Ознакомительная версия.
– А что мама?
Мужчинам свойственно недооценивать степень влияния любящих мам на семейное счастье вообще и на психику любимой женщины в частности. Они искренне считают, что мама никоим образом не помешает их счастью. Иногда они ошибаются.
– Ну, ей может быть неприятно. – Таня не сообразила, как сформулировать причину своего недоумения. Не говорить же: «Только твоей мамы мне и не хватало».
– А ты сделай так, чтобы ей было приятно.
– Слушай, давай попробуем пожить на нейтральной территории. Квартиру снимем, например?
– Это нецелесообразно. Ты должна привыкнуть к моему дому, освоиться.
Таня почувствовала себя кошкой, которую заранее отдают на передержку, чтобы она привыкла и не драла мебель и обои у новых хозяев.
– А потом, если у нас все сложится, мама уедет жить в твою квартиру. Но надо ускориться, – напомнил Андрей.
Про «ускориться» Татьяна не забыла. А от слова «сложится» веяло основательным крестьянским духом, как от деревенской печи – коряво, но добротно.
Таня выторговала себе неделю, так как у Катюхи была свадьба.
И вот день знакомства с мамой наступил.
Такие дни обычно начинаются плохо и заканчиваются тоже не ахти. Это как поход к стоматологу: хочешь не хочешь, а идти надо.
У Татьяны этот знаменательный день начался даже хуже, чем можно было бы предположить. Выбрасывая утром мусор, она увидела в ведре пеструю упаковку, на которой было крупно написано «Тест». Остальное можно было не читать.
– Таня, ты что там роешься? – ужаснулась мама. – Потеряла что-то?
Татьяна молча с остервенением вытряхивала на газету мусор. Тест упал сверху, гордо продемонстрировав две полоски.
– Ах ты, зараза! – выдохнула она и рванула в комнату Ольги.
Ты вдохновенно махала кистью. В восемь утра это самое подходящее занятие. Из окон открывался замечательный вид на восход. Кровавые полосы размазывались по фиолетовой темноте, прорываясь сквозь тяжелые ноябрьские тучи.
– А ну пошли! – Таня схватила сестру за руку и потащила в кухню.
– Чего опять? – заинтересовался папашка. Когда человеку нечем занять себя, любые разборки скрашивают серость бытия.
– Это что? – Таня обличающе ткнула пальцем в мусорную кучу, увенчанную тестом.
– Чего это? – эхом изумился Анатолий Васильевич, далекий от всяких женских штучек. Но куча мусора посреди пищеблока не могла оставить его равнодушным.
Мама просто молча сидела за столом, закрыв лицо руками.
– Это не я, – покачала головой Лелька.
– А, так это папин тест, да? – взревела Татьяна. – Или мама решила украсить себе жизнь на старости лет? Или к Вадьке кто приходил?
– А, ты про это, – застеснялась Ольга.
– Именно!
– Я не хотела говорить. Так и знала, что ты опять орать станешь. Новопассита попей!
– Считаешь, должно помочь? – яростно прошептала Таня.
– Должно, наверное. По телевизору говорили, – пожала плечами сестрица.
– По телевизору еще презервативы рекламируют! Лучше бы ты про них смотрела, идиотка! Какой срок беременности? Сколько недель?
– Ах ты, ядрены утюги! – охнул Анатолий Васильевич и осел на табурет рядом с супругой.
– А нормальные люди обычно радуются. Я так и знала, что вы будете с кислыми мордами сидеть, – обиделась Лелька.
– А у нас уже сил нет радоваться, – злобно сказала Татьяна. – Ты нас всю жизнь радуешь и радуешь. И чем дальше, тем веселее. Все, не могу. Я сейчас заплачу. Или придушу эту юродивую.
– Вот поэтому ты без детей и без мужа, – сочувственно засопела Ольга. – Злобы в тебе много и гордыни. Считаешь себя самой умной.
– Ты самая умная у нас! И, наверное, даже придумала, как будешь рожать, растить и воспитывать, да? И даже сообразила, где Вадьке денег на выпускной взять! Ах, ты у нас не в курсе, что у ребенка выпускной и он после девятого класса в техникум собрался. Ну да, зачем засорять девственно чистый мозг всякой ерундой!
– А срок – восемь недель, – непоследовательно сообщила Лелька.
– Отца знаешь? – Татьяна накапала себе пустырника и медленными глотками выпила.
– Разумеется, – гордо ответила Ольга.
– Отлично, – потер руки Анатолий Васильевич. – Сейчас быстро собираем ее и везем к счастливому отцу. С вещами. Высаживаем на его территории, и пусть делают, что хотят. Вадика потом привезем. А то у мужика инфаркт может приключится от такого обилия радостей, будем дозировать. Где живет?
Лелька гордо смотрела в окно, как пионер-герой на допросе у фашистов.
– Я вам не скажу.
– Ну и не надо, – ласково просюсюкал папенька. – Поедешь к нему без нас. Иди, доча, вещи собирай. Только имей в виду: не надо сначала с ним разговаривать и спрашивать, как он к этому отнесется. Это и так ясно. Нужно сразу с чемоданом приехать и место там занять.
– Так. – Таня хлопнула рукой по столу. – Кто он? Знает ли про беременность? Женат или нет?
– Тебя это не касается. – Лелька продолжала изображать из себя партизанку во вражеских застенках.
– Пока касается. Но я очень надеюсь, что уже через пару часов меня это касаться перестанет. Я вырастила твоего первого ребенка и заниматься вторым не намерена. Я собираюсь переезжать. Но оставить у родителей такую обузу не могу. Поэтому мы должны прямо сейчас решить данный вопрос. Либо ты идешь на аборт, либо мы едем к твоему очередному хахалю.
– Он не хахаль! – обиделась Ольга.
– Выхухоль он, – мрачно предположил папашка. – И ты тоже.
– Меня нельзя нервировать! – взвизгнула Ольга и убежала в ванную комнату.
Татьяна молча подошла к ее куртке и вытащила мобильный. Все последние звонки были от некоего Люлика. В списке контактов нашелся и городской номер. Переписав цифры, Таня быстро оделась, поцеловала осунувшуюся маму и побежала на работу.
Вечером надо было ехать к Андрею. Как некстати!
Пробить номер по базе удалось довольно быстро. Жил плодовитый Люлик не так далеко от ателье, поэтому в обед Татьяна решила съездить на разведку. Тем более что трубку с домашнего телефона кто-то снял. Но, едва услышав щелчок, Татьяна сразу же отключилась. Ей было страшно.
От этого Люлика зависело и ее будущее.
Обычный кирпичный дом мрачной громадиной возвышался над проспектом. Белый снег подтаял, и Таня с содроганием ступила из машины в серую, слякотную кашицу. Замшевые сапожки сразу потемнели.
– Лелька, как же ты мне надоела! – с чувством выдохнула в пространство Татьяна и, закрыв автомобиль, побрела искать нужный подъезд. Квартира с добротной дерматиновой дверью оказалась на втором этаже.
«Отлично, – подбодрила себя парламентерша. – Коляску таскать будет невысоко».
Двери открыла худощавая женщина с фиолетовыми волосами. Большеглазая, яркая, она выглядела лет на пятьдесят. Хотя ей легко можно было дать и на десять лет больше, и на десять меньше.
Ознакомительная версия.
