– Жюли, в один прекрасный день мы его уберем. Но не сейчас, сейчас тебе надо думать о другом. Но поддерживай свою жажду мести, чтобы выплеснуть ее, когда наступит подходящий момент. Неполный рабочий день позволит тебе уделять этому время. И держись. Так нужно для малыша.
А еще этот шум, вечный сквозняк на двенадцатой кассе, куда ее поставили на весь день, угрюмые, как сегодняшняя погода, покупатели, которые не здоровались, едва удостаивали ее взглядом, тяжко вздыхали, когда она не могла найти штрихкод, выражали недовольство, когда предыдущий покупатель вручал ей семь купонов на скидку. Есть такие «подарочки» – они выдаются с каждым чеком – совершенно не нужные покупателям, но дети ни за что не хотят их лишиться и с ревом бросаются на пол, если у кассира они закончились. Опять потерянное время, покупатели ворчат, столько надо держать в голове, не ошибиться с расчетами, чтобы снова не попасть под разнос начальства. А главное, какое отвращение Жюли испытывала к этим ничтожным заморочкам, которыми ей приходилось заниматься, пока ее ребенок спал слишком глубоким сном в нескольких десятках километров отсюда, из-за того что безответственный алкаш решил сесть за руль, не подумав о том, что нынче вечером сломает к чертям несколько жизней… На свою-то Жюли было плевать, но Люк…
Так что все эти бонусы, купоны и призовые чеки они могут засунуть себе известно куда. Особенно управляющий!
– Я тебе сто раз говорил, что ты можешь бросить работу, а я буду тебе помогать, – неустанно твердил ей Поль.
– Нет, я не хочу ни от кого зависеть.
– Ты упорная!
– Прагматичная…
– Гордячка!
– Реалистка…
– Упрямица!
– Решительная…
– Все, пока. Я рядом, ты знаешь.
Она знала…
Жюли только что закончила обихаживать Людовика. Малыш в больнице уже тринадцать дней. Врач вышел из палаты. Последствия операции скорее положительные, и самое тяжелое уже в прошлом. Моча стала прозрачной и светлой, швы затянулись, показатели крови нормализовались. Теперь Люк мог дышать сам, и из его горла вытащили дыхательную трубку. Острая фаза завершилась, уступив место хронической, – это горькое выражение испугало Жюли.
«Хронический, прил., – длящийся долго, затяжной, развивающийся медленно…»
Жюли готовилась к этому в своем распорядке дня, в своих мыслях. Поль, Жером и Жюли уже привычно сменяли друг друга у постели Люка. Жюли приходила с утра, потом был черед Жерома, который, в ожидании, когда окрепнет его раздробленная нога, приезжал в кресле на колесиках и что-то рассказывал малышу. Потом, выйдя с работы, в палату возвращалась Жюли. Иногда Поль проводил с ребенком вечер, чтобы Жюли занялась собой, передохнула. Она не могла смириться с необходимостью оставлять Людовика в одиночестве в течение дня. Тогда ей казалось, что она бросает, предает, разочаровывает его. Что она недостойна его.
После робкого стука дверь открылась.
– Здравствуйте, вы мама Людовика? Я Ромэн Форестье, кинезитерапевт, прикрепленный к этому отделению. Приятно познакомиться.
Рукопожатие было крепким и уверенным. Проницательный взгляд, такой долгий, что кажется почти провокационным, как будто чтобы проверить, выдержит ли его человек, не сдастся ли. Жюли не уступила. Кто угодно, только не она. Раз уж она не опускает руки, то и глаз не опустит. Взгляд длился дольше рукопожатия. Всего несколько секунд, а показалось – целую вечность.
– Я работаю в центре функциональной реабилитации на другом конце города. Может, вы знаете?
– Я о нем слышала.
– Обычно я прихожу сюда, чтобы заниматься детьми, которых, возможно, позже там встречу, когда их выпишут из больницы. Несколько дней назад мне передали историю болезни Людовика…
Он склонился над Людовиком, сжал его ручонку в своих ладонях и долго-долго смотрел на ребенка – как только что на его мать, – словно стараясь заглянуть под опущенные веки.
– Привет, Людовик. Можешь называть меня Ромэн. Похоже, нам с тобой предстоит провести вместе много времени. Я буду делать тебе массаж, шевелить твое тело, пока ты не проснешься. Об остальном поговорим потом.
Ромэн говорил с Люком, как со взрослым, без всякой жалости. С уважением и простотой.
Открыв пузырек с массажным маслом, он капнул немного на ладонь, а потом на другую, чтобы согреть его. Никаких неприятных ощущений перед массажем, в вызванном им сокращении мышц нет ничего успокаивающего. Он крайне медленно приблизил руки к коже для неощутимого прикосновения. Присев на край кровати, он начал с ног, положил ступню Людовика себе на бедро. Жюли украдкой следила за ним. На руках у него густо обозначились вены.
Блестящие от масла мягкие уверенные ладони опускаются и поднимаются вдоль детской ножки. Они широкие и, кажется, очень нежные. Слегка вьющиеся каштановые волосы повторяют движения головы. Вокруг губ усы и маленькая бородка, тщательно и аккуратно подбритая. Трогательное мужское кокетство.
Ромэн работал молча. Жюли тоже не смела нарушить тишину. Ее внимание привлек какой-то звук. Движения массажиста сопровождало какое-то позвякивание. Оно шло как будто из-под его футболки. На шее у него тонкая цепочка, – наверное, звук издает кулон…
Прошло вот уже четверть часа, а над палатой все парил тихий ангел…
Жюли это развеселило, она улыбнулась. Он не пролетал, ее ангел, он был здесь, под пальцами этого человека, который только что взял ее за руку, чтобы вести до конца пути.
– А сами-то вы? Как вы себя чувствуете? – наконец нарушил молчание Ромэн.
– Нормально. Насколько может быть нормально в такой ситуации. Держусь. Мир перевернулся, но я держусь.
– …
– …
Тихий ангел тайком наблюдал за ними, готовый вмешаться…
– То, что с вами произошло, жестоко, но вы выстоите, что бы ни случилось, потому что у вас нет выбора. Жизнь продолжается.
Жюли не ответила, она прекрасно понимала, о чем он говорит. Ромэн продолжал:
– Арабская пословица гласит: не опускай руки, ибо, возможно, ты…
– …за полшага до счастья.
Ромэн не смотрел на нее, но Жюли догадалась, что он улыбнулся. В первый раз. Улыбка тут же незаметно, точно вылиняла, сошла с его губ.
Ангел снова занял свое место…
– Я буду приходить каждый день, кроме выходных. Людовику необходимо движение, вы можете сами делать ему массаж.
– Я уже немножко делаю.
Он ушел.
Какой загадочный тип. Поначалу показался холодным, а потом внушающим доверие. Выглядит так, будто уверен, что способен противостоять любым несчастьям. Разумеется, у него большой опыт выхаживания таких маленьких пациентов. Хотя он совсем молодой. Лет тридцать.
