-детски, но я ни разу не пожалел о своем решении. Хотя на всякий случай решил держаться подальше от Груши. И даже деньги ее бабушке переводил через Свету. Кто знает, как поведет себя Седой, если узнает про мою дочь. А когда она выросла решил, что нужно перевозить ее ближе к себе. И потихоньку готовить встречу, ведь все эти годы я не общался ни с кем, чтобы ненароком не зацепить их своими проблемами. Хотя Седой, конечно, успокоился, когда Вадим стал известным художником и стал зарабатывать. Бесился, правда, что они все отдают в благотворительный фонд, но перестал винить меня.
А я страшно скучал по дочери все эти годы. Я купил ей квартиру. Предлагал устроить на работу, но Антонина Владимировна сказала, что Груша отказалась от моей помощи. Я был горд. Значит она научилась быть сильной. Самостоятельной.
Так я и жил. Пока не встретил Дашу… Грушу… Черт!
Теперь-то я знаю, это все был план. Даша-Груша выросла и стала такой же, как мать. И я попался, как идиот. Ну как они мастерски все провернули, а? Уверен, без Ники здесь точно не обошлось. Придумать такую интригу могла только она.
И главное, как Вика вовремя им под руку подвернулась. И как они только узнали, что она задумала. Теперь я уверен, Даша не случайно заявилась ко мне с этой проклятой папкой. Она с самого начала знала на что идет. Они даже документы подделали, чтобы я ни о чем не догадался. Ну да, сложно было заподозрить, что Серафимова Дарья Богдановна и есть Никифорова Агриппина Михайловна. Да еще моя Груша была беленькой, светленькой девочкой, а Даша… каштановые волосы, загар… у меня не было никаких шансов узнать ее. Ни единого. Эти стервы все продумали…
Глава 4
Даша… я ненавидел ее… и не мог забыть. Не мог забыть, что она сделал со мной. На что она меня толкнула. Я спал со своей дочерью…
Мне надо выпить… пока я бродил в своих воспоминаниях, Света ушла, оставив меня одного. И я открыл очередную бутылку. Обидно, в первый день я забылся буквально с пары стаканов виски, а сейчас… я, стараясь не качать головой, чтобы не упасть со стула, попытался сосчитать бутылки на столе. Но каждый раз получалась другая цифра. То пять, то двенадцать, то девять. И я плюнул на это дело. Мне кажется я выпил не меньше трех сегодня. А еще только день… если судить, по тому что за окном светло.
На подоконнике стола Дашина любимая кружка. С ангелочками и сердечками. Как у маленькой девочки. Она, когда увидела ее в магазине, вцепилась и так смотрела на меня, что я даже перестал смеяться.
Даша… как ты могла так поступить со мной? Ты ведь знала. Я ни за что не поверю, что ты забыла меня. Или не узнала. Не зря же ты заставила меня поверить, что живешь совсем в другом доме. А я идиот. Я полный дебил.
Ты разрушила все. Как мне теперь жить, понимая, что даже хорошие маленькие девочки вырастают и становятся тварями? Сколько бы ты в них не вкладывал, как бы не старался, природа берет свое. Все бабы суки.
Я положил голову на локоть. И капля упала на столешницу. Я реву как баба. Черт возьми! В кого ты меня превратила, дрянь?! Я мужик. И не стану рыдать из-за очередной сучки. Я просто запомню. И приму к сведению, что даже самые лучшие девочки превращаются в тварей. Ненавижу! Ненавижу баб! Вас надо трахать и выгонять из постели. Из жизни. Вами надо пользоваться. Тогда вы знаете свое место и не лезете в душу. Суки!
Ярость была такой сильной, что я даже протрезвел. Качаясь дошел до ванной, хотя пару минут назад с трудом удерживал себя на стуле, взглянул в зеркало. Ужас… Грязный и небритый я смотрел на меня из зеркала. Щеки впали, а черная щетина с проседью добавляла мне лет двадцать. Казалось, что это какой-то шестидесятилетний старик. А мне всего тридцать пять. Мужчина в полном расцвете сил… да… до чего ты себя довел, брат? Из-за какой-то бабы.
Надо заканчивать пить. И приводить себя в порядок. Я мужик. Я справлюсь.
Только… взгляд натолкнулся на Дашин шампунь… Сука-а! Я ударил по стене и едва сдержал крик. Совсем забыл, что руки у меня разбиты. И мне нужно избавиться от следов этой дряни в моем доме.
Я позвонил Марине, которая занималась уборкой. Дал распоряжения. Через час она придет и наведет порядок. А сейчас в душ. Мне надо на работу…
Душ, бритва, зубная щетка. И теперь в зеркале был почти прежний я. Только впалые щеки и потухшие глаза выдавали мою боль. Ничего. Привыкну. Не в первый раз. Но совершенно точно в последний. Стар я уже для таких потрясений.
На работу я не поехал. Все же решил, что не должны мои сотрудники видеть директора в нетрезвом виде. Я шел по улицам города куда глаза глядят. Просто без дела. Смотрел на людей, спешащих куда-то, или неспешно прогуливающихся… и не понимал, что я, пожалуй, один из немногих, которые на самом деле понимают женщин. Всю их гнилую натуру.
Вон, девушка улыбается парню, который подошел к ней познакомиться. А сама оценивает сколько стоит его одежда… ага… не подошел, и она тут же нахмурилась и отвернулась. Парнишка что-то еще лепетал ей в спину, но она сердито глянув на него, вцепилась в подругу и практически сбежала.
А вот идут явно жена с мужем. Он несет пакеты с продуктами, она довольно улыбается… ну да… захомутала мужика, сделала из него подкаблучника и довольная. Ненавижу.
Я ведь тоже таскал пакеты, угождал ей во всем, улыбался, как этот идиот… Казался себе счастливым. И только она знала, что на самом деле все не так. Это всего лишь игра. И цель совсем не я. Цель то, что она может получить от меня: деньги… компания…
Как и Вика, которая была первой за много лет, кто стал мне хотя бы чуть чуть дорог. И то, теперь я полагаю, что это было из-за дочки. Слишком сильно она напомнила мне про мою Грушу. Я тогда впервые поссорился с Седым. Угрожал ему, что если хоть один волос упадет с ее головы, то я посажу его на всю оставшуюся жизнь. Тогда-то мы и достигли перемирия. Он признался, что погорячился, тем более Вадим оказался нормальным мужем для его племянницы, несмотря на инвалидность.