— Сколько тебе лет?
Джесси набрала побольше воздуху и сказала:
— Двадцать восемь, мисс Бартон.
Оливия закатила глаза.
— Двадцать восемь! Милочка, что ж ты до сих пор не беременна? Она бесплодна, Род?
— Нет, мама. Просто мы пока еще не решились на такой серьезный поступок.
— Ну так решайся быстрее! — ворчливо сказала Оливия. — Твой сын должен быть здоров как бык! Если у этой, — она кивнула на Джесси, — ничего не получится, придется тебе искать более молодую.
Джесси до крови прикусила губу, но без таких жертв нельзя было обойтись. Ей страшно хотелось нагрубить матери Рода. А он сидит и молчит! Хотя обещал вступиться за свою жену в случае необходимости.
— Кто твои родители? — продолжила допрос Оливия. — И начни есть наконец!
Джесси кусок в горло не лез. Она с отвращением посмотрела на полную тарелку и отодвинула ее от себя.
— Мои родители — уважаемые люди. И я не голодна.
Оливия хрипло рассмеялась.
— Вы только посмотрите на нее! У нее хватает наглости утверждать, что ее родители, дескать, кем-то уважаемые. И что же они такого хорошего в своей жизни сделали? Построили детский приют? Они помогают бедным? Или в качестве добровольцев ездят в страны третьего мира?
— Нет, но…
— Тогда я не могу их уважать! — заявила Оливия, ткнув пальцем в ошарашенную Джесси. — А ты сделала что-нибудь? Ну, кроме того, как женила на себе моего сына?
— Мама, ты передергиваешь, — сказал Род спокойно. — Между прочим, выйти за меня замуж — уже подвиг.
— Я с тобой не согласна, сынок! Быть твоей женой — честь для любой женщины. А вот она, по-моему, этого не ценит.
Джесси поднялась из-за стола и с грохотом задвинула за собой стул.
— Спасибо за прекрасный ужин, — сказала она. — Извините, у меня болит голова. Я иду спать.
— И ты говорил мне, что эта женщина из приличной семьи и хорошо воспитана? — донеслось ей вслед. — Ну, сынок, по-моему, ты сильно ошибся в ней!
Джесси тихо закрыла за собой дверь, хотя хотелось поступить как раз наоборот: грохнуть ею изо всех сил. Ну и матушка у Рода! Немудрено, что он сам не виделся с ней много лет!
Вихрем пронесшись через холл, Джесси пулей взлетела по лестнице и успокоилась только тогда, когда оказалась у себя в комнате.
Ах, ну что же я так злюсь? — сердилась на себя Джесси. Ведь она больной человек, хоть и настоящая ведьма. И все же мне нужно относиться к ней снисходительнее. Оливия — мать Рода, и я должна быть благодарна ей уже за то, что она родила его.
Джесси обернулась на стук в дверь.
— Я не очень помешал тебе сердиться? — спросил Род.
— Кто тебе сказал, что я сержусь? — мило улыбнулась Джесси.
— О, прости, я и не заметил, что ты в бешенстве, — саркастически произнес Род.
Он подошел к ней и попытался обнять, но Джесси оттолкнула его.
— Не стоит сейчас лезть ко мне с нежностями.
Он поднял обе руки вверх.
— Как скажешь, дорогая.
Она умоляюще взглянула на него.
— Род, только не обижайся на меня. Ну уж очень трудно вытерпеть такое…
— Что именно? Моя мать просто говорит то, что думает. Я понимаю, что она не всегда справедлива.
— Не всегда? — опешила Джесси. — Да каждая ее фраза нацелена на то, чтобы унизить меня! Не понимаю, чем я ей не понравилась?
— Она не любит богатых.
— Вот как? — Джесси удивилась еще больше. — И как это понимать?
— Мы всегда жили бедно, и это еще мягко сказано. Ненависть к тем, кто с рождения имеет все, ничего для этого не сделав, у нее в крови.
— Я не виновата, что мои родители богаты! — со слезами на глазах выкрикнула Джесси.
— Я понимаю, дорогая. Но мою мать не переделать. Ты ей понравишься, я уверен, когда она узнает тебя ближе.
Джесси поежилась от одной мысли о том, что придется провести с Оливией еще какое-то время.
— Я все равно не понимаю… Ведь ты сейчас обеспечил свою мать всем необходимым, и даже сверх того. У нее самой теперь много денег. Так что она принадлежит к тем самым богачам, которых ненавидит.
— Но мама заслужила счастливую старость.
— Она совсем не выглядит старой!
— И тем не менее моя мать смертельно больна.
— Мне не нравится, когда из меня делают посмешище! — вскричала Джесси.
— Но ведь никто над тобой не смеялся, — произнес Род без тени улыбки.
— Ах вот как?! Ну так послушай, что я тебе скажу…
Они кружили по комнате, глядя друг другу в глаза. Их странный танец продолжался уже несколько минут. И все это время они без устали выкрикивали оскорбления.
Они не слышали ничего, кроме собственных слов. Им важно было выговориться, а уж потом выслушать оппонента.
Род выдохся первым. Он не умел и не любил подолгу ссориться. На это способны лишь женщины. Им всегда есть что сказать.
Джесси продолжала кричать, пока не заметила, что Род остановился и замолчал. Она сообразила, что сорвала голос, и закашлялась. Но, что самое странное, ей стало легче.
— Ты закончила? — спросил Род.
— Еще нет! — хрипло ответила она, не желая показывать свою слабость.
— Мы можем продолжить позже, когда ты вылечишь связки. Мне тоже не помешает передохнуть.
— Я не устала! — упрямо ответила Джесси и рухнула почти без сил на стул, заботливо пододвинутый Родом.
— По-моему, мы достаточно покричали. Может быть, объявим перемирие? Хотя бы на время?
— Я хочу пить, — вместо ответа сказала она.
— Содовая подойдет?
Дождавшись кивка Джесси, Род вышел за дверь и через минуту вернулся с двумя наполненными стаканами.
Бедняжка, она никогда раньше не умела ругаться. Вот, научилась. Хотя практики еще маловато…
Род едва не рассмеялся, когда подумал об этом, но решил, что Джесси не поймет, если он вдруг начнет хохотать.
Джесси закрыла глаза и начала пить воду маленькими глотками. Ох, такое ощущение, что она пробежала без остановки пару километров по гористой местности!
— Тебе очень идет новая прическа, — ни с того ни с сего произнес Род. — Я давно хотел тебе это сказать.
Джесси открыла глаза, взглянула на него подозрительно и, не прекращая пить, кивнула, мол, сама знаю.
— Мне всегда нравились твои длинные волосы, — продолжил он. — Но так тоже здорово. Ты помолодела.
Она фыркнула в стакан и отставила его в сторону.
— Благодарю, Род, ты никогда не умел делать комплементы.
Он присел перед ней на корточки, так как другого стула в комнате не было, а подоконник оказался слишком низким.
— Я такой, какой есть.
— В этом твоя основная проблема, — усмехнувшись, произнесла Джесси, невольно любуясь тем, как напряглись мышцы на его ногах. — Ты не хочешь меняться ни на йоту.
