бархатного дивана и задумчиво вращая в руках телефон.
– Ты такая красивая, Лер, – выдает он неожиданно.
– Спасибо, – убираю за ухо выбившуюся прядь волос и сажусь напротив.
– Нет, правда, я на тебя смотрю и прям не верю, что ты реальная.
– Ну так потрогай, – протягиваю ему руку, игриво шевеля пальцами. – Я реальная. Из крови и плоти.
Никита стискивает мою ладонь и припадает к ней губами. Целует медленно и очень чувственно.
– Давай селфи сделаем? – предлагает он, пересаживаясь на мой диван. – На память. Буду любоваться, когда тебя нет рядом.
Он наводит на нас фронтальную камеру и, прижавшись ко мне щекой, делает пару кадров.
– Вот эта вроде нормальная, – листает получившиеся фотки. – Я выложу, ты не против?
– Нет, – качаю головой. – Выкладывай.
Не могу не признать, что его восхищение здорово льстит. Мне и раньше доводилось слышать комплименты, но никогда они не звучали так искренно. Аж за душу берет.
Тимур
– Почти все крупные компании анонсировали разработку собственных робокаров, – со скепсисом заявляет Ранель, листая ленту автомобильных новостей. – Походу, скоро на беспилотниках гонять будем. Отстой.
– Вряд ли, – хмыкаю недоверчиво. – В России – точно не скоро.
– Почему?
– У нас в стране полгода зима, дороги снегом заметает. А без разметки беспилотная тачка хрен справится с управлением.
– Это факт, – задумчиво тянет он.
– Так что расслабься, братан. Мы еще порулим.
Кокетливо виляя бедрами, молодая официантка в коротеньком переднике приносит заказ и принимается расставлять перед нами тарелки.
– Сегодня вечером свободна? – окинув ее оценивающим взглядом, спрашивает Измайлов.
– Что? Это вы мне? – тушуется девушка, хлопая ресницами.
– Тебе, – кивает друг. – Во сколько заканчиваешь?
– В девять, – пищит она, стремительно краснея.
– Окей, в девять заеду.
– Но я…
– Все, пока свободна, – отмахивается и хватает ложку. – И после работы не задерживайся. Я ждать не люблю.
Официантка, явно сбитая с толку таким напором, шумно сглатывает и, не проронив ни слова, удаляется.
– Ну ты прям джентельмен, – хмыкаю я, насаживая на вилку помидор черри.
– С бабами же так: чем меньше церемонишься, тем больше они тебя хотят. Натура у них такая, – со знанием дела говорит Ран.
– Жри давай, – посмеиваюсь. – Знаток женских натур хренов.
Едим в тишине. А когда заканчиваем с основными блюдами, Измайлов вдруг оживляется.
– Зацени-ка, Тимон, фоточку, – подсовывает мне под нос свой телефон. – Матвеев твою сеструху по ресторанам водит.
С экрана на меня пялятся счастливые Лера и Никитос. Прижались друг к другу щеками. Скалятся во все тридцать два.
От созерцания это картины за грудиной болезненно екает. А потом начинает противно, цепляя малюсенькими крючками, царапать. Хрясь-хрясь. По свежему, по живому.
– Где они?
– В «Мальтезе», – отвечает Ран. – Никитос геометку поставил.
На размышления уходит меньше секунды. Рывком поднимаюсь на ноги и выхожу из-за стола.
– Эй… Ты куда? – недоумевает друг.
– Погнали, – выуживаю из кошелька купюры.
– Да куда, блин?!
– В «Мальтезе».
Зависает, но уже через мгновенье догоняет, что к чему.
– Погоди маленько… У меня ж еще чизкейк…
– Там поешь.
Измайлов не двигается с места, сверля меня мрачным взглядом.
– Так ты идешь? – раздражаюсь. – Или я без тебя поехал?
– Тим, зачем тебе это? – интересуется после небольшой паузы.
Зачем-зачем… Если бы я сам знал.
С тех пор, как поцеловал Грановскую на посвящении, меня нехило ломает. Воспоминание о ее губах, как острый длинный гвоздь, застрявший меж ребер. Дышать мешает, не дает сконцентрироваться на другом. И вытащить его я никак не могу. Все фантазирую, фантазирую о ней… Представляю ее без одежды, гадаю, как выглядит ее оргазм…
И сам презираю себя за эти фантазии. Как до такого докатился? Словно тринадцатилетний сопляк, впервые вкусивший тепло женского тела. Стремно, черт подери. Но контролю не поддается.
– Затем, – отрезаю.
– Охрененный ответ! – язвит друг.
– Ран, ты заколебал! Че докапываешься-то?
– Ты больной, Алаев. Отвечаю, – со вздохом достает из кармана деньги и кидает их на стол. – Даже чизкейк доесть не дал, сучара.
Через каких-то пятнадцать минут я уже паркую тачку возле ресторана с пафосным названием «Мальтезе». Мы с Раном выходим на улицу и уверенным шагом направляемся ко входу.
– Добрый день! Нас друзья ожидают, – говорю я, обращаясь к хостес.
– Здравствуйте! На чье имя забронирован стол?
– На Никиту.
– Хорошо, – улыбается. – Позвольте вас проводить.
Идем вслед за ней. Грановскую с Матвеевым вижу еще издалека. Сидят друг напротив друга. Разговаривают. Подавшись вперед, он смотрит на нее с нескрываемым восхищением. Словно ребенок на долгожданный новогодний подарок. Лера же держится более спокойно: улыбается, но как-то немного снисходительно.
– Салют, молодежь! – Ран первый подает голос и как ни в чем не бывало плюхается на диван рядом с Матвеевым.
Лица этих двоих надо видеть. Круглые глаза Грановской того и гляди выпрыгнут из орбит, а Никитос никак не отдерет отвисшую челюсть от пола.
– Здорово, – растерянно отзывается он, по очереди пожимая нам с Измайловым руки. – А вы чего тут?
Место рядом с Лерой свободно, но я намеренно сажусь на стул. Хочу видеть ее лицо.
– Да ничего, – безэмоционально пожимаю плечами. – Увидели, что вы тут сидите. Дай, думаем, заскочим, пообщаемся с друзьями.
Во ошарашенном взгляде Грановской толпятся вопросы. И она явно не знает, какой из сотни задать в первую очередь.
– Друзьями? – тянет недоверчиво. – Алаев, ты нас ни с кем не спутал?
Снова смотрю на Лерины губы. Манящие, слегка припухшие… Фак. Какого хрена они у нее припухли? Не от поцелуев ли с Никитосом?
– Не-а, я людей не путаю, – откидываюсь на спинку стула и с вызовом смотрю ей в глаза. – А ты?
Щурится. Ей явно не по вкусу, что я затронул тему нашего случайного поцелуя на посвящении. Ну ничего, пусть терпит. А то ведь я и Матвееву рассказать могу.
– И я нет, – шипит с ненавистью. А во взгляде так и читается: «брякнешь хоть слово – убью».
Лера-холера в истинном обличии. Я же знал, что никакая она не пай-девочка. А эти
