— Меня не интересуют ни твой брат, ни другие твои родственники...
— Даже Петер? — То был удар ниже пояса, запрещенный удар. Вилли понял это и поспешил исправиться: — Не будем говорить о малыше. Это особая тема. А вот Бруно и его жена были бы очень заинтересованы узнать, что ты имела в виду, когда обозвала его лживой крысой.
— Повторяю, вы внутри вашей семьи сами разбирайтесь в своих делах. Я для вас человек посторонний. — И вдруг до нее дошло. — Ты сказал, что там, в театре, был твой брат-близнец? — Гизела вспомнила, как ее поразило тогдашнее поведение Вилли. Она тогда подумала: как он так талантливо изображает, что не знает ее. Но тот человек действительно видел ее в первый раз! И его изумление и даже испуг были совершенно искренними. Ей никогда в жизни не было так стыдно, как сейчас. — Ты был обязан предупредить меня, что вы с братом близнецы, — закричала она. — Если бы я знала, то не выступила бы полной идиоткой и не обидела бы ни в чем не повинного человека!
— Бруно сказал мне то же самое.
— Он, наверное, решил, что я сумасшедшая... — В своем возбуждении Гизела не заметила выражения удовлетворения на лице Вилли. Она ревновала меня, значит, мое дело не безнадежно, подумал он, почти не слыша ее заявлений. А она, закрыв лицо руками, простонала: — Боже мой, как мне стыдно перед ним, особенно перед его красавицей-женой.
— Кстати, ее зовут Марго.
— Она удивительно красива. — Вилли понял смысл ее фразы и, не выдержав, рассмеялся. Его любимая женщина так легко сейчас говорила о красоте Марго, потому что поняла: та вовсе ей не соперница. — Если моя выходка может осложнить семейную жизнь твоего брата, я готова...
— Не беспокойся, отношения между Бруно и Марго так прочны, что выступление какой-то буйной девицы их подорвать не сможет.
— Ах так? Значит, я буйная девица, а ты ангел во плоти? — Гизела покраснела от возмущения.
Но Вилли успокаивающе сказал:
— Давай завершим эту тему. Произошло недоразумение, все это поняли. У нас есть более серьезная тема для разговора. Хотя, не скрою, мне немного обидно, что ты приняла моего брата за меня. Марго нас различает моментально.
— Между прочим, между мной и Марго есть существенная разница. Она — его жена. А кто я для тебя?
— Я люблю тебя. И только от тебя зависит, каким будет наше будущее. Подожди, не перебивай. Марго сказала, что твое поведение можно объяснить тем, что ты беременна. Женщинам в таком состоянии свойственна неуравновешенность. Это правда?
— Как она сумела рассмотреть, — вырвалось у пораженной этими словами Гизелы.
— Значит, это правда? Господи, какой же я дурак!
Его реакция поразила девушку. Он выглядел совершенно подавленным и даже испуганным. Гизела и представить себе не могла, что так может выглядеть отец ее первого ребенка, узнавший, что он скоро станет отцом. Как попугай она повторила:
— По каким признакам она смогла это понять?
— Я тебе ничего объяснить не сумею. Скажу только одно: жена моего брата — прекрасная рыжая ведьма, она иногда видит и знает такое, что нам, простым смертным, узнать не дано. Ты можешь смеяться над моими словами, но это факт.
Смеяться Гизеле хотелось меньше всего. Под грузом того, что на нее навалилось, она тихо и безнадежно заплакала. Вилли растерялся, как это обычно бывает с мужчинами, когда женщина начинает так скорбно, так беззащитно плакать.
— Расскажи мне о том, чего я не знаю. Умоляю тебя! Надеюсь, ты не собираешься...
— Нет, я не собираюсь ничего предпринимать. Но, Вилли, это мой и только мой ребенок. Я знаю твою позицию в отношении появления еще одного ребенка и обещаю, что мы никогда не встанем на твоем жизненном пути!
— Женщина, если ты думаешь, что я позволю тебе исчезнуть из моей жизни, прихватив моего ребенка, то ты сильно заблуждаешься!.. — Он замолчал, наткнувшись на ее жесткий взгляд.
— Ты хочешь убедить меня, что готов принять участие в моем положении? Не надо, не трудись.
— Хочу — не то слово, которым можно определить мое отношение к сложившейся ситуации. Есть еще такое понятие — ответственность. Однажды — об этом я тебе рассказывал — я проявил слабость и чуть не отдал Петера в семью брата. До сих пор не могу простить себе той слабости, если не сказать трусости перед жизненными трудностями. Подобную ошибку я не повторю. Должен признаться, тогда я с горя запил.
— Запил? И что, в пьяном виде истязал Петера? Пропивал последнее, и малыш голодал? Перестань терзать себя. Ты идеально относишься к сыну и тебе не в чем себя упрекнуть! А горе, которое ты пережил, могло любого толкнуть на край пропасти.
— Ты... оправдываешь меня, мое поведение? — Вилли был искренне поражен и растроган ее словами. Он ожидал чего угодно, только не прощения.
А Гизела подумала про себя: как же, черт возьми, приятно знать, что у этого супермена бывают минуты слабости и раскаяния. И как же мне приятно... оправдывать его! И опять он словно прочитал ее мысли:
— Не пытайся меня оправдывать. Я виноват во многом и готов за это расплатиться. Но так, чтобы это не коснулось ни Петера, ни тебя, ни нашей дочери.
— Почему дочери? — растерянно спросила Гизела.
Он с притворно мрачным видом пояснил:
— Есть такая народная примета: если женщина ведет себя в любви более активно, чем мужчина, то ребенок будет женского пола.
— Ты в чем это меня обвиняешь? — Гизела, не удержавшись, рассмеялась. — Значит, это я, развратная девица, затащила тебя, скромного и невинного, сначала в стог сена, а потом в свою постель? Значит, это я принудила тебя к сожительству?.. — В голосе девушки послышались истерические ноты, и Вилли поспешил прервать ее тираду:
— Гизела, пожалуйста, усвой на всю оставшуюся жизнь одно. Все грехи, в которых ты имеешь право меня обвинить, были совершены до того, как я полюбил тебя.
— Если ты действительно меня любишь, Вилли, оставь нас в покое. Я хочу этого ребенка, ты не хочешь. Пожалуйста, не мешай нам жить.
Тень, пробежавшая по его лицу при этих словах, была лишь слабым отражением его внутреннего состояния.
— Неужели ты действительно думаешь, что я могу отказаться от тебя и нашего ребенка? — При этом он так на нее посмотрел, что Гизела утратила чувство реальности.
— Я знаю, что ты его не хочешь, — жалобно пропищала она.
— Я хочу тебя. Пожалуйста, Гизела, выходи за меня замуж, — твердо сказал Вилли.
Глава девятаяГизела, услышав это, вздрогнула.
— Очень тебя прошу, не бросайся словами. Ты можешь хоть иногда быть серьезным?
— Никогда за всю мою жизнь я не был так серьезен, как сейчас, — парировал Вилли.
