Роман, растерянный и даже шокированный, не сразу понимает, что произошло. Он прижимает ладонь к правой части лица, переводит на меня ошалевший взгляд, шевелит и массирует челюсть.
— Какого хуя, Лера? — рычит.
— Шлюха? — громко и ехидно спрашиваю я, а потом соглашаюсь с оскорблениями Романа и ухмыляюсь ещё шире. — А может быть, и шлюха. Откуда мне знать, кто я на самом деле?
Делаю несколько шагов влево, а Роман следит за каждым моим движением, как напряженный хищник перед прыжком на жертву.
Понимаю, что при новой его вспышке у меня не выйдет его притормозить ударом книги. Он просто вырвет её и выкинет в сторону.
— Может быть, и шлюха, — повторяю я. — Я вышла за тебя замуж девственницей.
Смеюсь и развожу руки в стороны:
— У меня был только ты и мир мой крутился только вокруг тебя. И это ты диктовал мне, кем я должна быть. Не словами, не приказами, но я подстраивалась под тебя и твои ожидания!
Мой голос мягкий, но под этой мягкостью растекается горький яд:
— Скромная и милая домохозяйка, которая надевает юбки всегда по колено или даже ниже, каблуки не выше пяти сантиметров, ведь это слишком вызывающе!
Роман вновь делает ко мне шаг, но я вскидываю в его сторону книгу и рявкаю:
— Нет, нет, Рома! Ты меня выслушаешь! — я кричу и не стесняюсь. Мне все равно на соседей. — Раз пришел, то раскрывай свои уши и внимательно слушай!
Замолкаю и с угрозой смотрю на Романа, который недобро щурится. Сколько в его глазах черного гнева, но он замирает под моим взглядом и не предпринимает новой попытки агрессивного выпада.
Лишь поскрипывает зубами.
— Ты играл и лгал, — смеюсь я, — но и для меня ты выделил роль.
— Какой я, оказывается, тиран… — глухо и хрипло порыкивает Роман. — Деспот…
— Да! — взвизгиваю я. — Да! Именно! Я никогда не оспаривала твой авторитет! Никогда не шла против твоих решений! Ты же мужик! Твое слово — было главным!
— Так и должно быть! Я — мужчина в семье! — от его баса даже паркет под моими ногами вибрирует.
— А я не всегда была с тобой согласна! — топаю ногой. И молчала! Молчала! — мой голос скоро поднимется до ультразвука. — Ты же мужик! И мужицкий мужик решил, что трахать помощницу — отличная идея!
Я хотела добавить в свою гневную речь и слова о нагулянной от шлюхи Иве, но не смогла, потому что она уже пришла в этот мир и я не имею права говорить гадости, которые затрагивают ее.
— Я не считал, что это была отличная идея! — лицо Романа кривится будто от судороги боли.
— Да ты что?! — из меня рвется дикий рев. — Это же было куда лучше, чем трахать умирающую старуху!
— Знаешь, а я вот немного в недоумении, — он вновь делает ко мне шаг и мы начинаем кружить по гостиной, — почему ты мне в нашем замечательном браке не доказывала, что ты шлюха, а? Что же ты сейчас решила поиграть в потаскуху, Лера? М? И если я такой тиран, такой деспот, то почему…
— Замолчи… — наступает моя очередь требовать его заткнуться, потому что я чую, что дело пахнет керосином.
— Я такой деспот и тиран, — его глаза вспыхивают яростью, — но не смог заставить свою жену быть поживее в постеле.
— У тебя все сводится к траху! — верещу я.
— Зато теперь ты решила оживиться, — Роман смеется. — Надо же. Если у тебя все не сводится к траху, то какого черта ты сейчас стоишь передо мной без трусов под тесной атласной юкой, м? Если ты о высоком, а я все о потрахушках?
Загнал в угол и заметил, что я без трусиков, которые я сняла перед свиданкой. Ага, решила пойти во все тяжкие. Пошла, а теперь вся красная стою перед бывшим мужем.
— Я тебе запрещал быть со мной шлюхой?! Со мной ты, блять, всегда в трусах ходила! Такая вся, сука, скромница и приличная женщина, которая сама никогда не наскочит на меня! Ты не умирающая старуха!
— О, даже так?
— Ты ленивая жопа, Лера!
Я поджимаю губы и не моргаю, широко распахнув ресницы. Несколько секунд мне надо для того, чтобы осознать громкие слова Романа, с которым я сейчас не могу поспорить.
— Ты была со мной ленивая! — повторяет Роман. — И это так, Лера, — он грозит мне пальцем, — ленивая с мужем, которого якобы любишь, но вот для Вовочки трусы сняла! Где логика, блять?
Выдыхает, проводит ладонью по волосам глядя на сорванные шторы на полу:
— Сначала ты была девственницей, которую надо всему научить, — опять смотрит на меня, — потом ты беременная ходила, после ты восстанавливалась, а затем вторая беременность и… — он замолкает, потому что не имеет права обвинять меня в том, что вторые роды мне дались тяжело.
Что-то цепляет меня в его черных зрачках и это что-то отвлекает меня от перебранки о моей лени и постельных утехах.
Отвлекает и страшит.
— Это уже не имеет никакого значения, — внезапно заявляет Роман и шагает прочь.
Что?
Мое женское чутье верещит, что я должна сейчас остановить бывшего мужа и выяснить, что это за перемена настроения была, но вместе с тем мне почему-то очень страшно. Страшно до дрожи в руках, будто я увидела убийцу.
Будто меня коснулся могильный холод, который тянется к нашей семье через года.
— Рома…
Но он не отвечает.
Я должна оставить его, но я кидаюсь за Ромой, отбрасывая книгу, под неосознанным порывом. Нагоняю его у входной двери, хватаю за руку и разворачиваю его к себе, а после отшатываюсь.
На меня смотрит не человек, а черная тень.
Вот он настоящий Рома, который молчит, и его молчание куда страшнее, чем рык и крики.
— Рома… — сглатываю. — Рома… Что… — я пытаюсь задать правильный вопрос, — что ты скрываешь?
— Найди того, кто сможет меня остановить, потому что…
Он хочет вырвать руку, но я сжимаю его запястье крепче и тяжело дышу, будто пробежала марафон по битому стеклу.
— Потому что я способен убить человека… — Рома не моргает, а в его зрачках я вижу ту самую черную бездну, которую он прятал от меня.
— Кого ты… — меня трясет, — кого… Рома…
Мой бывший муж — чудовище, и он, наконец, весь вышел ко мне из тени, в которой годами прятался.
Глава 55. Правда
— Рома, — шепчу я, не отпуская его руку. Сжимаю запястье так крепко, что суставы ноют от напряжения.
Рома молчит. Зрачки расширены, будто он под кайфом и сознанием где-то в другом мире.
— Рома, — повторяю я. — Ответь мне.
Но действительно ли я хочу узнать правду от бывшего мужа? Подтвердить догадки, что он не только бандит и изменщик, но еще и убийца?
И смогу ли я все это принять?
Осознать?
А потом с этим знанием жить?
Господи.
Сейчас разговоры о проблемах в нашей постели кажутся глупыми и мелкими по сравнению с тем, что скрывал все эти годы Роман.
Но я должна узнать о Романе всю правду, какой бы страшной она ни была.
Потому что я его любила. И, как оказалось, любила иллюзию. Пора узнать, что скрывалось за ней, и осознать — были ли у меня в семье реальные чувства или я просто наслаждалась театральной постановкой, где главным режиссером был Роман.
— Рома, — мой голос дрожит от страха.
Может, правда о нем не излечит меня от боли в груди, заштопает сердце прочными толстыми нитями и стянут рану, ведь я тогда пойму, что на самом деле люблю лишь роль Романа, а не его самого, и меня отпустит.
— Того, — голос Романа походит на шепот мертвеца, — кто чуть не убил тебя и Алину.
Он замолкает и не моргает. На белках глаз я вижу тонкую кровеносных сосудов.
Его ответ возвращает меня в прошлое, где мне больно и страшно, где я беспомощно лежу на кушетке, а меня успокаивает доктор с кривой улыбкой и подозрительным блеском в глазах.
— Нет, — шепчу я, но руку Романа все так же не отпускаю, — нет… я не верю…
— Да, — отвечает Рома.
И наконец медленно моргает, но в нем все равно мало жизни и много черной безнадеги.
Я мало что помню из своих родов, кроме криков, встревоженных голосов медсестер, а после — темноты, из которой я возвращаюсь слабым призраком.
