мне не беспокоиться об этом.
Когда я начала планировать свадьбу с Лиззи, я подумала, что это значит, что он старается. Что он хотел, чтобы это сработало, даже если он никогда не сможет меня полюбить. Эта фотография и его беспечность сожгли мост прямо в реку. Я была в восторге от этого дня, когда примеряла свое свадебное платье. Теперь все, что я хочу сделать, это сжечь его и посмотреть, как он превратится в пепел.
Точно так же, как и в первый раз, когда я ждала выхода за него замуж, я не чувствую себя невестой. Я чувствую себя коровой, ожидающей убоя. Жертвенный ягненок.
Кора, стилист, завивает мне последнюю прядь волос, прежде чем облить ее лаком для волос. Одну сторону она закалывает большим гребнем, покрытым изумрудами и бриллиантами. Я не узнаю её ни в одной из своих вещей.
— Эта булавка принадлежала моей матери, — сообщает мне мать Кензо с другого конца комнаты. Должно быть, она заметила мой вопросительный взгляд. — И ее мать до нее, и так далее с тех пор, как наша семья зародилась в Японии. Конечно, со временем это изменилось, но это всегда традиция, — она встает со стула и направляется ко мне, вся элегантность в платье от Oscar de la Renta. Это глубокий красный оттенок с кокеткой из иллюзорного тюля, украшенной цветами с блестками. Рукава с эффектом накидки и нисходящий подол, который создает драматические движения при движении.
— Спасибо, — шепчу я с трепетом, глядя на него в зеркало. — Это красиво, — через зеркало я вижу, как моя мать закатывает глаза и тихо усмехается, выпивая еще один бокал шампанского.
— Не сердись, Чарити, — язвит мать Кензо. — Это заставляет тебя выглядеть запором, — от слов миссис Накамура мне приходится скрывать смех кашлем. Лицо моей матери сердито искажается, прежде чем она встает и уходит из комнаты.
— Всегда актриса, — миссис Накамура цокает языком. Она бросает еще один долгий взгляд на меня в моем платье. — Я бы хотела, чтобы мой муж был здесь и увидел это, — я узнаю в ее глазах далекий взгляд. Это тоска. Я слишком хорошо это знаю.
— Жаль, что мои родители этого не сделали, — бормочу я себе под нос, но по полуулыбке, которая украшает ее губы, я понимаю, что она меня услышала.
— Знаешь, он очень заботился о тебе, — говорит она мне, занимая место моей матери на диване.
— Я не хочу обижать вашего покойного мужа, миссис Накамура, — говорю я ей, стараясь говорить тихим голосом, но внутри меня все еще живет горькая обида. Ему было все равно. Если бы он это сделал, меня бы здесь не было. — Он вообще не должен был это устраивать.
Мать Кензо слегка наклоняет голову, изучая меня.
— Как ты думаешь, тебе бы больше подошёл кто-то другой?
Я не могу не посмеяться.
— Думаю, я бы лучше пошла в колледж и прожила свою жизнь так, как хотела, вместо того, чтобы бежать от мужчины, который явно меня не хочет.
— Он гонялся за тобой, когда в этом не было необходимости, — отмечает она. — Я хотела аннулировать соглашение, но Кензо настоял на своем и сказал нет.
— Ваш сын ясно дал понять, что сделал это ни по какой другой причине, кроме бизнеса, — он вбил это мне в голову достаточно, чтобы я запомнила. — Все, что его волнует, — это выполнение контракта. Он дал это совершенно ясно.
— Иногда сердце не знает, чего хочет сам.
Я почти уверена, что у ее сына нет сердца.
— Ну, его сердце, очевидно, подсказывает ему, что он не хочет жениться на мне, поскольку его сфотографировали целующимся с другой женщиной.
Когда я рассказываю ей эту маленькую пикантную новость, она нахмуривает брови, но больше вопросов не задает. Вместо этого мы сидим в дружеской тишине, пока Кора наносит последние штрихи на мой макияж.
Три женщины помогают мне надеть платье и туфли, и когда я полностью одета и смотрю на них, на лице миссис Накамура омывает что-то вроде меланхолии.
— Ты выглядишь великолепно, дорогая, — говорит она мне без всякого намека на обман.
Я не могу удержаться от смеха.
— Не как блудница?
Женщина улыбается мне, и я ошарашена тем, как сильно Кензо ей следует.
— Испытание, которое ты прошла прекрасно, моя дорогая.
Конечно, это было испытание.
Со смиренным кивком головы я выражаю благодарность госпоже Накамуре. Она отвечает на этот жест собственным поклоном.
— Ты можешь звать меня Мегуми, — любезно предлагает она. — Или ты можешь использовать окаасан, что означает мать.
Внезапно у меня в горле возникает комок, и я изо всех сил пытаюсь сдержать слезы, которые грозят испортить мой тщательно нанесенный макияж.
— Спасибо, окаасан, — шепчу я, переполненная эмоциями от этого неожиданного акта доброты и принятия. Слово «мать» кажется мне чуждым на языке, это острое напоминание о том, что моей семье нужна орда терапевтов, чтобы решить проблемы, происходящие внутри нее. Моей матери никогда не нравилось, что я называю ее этим титулом. Это слишком знакомо и заставляет ее чувствовать себя старой.
— Все в порядке, — Лиззи взволнованно хлопает в ладоши, прерывая момент. — Давай выдадим тебя, — она делает паузу и подмигивает мне. — Снова.
Я жду у входа в большую комнату, где сотни представителей элиты Нового Орлеана будут смотреть, как я выхожу замуж за человека, который уже держит цепь на моей лодыжке. От него больше не уйти. Интересно, было ли все это иллюзией с самого начала? Мы всегда собирались оказаться здесь же и Кензо Накамура не собирался бежать.
Сделав глубокий вдох, я киваю Лиззи, которая мягко улыбается мне, открывая двери, которые приведут меня к моей судьбе. Люди встают, когда я начинаю свой одиночный путь к алтарю к человеку, который держит мою жизнь в своих руках. Мой отец с красным лицом стоит в конце прохода и злится, что я попросила его не сопровождать меня. Отец, отдающий свою дочь мужчине, за которого она должна выйти замуж, — это священная традиция, которую я не запятнаю его жадностью. У него не будет возможности продать меня, как дорогую лошадь на аукционе. Я отказываюсь дать ему это.
Когда я иду по проходу, музыка уходит на задний план, а лица в толпе начинают размываться. Мы уже женаты, но почему-то это делает наши отношения более реальными. Я отдаю свою жизнь тому человеку, который сможет разрушить ее одним щелчком пальцев.
Комок застревает у меня в горле, когда я грациозно шагаю по белому ковру. Все, на чем я могу сосредоточиться, это Кензо
