— А ты куда?.. — спрашиваю, вздрогнув. — Чего не через Алекс?..
Он зарулил нас на Тиргартен.
— Объезд.
Тиргартен... Зоосад...
Так ведь зоосад — это вам не лес, думаю сонно. Там все звери ленивые и кормят их по расписанию. Привозят волку волчицу, знакомят — и все. Теперь пускай приносят потомство.
Разводить волчье потомство — очень важная миссия. У нас тут все волки на десятилетия поисчезали из лесов. Правда, говорят, в прошлом году неподалеку от Берлина, в Дёберицкой пустоши обосновалась в заповеднике волчья стая... Дикая... У них-то все по-настоящему...
То приоткрываю глаза, то прикрываю снова. Рик по-залихватски выруливает «мини». Не то что Миха — свой Лексус...
Рик... Хрен от него спрячешься, если надумает он затянуть к себе в стаю... волчат... волчиц... меня...
Да причем тут Рик...
«Пацан не причем».
Не-ет, не то...
«Недавно из Рижского зоопарка в Берлинский зоопарк завезли волков».
А-а, при этом. А ведь я даже не знаю точно, откуда из Латвии завезли его... Он давно знаком с Ритой, значит, она с ним тоже давно знакома... Она-то знает... Спросить у нее, что ли?.. Не-е, она — в прошлом. Ему плевать на нее, но не плевать на ее ребенка.
Она в прошлом, а я в настоящем. И он согласен принять меня.
Он согласен на меня, но только на своих условиях.
***
Глоссарик
бауамт — строительное ведомство
«асси» — асоциальный, неприемлемый в силу поведения или социального статуса, употребляется, как уничижительное
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ С перчиком
— Как тебе?
— Мне? — прищурившись под темными очками, отхватываю кусок «ягодного» на палочке. — Сказала бы по чесноку, но кто ж меня послушает?.. — даю ягодному приятно и сочно обжечь холодком язык. — Короче, вляпались.
Это я даю блиц-оценку его «новому проекту». Его новый проект — это давно взлелеянный план по переоборудованию борделя на Курфюрстенштрассе. Даром что бордель — Рик уверяет, что объект находится на наименее «красном» участке.
(Примечание автора: с момента вступления в силу соответствующего закона в 2002 г. в Германии было легализовано занятие проституцией и связанная с ним деятельность; целью легализации являлось улучшение условий жизни и финансовой ситуации женщин, занимающихся проституцией, обложение получаемой прибыли налогом, а также обеспечение социальной защиты. Одним из долгосрочных последствий легализации было постепенное восприятие данного занятия обществом, как «приемлемого», хоть и не равнозначного другим видам занятости.)
Первоначально Рик собирался перестраивать его под отель, но я обратила его внимание на то, что по нынешним временам неплохо субсидируются общежития. Предложение мое пришлось ему по душе. Заказчик — уже знакомый мне Резо «с большими грустными глазами» — вроде тоже согласился с моей идеей.
Времени на рассмотрение документации мне особо не дали, а показать объект не успели, да мне и не особо хотелось его осматривать. Рик говорит, он смотрел. Надеюсь, не в действующем виде.
— Просто ты с предубеждением относишься к объекту, — утверждает он.
— Абсолютно нет. Напротив — категорически приветствую планы по доведению его до нового типа пользования.
Сегодня мы поедем подписывать договор о строительной реконструкции этого самого «объекта». Чтоб с договором — это я настояла, иначе плакали тогда субсидии. Зато, правда, «расплакался» Резо — ему очень не хотелось уже сейчас все оформлять, а хотелось сделать максимум работ по-черному. Понедельник — априори день тяжелый. А сегодняшнему понедельнику, вот чует мое сердце, предстоит оправдать мои наихудшие опасения.
— Сроки жесткие поставил, — поясняю для проформы — все равно Рик очень хочет эту сделку и от нее не отступится. — Специально, чтобы раздумали подписывать.
— Ниче, сейчас поговорим. Неустойки занизим до минимума.
— Не захочет. Он, по-моему, фанатичный какой-то.
— Тогда Аднана уговорю — он компенсирует.
— Аднану какой интерес компенсировать?
— Резо родственник его. Дальний. Неродной. И сам он навариться тоже хочет. У него сейчас заказы попритухли.
Эти уж мне родственные связи. Интересно, есть ли у Рика тоже где-нибудь какие-нибудь родственники, и познакомит ли он меня когда-нибудь с ними.
Воображаю сцену такого вот знакомства и представляю, как я, чтобы «отблагодарить» его за западло на знакомстве с моей мамой, начинаю стервозить с его родней. Не мой стиль, вообще-то.
Хихикая, доедаю мороженое, смотрю по сторонам и соображаю, что я, кстати, тоже не безродная — у меня своя туса есть. Вернее, туса собралась не у меня, а у Викиты, а я, кажется, своя здесь. По случаю лета и жары — в Берлине она тоже бывает — гуляние из шпэти перенеслось в скверик перед ларьком. То есть, это они гуляют, а я и Рик, мы с ним — так, освежаемся перед «важной сделкой».
На глазах у Викитиной тусы влезаю к нему в брюки и щипаю за задницу.
— Че? — Рик не дергается, как, вероятно, дернулась бы на его месте я.
Он тоже в темных очках, но под ними, я прямо вижу, взгляд его, шутливо удивляясь, вспыхивает янтариком.
— Ниче, — щипаю его снова.
— Че щипаешься?
— Кнопку ищу.
— Какую кнопку?
— «Тормоза» которая — тормоза где у тебя?
— М-м-м, — смеется он. — Че, не нашла?
— Не-а.
Нагло оскалившись, Рик доедает свое эскимо, проводит зубами по палочке.
По-моему, когда мы все сделаем, дома меня ждет секс «стоя».
***
Неспроста я не нашла у него ту кнопку.
Сначала все идет нормально — мы просто едем, и я просто советуюсь с ним по дороге.
— Короче, — говорю, — если он сильно упрется насчет сроков, ты предложи ему гарантийный повысить...
— Аднан не согласится...
— Аднан со страховыми пусть перетрет... у него же был там в страховке кто-то... какой-то родственник... Помнишь, он рассказывал?.. Но это на крайняк...
— Ладно, посмотрим...
— Ла-адно... Э-э-э... Ри-ик??... — это я оторвалась от документации. Подняла голову. Увидела, где мы как раз проезжаем. Прифигела. Потому что проезжаем мы как раз по Курфюрстенштрассе, причем явно не на менее «красном» ее участке.
Кажется, он намылился тут останавливаться?..
Спрашиваю в состоянии некоторой беспомощности:
– Мы ж не собирались на объект вроде...
— Мы не на объект.
— Так а куда ж, твою мать... Скажи, что нам не здесь сейчас подписывать.
Рик втискивается между грузовиком и стареньким «гольфом», забитым овощами, дяденька в фартуке с ящиком помидоров в руках кивком головы «хвалит» его за то, что он так умело запарковался, при этом смотрит почему-то на меня.
Рик говорит:
— Точно здесь. Он написал.
— Ты уверен? Он, по-моему, прикололся просто.
— Да не, с какого хера он будет прикалываться. Вон тачка его.
Не смотрю на тачку Резо, вообще не смотрю из окна — выходить я все равно не собираюсь.
Вижу в зеркале, что к нам, шкандыляя, приближается девочка в хот-пэнтс и на шпильках сантиметров пятнадцати.
— Итак, ты говоришь, нам, снова, что тут нужно?.. — интересуюсь глухо.
— Кати... — говорит Рик не просительно, но мягко и серьезно, так, что я явственно улавливаю все в его голосе — и как важна для него эта сделка, и что без меня он ее не заключит и, чтобы я взяла себя в руки, пересилила себя, а это значит: вышла из машины, закрыла глаза, заткнула уши, «дышала через рот» и... просто пошла за ним.
Я выхожу, и девочка в хот-пэнтс останавливается, разворачивается на своих шпильках и отшкандыливает в другую сторону. Вернее, отхрамывает. Я нечасто таких вижу и мне жаль и ее ноги, и ее саму.
Пока я соображаю, не одна ли это из тех двадцати-тридцати процентов кокаинщиц-героинщиц из Восточной Европы, работающих здесь на улице, девочка уже находит себе маленького беловолосого дедушку с палочкой и в шляпе — или это он ее находит. Дедушка берет ее под локоть и держится за нее, а она очень медленно — он, видимо, не может быстрее — доползает с ним до подворотни и заводит его туда.
