ноздри его подрагивают от ярости, но он старается говорить спокойно. — Кто-то серьезно обидел нашу дочь. И со мной она не делится. Брось это все, черт тебя дери! — рявкает он. — Это и твоя дочь!
— Пап! Хватит.
Скидывает вызов, отвечая на входящий.
— Лемешев! Чего? Кто? Кто?! А как он прошел туда? Нет, я не поеду. Что делать с ним? — с рассерженным прищуром смотрит на меня. — А сажай-ка его в служебную и отправляй сюда. Да, я жду.
Выходит из комнаты, хлопая дверью так, что осыпается штукатурка.
Глава 29. Красивый мальчик
Машина останавливается на КПП.
— Выходи, парень. Дальше — ждешь здесь.
Охранник в полном обмундировании и с закрытой каской, держит наперевес автомат.
— К кому?
— К полкану, — отвечает за меня водитель. — Велел доставить.
На улице мокрый снег, я надеваю капюшон.
— Эй! Зайди под крышу.
Охранник кивает мне дверь в будку КПП.
Внутри еще два охранника, переглядываются с любопытством разглядывая меня.
— Документы давай.
Молча достаю из кармана паспорт, со шлепком кидаю на стол. Пальцы трясутся. Кого ненавидеть и на кого выплеснуть все, что я чувствую, я не знаю. Мне срочно нужен враг. Или я начну крошить налево и направо. Адреналин не отпускает меня все это время, превращая сердце в движок разогнавшейся тачки. Он не дает мне спать. Я хочу только бить, бить, бить…
И именно сейчас я начинаю активно ненавидеть и желать врезать Лемешеву! Во всем этом есть его вина. И может быть, я не могу сформулировать ее ясно, мои отекшие от адреналина мозги не позволяют мне нормально думать, но я знаю, она есть.
На моих пальцах два кольца. Одно мое, второе — Мышкино. Клининг нашел в комнате, когда меняли мой наматрасник. Верю ли я в то, что сам его там потерял? Нет, конечно! Бред. Оно было туда подкинуто.
Дверь хлопает.
— Товарищ полковник, — вытягиваются охранники.
— Вечер добрый.
Лемешев отряхивает с себя налипший снег.
— Все — на выход.
Охранники послушно идут на улицу. Встаю, исподлобья глядя ему в глаза. Хочется с ноги снести ему челюсть. Сжимаю зубы.
Неожиданно сгребает меня за грудки впечатывая в стену.
— Твой косяк, гаденыш?!
Взрываясь, отталкиваю в плечи.
— Нет!
Оскаливаемся друг на друга.
— Что ты не понял, когда я сказал — не приближаться к ней?
— Я не приближаюсь.
— Зачем приехал?
— Я не к ней. Я к Вам. Это вроде как налогом на семью не облагалось?
— Ну, борзый, ты посмотри… — качает головой, закатывая глаза. — Ладно, чего надо?
— Что с Яной? — срывается мой голос.
Встряхиваю трясущимися от адреналина кистями, сжимая их в кулаки.
— Что с Яной?! — с яростью.
Прищуривается пытливо.
— А, пойдем-ка. За мной.
Разворачивается, выходит. Иду за ним следом под обескураженными взгляды охранников. Они любовались на наш конфликт в большое окно.
Снег налипает на кроссовки и лезет в лицо. Сгребаю горсть с перил, прикладывая влажный комок ко лбу. Мне невыносимо жарко. Мой атомный реактор внутри разгоняется.
Заходим в дом. Он разувается, я тоже быстро снимаю кроссовки. Скидываю куртку. Догоняю его на лестнице. От нервняка ничего не соображаю. Оттягиваю ворот. Мне кажется, сейчас сердце разорвется, и я вспыхну как факел.
Янка там… Я чувствую.
На середине лестницы разворачивается.
— Как нашел меня?
— Полковник ОБЭП… У знакомой девочки дед там работал.
— Рита Ким?
— Да.
— Ясно. «Шерлокхолмсы»… — качает головой.
Толкает дверь в комнату Яны.
— Дочь! К тебе гость… — рычит он. — Шагалов.
Делаю ускоренно несколько шагов наверх.
— Я же сказала — нет! — категорично и агрессивно. — Я не принимаю!
Я словно врезаюсь в стену. Полковник кивает мне.
— Заходи, давай.
— Она не хочет… — хриплю я.
— Я!.. — проглатывает он пару грубых ругательств, — хочу!
С горящим нутром нерешительно захожу внутрь. Яна лежит на кровати, отвернувшись к стене. Полковник встает в дверях, складывая на груди руки, подпирает плечом косяк.
— Привет, Ян… — растерянно и горя внутри смотрю на ее спину.
Молчит. Перевожу взгляд на ее отца. И, глядя ему в глаза, закрываю дверь, заставляя его сделать шаг назад. Его удивленное лицо исчезает за дверью. Запираю ее.
Яна, не поворачиваясь, демонстративно увеличивает звук музыки, поднимая пульт. Выдергиваю пульт из ее руки, выключаю. И, бросив на кровать, сползаю по стене на пол, на корточки.
В голове — тупо. В груди — обида. Хреново так — не знаю, что говорить.
— Ян. Что я сделал?
Переворачивается на спину, глядя в потолок. Мое сердце бьется, я разглядываю ее безэмоциональное лицо, забывая зачем я здесь и что я, вообще-то, в опале.
Не глядя протягивает ладонь.
— Кольцо верни мое.
— Мм. Кольцо…
Снимаю колечко с пальца. Разглядываю его. С сожалением и нарастающей обидой кладу его ей на ладонь. Сжимает.
— Теперь — уходи.
Ищу, и не могу понять, в чем причина. Отчего такая перемена. Я точно знаю, что причина — не я. Ее обманули.
— Чем я тебя обидел?
Подлетает на ноги, не бросив и взгляда уходит к окну, встает у стола. Гладит лежащую на нем саблю.
— Если тебе кто-то сказал про меня что-то, так это неправда, Мышка. Мне обидно, что ты поверила.
Лезвие взлетает вверх в ее руке. Разворот и утыкается мне в шею, под ухом. Ее губы дрожат.
— Вон отсюда.
Ноздри подрагивают от ярости. Она смотрит мне в глаза, и я понимаю, что видит!
— Кто сказал? Что сказал?
Игнор.
Отбиваю ее саблю. Чувствую жжение и щекочущее ощущение на шее. Рефлекторно касаюсь там пальцами. Липко. Рука в крови. Хмурясь смотрю на нее. Поднимаюсь на ноги.
Она держит лезвие на вытянутой руке, не позволяя подойти. Демонстративно упираюсь в лезвие грудью. Разжимает ладонь. Сабля с грохотом летит к нам в ноги. Ее глаза блестят так, словно сейчас разревется. А мне хочется целовать их!
Видит моя Мышка!
Я сгребаю ее в объятия. Янка молча и остервенело вырывается! Получаю по лицу.
— Это неправда, Янка, слышишь?! — зацеловываю ее лицо. — Люблю тебя… Не верь никому! Не плачь… Ты такая красивая!
Впиваюсь в соленые от тихих слез губы. Она в ответ рвет зубами мою. Поджимая губы, закрываю глаза. Опускаю руки. Больно. Хреново. Невыносимо.
Мы стоим в тишине.
- Ты бросил меня! — истеричный, срывающийся шепот.
Открываю шокированно глаза.
— Ты же с Асей пошла…
Рыдая, оседает на пол.
— Это был не ты, да?.. — всхлипывает она.
— Я нихрена не понимаю, Ян!
Сажусь рядом с ней. Обнимаю, больше не вырывается. Глажу ее. Она поднимает глаза, разглядывая мое лицо. Расстроенно и виновато гладит разбитую щеку, порванную губу.
— Сейчас! Погоди…
Из
