Сбросив туфли, чтобы не вспугнуть его, она подошла к нему, потерла его плечи, поцеловала его волосы. Тело его было напряжено.
— Милый, что случилось?
Он потерся щекой о ее руку, и этот простой жест тронул ее сердце.
— Ничего. Просто я думаю. — Он обернулся к ней; глаза его были темны от боли.
— Почему же ты выглядишь так, будто потерял лучшего друга?
Он задержал взгляд на ее лице, как будто искал в нем ответа.
— Рабочая проблема, — сказал он, наконец.
— Могу я чем-нибудь помочь?
Он взял ее руки и поцеловал.
— Думаю, нет. Справлюсь сам. Иди спать. Я сейчас.
Больше ничего не оставалось. Повесив халат на вешалку, Нелл скользнула в кровать и тут же съежилась: такие холодные были простыни. Она выскочила, натянула свитер, носки и халат Шеа, залезла обратно и свернулась в тугой клубок. Она не ожидала, что эти манипуляции произведут столько шума. Пружины кровати застонали, за окном ветер пронесся в соснах, кто-то засвистел, защелкал в ночи, и вдалеке послышался плеск волны о борт лодки.
Могло быть и хуже, подумала она. По крайней мере, ночуем не в палатке. И, должно быть, уик-энд пройдет замечательно. Нелл вообразила себе, как они плывут медленным, ленивым вечером после такого же ленивого, солнечного дня по озеру на плоту с веселым тентом… и, воздохнув, она заснула.
Шеа поцеловал ее, и она пошевелилась. Шеа потрепал ее по плечу, и она хотела было повернуться на бок, но он грубо откинул одеяло, говоря при этом:
— Пора вставать, мой друг. Рыбалка ждет.
Нелл открыла глаза:
— Но ведь еще темно.
— Окунь клюет, пока солнце не встало. — Шеа потянул ее за руки и поднял.
Стоять на голом деревянном полу было все равно, что на льду.
— Пойдем, — сказал он. — Нельзя пропустить рассвет.
Нелл с трудом отыскала шлепанцы, умылась холодной водой и намазала шею и лицо защитным кремом.
— Может быть, кофе… и завтрак? Я проголодалась.
— Я приготовил завтрак. И упаковал.
Шеа вручил ей полотняную сумку, термос с кофе и рыболовную сеть. Сам он взял две удочки, коробку со снастями, корзину и фонарь.
Лес вокруг них был темен, как в полночь, и неподвижен. Тропинку усеяли сосновые иглы. Наверху хрустнула ветка, и Нелл вздрогнула, а волосы ее встали дыбом. Вдобавок ко всему, во мраке послышался душераздирающий крик — а затем зловещий хохот. Нелл застыла от ужаса:
— Здесь в лесах бродит маньяк?
— Это всего лишь сова, — засмеялся Шеа.
Ежась от страха и холода, Нелл последовала за ним. Шеа помог ей войти в лодку, внес груз, взял весла и стал мерно грести.
— Шеа, милый, почему ты не запустишь этот мотор, на который я облокотилась?
— Ш-ш-ш! — прошипел Шеа. — Они услышат тебя.
— Рыбы?
— Да, это доказанный факт, что они слышат.
— Но я видела: у них нет ушей.
— Тихо!
Вокруг них вставал туман. Небо посветлело. Впереди возникли силуэты деревьев.
— Это Вдовий остров, — прошептал Шеа. — Я встану на якорь возле тех кустов.
Что-то больно куснуло ее в шею, и ее шлепок прогремел по реке, как пушечный выстрел. Шеа достал из нагрудного кармана тюбик.
— Это крем Эльмо его собственного изготовления — от москитов, мух, клещей. — Он протянул тюбик Нелл.
Нелл отвинтила крышечку и понюхала. Запах был столь отвратителен, что тошнота подступила к горлу. Она подумала, что лучше умрет, чем намажется этой гадостью.
Но москиты покрыли уже ее руки и шею, и она с трудом отмахивалась от них. Они стали забираться под брюки. С ужасом наблюдая вздувающиеся пузыри, Нелл чесалась и отмахивалась, пока не схватила тюбик и в отчаянии не вылила в ладонь дурно пахнувшую жидкость, размазав ее по телу. Живое гудящее облако висело над ней.
— Почему они не кусают тебя? — спросила она у Шеа.
— Они почему-то меня никогда не трогают. Я думаю, это из-за гормонов. Но раз они тебя распробовали, теперь они не дадут тебе покоя. Поешь, пока я заброшу удочки.
Небо постепенно сменило цвет с темно-голубого на лазурный, а озеро — с черного на шелковисто-серый. Они подкрепились сэндвичами с беконом и кофе, и Нелл наблюдала, как Шеа забрасывает и вытягивает, забрасывает и вытягивает. Процесс был бесконечен, а погружение в него Шеа — самое полное. Она любовалась его силой и ловкостью. Ей даже нравились его стенания и проклятия, когда крючок за что-нибудь зацеплялся. Он был потрясающе серьезен. А она так любила его в эти часы, что позабыла убожество их жилища и отвратительный запах мази — главное, они были вместе и любили друг друга.
В девять часов туман окончательно рассеялся, стало тепло, и им пришлось сбросить пиджак и свитеры. Шеа поймал двух окуней и провозгласил:
— Значит, нечего и ждать, кроме мелочи, до вечерней рыбалки.
Он вытянул якорь и начал грести к другому берегу острова.
— Разве мы не возвращаемся? — спросила Нелл, мечтающая втайне о горячем душе. Уже потом она вспомнила, что в коттедже нет горячей воды.
Улыбаясь, он покачал головой, подплыл к берегу и вытащил лодку на песок.
Нелл оперлась на протянутую ей руку и загородилась от его объятий:
— Не прикасайся ко мне, я всего тебя измажу этой гадостью.
— Я для этого и привез тебя сюда — чтобы отмыться и поесть.
— Но москиты сожрут меня.
— До заката их больше не будет. Разве ты не заметила, что они все скрылись в лесу?
Пока она вытирала мазь бумажным полотенцем, Шеа расстилал в тени одеяло.
— А теперь что? — в отчаянии и недоумении спросила она, когда получасовая работа увенчалась скромным успехом.
Шеа засмеялся:
— А теперь мы будем мыться.
