Она убрала телефон от уха.
— Они повесили трубку, — сказала она.
— Значит сработало. Они едут.
— И что теперь? Что нам делать?
— Идите на центральную улицу, в кафе «Старая ложка», и ждите меня. Я не задержусь.
— Что? Мы не бросим тебя! — взвизгнула Тесс.
Я рассмеялся.
— Слушайте, я понимаю, что вы на эмоциях, но давайте не будем затягивать. Я профессионал. И сделаю это лучше всех.
— О, Лиам! — воскликнула мисс Джонс. — Я так переживаю!
— Я знаю, о чем вы думаете, мисс Джонс, — сказал я, развернувшись к ней. — Куда же делся тот милый мальчик, да?
— О, я знаю куда он делся! Во всем виноват твой ужасный отец.
В груди болезненно сжалось от ее слов. Нельзя было затрагивать эту тему при Тесс — она еще не знала правды. Понятия не имел, почему это было важно для меня. Может потому, что она сильнее бы за меня разволновалась. А может, мне не хотелось, чтобы Тесс взглянула на меня по-другому и увидела испуганного маленького ребенка, которым я был тогда, а не хладнокровного киллера, в которого превратился сейчас.
«Брат, ты уверен, что ты хладнокровный киллер? Киллер — да, не спорю. Этого у тебя не отнять. Но хладнокровный? Даже сейчас?» — я проигнорировал голос Кевина в голове и сосредоточился на текущей задаче.
— Мисс Джонс, — я подошел ближе и взглянул на женщину сверху вниз. — Пообещайте, что никогда больше не поднимите эту тему.
Она вздохнула, посмотрев на Тесс.
— Обещаю. Прости, дорогой, — извиняющимся тоном ответила она. — Когда Лиам захочет рассказать тебе обо всем, уверена, он расскажет.
Тесс наморщила лоб и озабоченно уставилась на меня.
— Все, марш в кафе. Сейчас же.
Тесс подтянула джинсы, обнажив кожу внизу живота, и член дернулся в штанах. Джинсы были обтягивающими, и когда девушка повернулась к двери, я завороженно разглядывал идеальную, округлую попку. Член стал еще тверже. Тесс повернула голову, посмотрела на мою выпуклость и покраснела.
— Пойдемте, мисс Джонс, — сказала Тесс, потянувшись к ее руке.
— Скоро увидимся, — я подмигнул Тесс и прикусил нижнюю губу.
Девушка игриво прищурилась.
«Сейчас не время, — говорило выражение ее лица. — Определенно не время!»
Дверь за ними закрылась.
«Она права», — подумал я.
Сейчас было время убивать.
Глава 21
С двумя большими спортивными сумками я вышел из дома мисс Джонс и направился в сад. На крыльце стоял стол с искусно вырезанной по дереву картиной африканской деревни, украшенной камнем и замысловато раскрашенной. Я уставился на шедевр. Подобный талант всегда поражал меня. У меня был талант отнимать вещи — в основном жизни — но не создавать их. Для создания чего-либо требовались определённые навыки и инструменты, чего у меня никогда не было. Но, тем не менее, картина произвела на меня впечатление.
«Разве Тесс не говорила, что хочет создавать вещи, брат? Разве не говорила, что хочет стать писателем? Может, однажды ты сможешь ей помочь».
«Не сейчас, Кевин», — подумал я.
Отошел от резной картины и вышел на солнечный свет, который согревал ноги. Свежевыкрашенный деревянный забор, окружавший сад, был около полутора метров высотой. Я перебросил сумки через забор, затем разбежался и перепрыгнул через него, приземлившись на корточки. Вот так просто я покинул сад мисс Джонс и оказался в своем заброшенном саду на заднем дворе. Такое сложилось впечатление, будто я переместился из рая в ад.
Я пробирался через заросли. Сорняки пробились сквозь мощеное крыльцо. Цветы уже распустились, но совсем не были похожи на ухоженные клумбы в соседских садах. Они были дикими, выросли как попало, колючие и жесткие. Их шипы были острыми, как иглы, а стебли — прочными, словно бамбук. Трава доставала мне до голеней, и по дороге к крыльцу мне казалось, будто что-то ползло по ногам.
Наконец, я добрался до двери.
Пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь грязное стекло, я увидел внутри покрытое пылью помещение. Дальняя дверь вела в гостиную, которая в ином доме была бы заставлена красивой мебелью и украшена картинами. Однако здесь стояли всего лишь два деревянных стула и пластиковый садовый стол, на котором виднелись следы пепла от сигарет отца. Я был удивлен, что стол до сих пор сохранился. Однажды, будучи в пьяном угаре, отец так сильно швырнул меня, восьмилетнего, на этот стол, что кости чуть не переломались.
Сразу за ним валялись бесчисленные пустые бутылки из-под виски и накренившиеся стопки конвертов. Позже, я узнал, что в каждом конверте раньше лежали деньги, которые отец получал за каждое выполненное им задание. Он тратил наличные на виски и сигареты, а конверты оставлял на память. Они были разбросаны по всему дому — кучи пустых, бессмысленных сувениров, бесполезного дерьма, о котором отец заботился больше, чем о собственной семье.
Я полез в карман и достал ключ от двери. Пришлось приложить немного усилий — дверью долго не пользовались, но после очередного щелчка она наконец поддалась. Я слегка толкнул ее правым плечом, и она открылась, врезавшись в башню из картонных коробок. Коробки повалились и разорвались, а конверты рассыпались на грязный пол.
Я вздохнул, и меня вдруг охватил пронзительный страх… тот самый, который могли вызвать лишь навязчивые детские воспоминания. На секунду я снова превратился в беспомощного ребенка: потянулся к конвертам с намерением положить их обратно в коробки и извиниться перед отцом. Я знал, что если не исправлю оплошность сразу, то буду избит до крови.
— Господи, — пробормотал я и сделал шаг назад.
Я направился к входной двери, мимо кухни, где мама однажды испекла мне торт ко дню рождения, а Кевин испортил тесто для печенья. На столешницах лежало еще больше пустых бутылок и картонных коробок. Не знаю, почему не убрал их раньше. Возможно, даже сейчас я испытывал какой-то страх перед ремнем отца, его кулаком, ботинком или любым другим предметом, которое он счел бы нужным использовать против меня. Я с грохотом бросил сумки у входной двери и поправил кожаную куртку. Глубоко вздохнул и стряхнул с себя воспоминания о детстве.
Но несколько минут спустя я обнаружил, что медленным шагом вернулся на кухню и встал посреди комнаты. Я не шевелился и не мог проронить ни слова. В голове пронеслись воспоминания о крови, разбрызганной по холодильнику и кухонному полу.
Единственное, что я чувствовал, пялясь на холодильник широко раскрытыми глазами — это сильную боль во всем теле. Тело начало неметь, и у меня закружилась голова. Казалось, что по венам побежала ледяная вода, и как бы не хотелось отсюда убежать, я не мог.
Дыхание стало поверхностным. Сердце бешено заколотилось. Я чувствовал, что находился на грани панической атаки.
«Брат? Я не хотел трогать конверты!», — услышал я крики Кевина в своей голове.
У меня участилось дыхание, и прежде, чем я это осознал…
Я резко пришел в себя.
Руки сжались в кулаки, и я взревел от ярости, снова и снова нанося удары по холодильнику.
— Кевин! — закричал я в пустоту. Я подошел к стене рядом с холодильником и выместил всю боль, гнев и вину, которые были заперты в моем черном сердце, снова и снова ударяя по стене, пока на костяшках пальцев не появилась кровь. Я сделал шаг назад и рассеянно уставился на огромные дыры в стене. Я тяжело дышал и хрипел, не в силах восстановить дыхание. Мой внезапный гнев не отступал, тогда я бросился к пустым бутылкам из-под виски и картонным коробкам и повалил их на пол. Наклонился, разорвал бесполезные конверты, и одну за другой швырнул в стену стеклянные бутылки.
В конце концов я, запыхавшийся, рухнул на пол, с разодранных костяшек пальцев капала кровь. Я сидел посреди кухни на груде окровавленных конвертов и разбитого стекла и бесконтрольно всхлипывал.
— Прости, брат, — прошептал я.
Десять минут спустя я медленно взял под контроль прерывистое дыхание и поднялся на ноги. Движения давались с трудом — я ослаб, но меня ждала работа, которую нужно было выполнить. Я вытер слезы с лица окровавленной ладонью, направился к сумкам у входной двери и встал так, чтобы, когда она откроется, я был скрыт в тени. Затем достал из заднего кармана джинсов пистолеты, прижал их к бокам и стал ждать.
