и клиники, чтобы крохе сделали все на высшем уровне. — Ба смахивает слезу и вдруг улыбается. — А знаешь, о чем я сейчас вспомнила?
— О чем? — Я глажу ее по волосам.
— Яна тогда только родилась… Мы спустя время к Алёне и Янису приехали на свадьбу. Вечером все разошлись, а ты подбежал ко мне, забрался на колени, обнял, почти так же как сейчас, и по секрету сказал, что боишься, будто я теперь буду любить Яну сильнее, чем тебя. Долго бурчал, что уж ты-то никогда ее не полюбишь, сравнивал со своими плюшевыми собачками и утверждал, что от них пользы куда больше, чем от кричащей девчонки.
Хоть и мелкий был, но тоже помню этот день. Я и впрямь переживал, что бабуля перестанет меня любить. А потом детская ревность к Яне переросла в нездоровое влечение, убившее кучу нервных клеток.
— А вот взял и влюбился, ба, — признаюсь с улыбкой, чувствуя, как наполняюсь энергией, когда думаю о Яне и нашей дочери.
— Сильно? — Бабушка заглядывает мне в лицо, вытирая влажные щеки.
— Сильно. Всем сердцем.
— Как жаль, что ее нельзя взять на руки, — говорит ба, поглаживая Алину через отверстия в кувезе.
Сердце сжимается от картины, которую наблюдаю. Был готов, что ба и Яна будут плакать, но видеть это своими глазами безумно тяжело. Их эмоции настолько яркие, что и меня накрывает. Словно наяву вижу, как плохо было Яне одной в чужом, незнакомом ей городе.
Вновь становится паршиво на душе. Никогда я не смогу об этом забыть. Как и о смерти собственного сына.
Невольно стискиваю руки в кулаки. Время, конечно, боль сгладит, она не будет такой всепоглощающей, как сейчас. Но когда же, сука, станет хоть немного легче?
— Пойдем, бабуль, — шепчет Яна. — Медсестра ругается, когда я тут плачу. Они поддерживают специальные условия для деток. Но что я рассказываю, ты и так все знаешь.
— Знаю, — вздыхает бабушка. — Малышке нужно набираться сил. Сколько дней она в реанимации? Хотя не надо, не отвечай. И не думай об этом, я сама уточню. Эрик через фонд нашел необходимых врачей, связался с ними, но я обращусь к Изморову. Сергей Викторович обязательно даст самые лучшие рекомендации, чтобы и после операции нашу девочку наблюдали.
— Спасибо, ба. — Яна целует ее в щеку.
Мы выходим из отделения и идем по коридору.
Бабуля останавливается и смотрит на нас с Яной по очереди, мотает головой, словно не веря, что все происходит по-настоящему. Опять плачет. Яна подключается следом. По живому режут их слезы.
— Такие молодые, импульсивные и глупые. Нужно было сразу обо всем рассказать. Ну да ладно. Это теперь не имеет никакого значения. Сейчас главное — Алина и ее здоровье, — кивает ба в сторону детской реанимации, вытирая ладонью влажные щеки.
— Да, — соглашается Яна и тоже вытирает слезы. — Вы сейчас домой?
— Я одна поеду. Водителя вызвала. А вы побудьте вдвоем. — Бабушка обнимает нас по очереди и направляется к двери.
Я замечаю, как Яна судорожно глотает воздух, в ее глазах появляется паника. Неужели так боится остаться со мной наедине? Или в чем причина?
— Я сейчас вернусь, — говорю ей. — Только бабулю провожу.
— Буду ждать тебя в палате.
Ба не сопротивляется, когда сопровождаю ее до машины. Вид у нее обескураженный, пришибленный. Наверное, я так же выглядел, когда узнал про Алину…
— Всё в порядке? Может, с тобой поехать? — предлагаю я.
— Алёна и Янис со мной побудут. А ты с Яной. Иди к ней, Андрей. Со мной правда все нормально. Новость, безусловно, шокировала, но в глубине души я за вас рада. Два обожаемых внука сделали мне правнучку... Еще бы Алину на ноги поставить, и все будет просто замечательно!
Громко хмыкаю.
— Я искренне так считаю, — настаивает бабуля. — Вы подходите друг другу. Оба упрямые, свободолюбивые. Но каждый по-своему. Ты кучу наград и кубков получил, а Яна с детства за свою независимость борется.
— При этом родительского дома не покидая.
— Это другое. Жизнь показала, что Яна вполне может устроить свой быт сама. Особенно если что-то в голову себе вобьет. Не успокоится, пока цели не добьется. Это у вас общее. Даже интересно, кто был инициатором? — Она вопросительно изгибает бровь.
— Оба. По обоюдному согласию.
Бабушка улыбается.
— Ну все, иди, Андрюш. — Еще раз обнимает меня напоследок. — Ты Яне сейчас очень нужен. Им обеим. А они тебе. Со мной найдется кому побыть. Не переживай.
Она садится в машину, а я достаю сигареты. Пора бы завязывать, но не могу. Дожил, блядь. Со спортивной карьерой заканчиваю, подсел на легкое расслабление. Что потом?
На мгновение задумываюсь о Натали и ее пагубной привычке. Вот чего человеку не хватало? Или это от вседозволенности? Смотрю на сигарету и, морщась, выкидываю ее в урну.
На посту узнаю у медсестры, до скольких можно задержаться у Багдасаровой. Та говорит, что от силы полчаса. Оставив наличность, прошу, чтобы нас не беспокоили чуть подольше, и иду в палату.
Яна стоит у окна, обхватив себя за плечи. Я замираю в дверях, разглядывая ее. Такая она хрупкая, маленькая. Похудела сильно. Грудь правда стала заметно больше. Давлю порыв подойти и обнять. До хруста косточек сжал бы Яну в объятиях и стоял так, пока хоть немного не отпустило бы. Но не уверен, что отпустит и тяжесть на сердце станет меньше.
Яна медленно поворачивается и смотрит на меня. Сейчас мы один на один. У обоих было время осмыслить все, что произошло. Чувствую, как меня словно затягивает в какой-то густой и вязкий дурман. Подхожу ближе. Беру в ладони ее лицо. Яна не сопротивляется. Вообще, очень импонирует, что несмотря на взрывоопасный характер, она не истерит, не выкрикивает обвинения, хотя меня есть в чем обвинить. Неужели понимает, что я и без того сгораю в своей вине, не зная, как ее искупить?
— Знаешь, чего бы я сейчас очень хотела? — произносит Яна шепотом, глядя на меня широко распахнутыми глазами.
— Чтобы поцеловал?
Она моргает.
— Только это не будет означать ровным счетом ничего... — Ее голос надламывается.
Яна выглядит дезориентированной, уязвленной, беззащитной. Сердце опять сжимается.
— Я просто хочу…
Не дав ей
