И это, наверное, самое сложное для меня.
Придётся осознать, что я больше не девочка, которую надо оберегать, которой надо мыть волосы, целовать пальцы и массировать плечи.
Я больше не та, которой нужно дуть в попку.
Я должна стать женщиной, которая сама может защитить своих детей, себя и стать опорой мужу.
Быть партнером.
Мне больно признавать, но я не была опорой для Романа.
Я была его любимой девочкой, но не той, которая подставит плечо, когда ему больно и сложно сделать шаг вперёд.
Я не была той женщиной, которая знает какие дела ведет ее муж и к которой можно прийти за советом или хотя бы за словами, что мы справимся с трудностями. Вместе. Я и он.
Я должна стать той, которая посмотрит на ошибки Романа, не испугается их и не забьется в угол со соплями, слезами и нытьем, что меня никто не любит и все обижают.
Я должна принимать решения не на эмоциях, а холодным разумом, когда это нужно.
И я хочу быть той женщиной, к которой дочери чувствуют уважение, а не только детскую привязанность.
Мне нравилось жить, ни о чем не думая, и быть уверенной, что любые проблемы решит Роман, а я могу просто сидеть рядом и мило улыбаться.
Очень приятная роль с малой ответственностью за себя и семью. Но я должна повзрослеть.
Пора, Лера.
Взрослеть всегда больно и сложно, но если я этого не сделаю, меня ждёт жизнь с одинокими ночами и ручьями слёз.
Если я останусь маленькой девочкой, то не излечусь от обиды, злости, жалости к себе. Буду годами лелеять в себе слабость и мысль о том, какая я одинокая и обманутая.
Разве это жизнь?
Сижу в гостиной, стискивая в пальцах визитку, перечитываю строчки “Грузоперевозки. Поможем переехать без проблем!” и кусаю губы.
Момент истины настал.
А способна ли моя душа полюбить несчастную девочку так сильно, что эта любовь сотрет из моей головы нехорошие мысли о её матери и порочной связи, из-за которой она родилась? Какова вероятность того, что я буду просыпаться каждое утро с нарастающим раздражением и ненавистью к слабой крошке, а после нескольких месяцев, а может быть, и лет, возненавижу и саму себя?
Можно, конечно, плюнуть на свои сомнения и рискнуть, но этот риск будет дорого стоить для каждого из нас: для меня, для Романа, для наших дочерей и для Ивы. Я не могу позволить себе просто взять и прыгнуть в холодную прорубь, не нащупав хотя бы ниточку уверенности в том, что выплыву и что внутри меня больше света, чем тьмы, которая шепчет о том, что Ива — это ребёнок измены.
Я должна её увидеть. Эта мысль вспыхивает в моей голове чётко и ярко.
Я аж встаю с кресла и замираю.
Я должна перешагнуть этот страх, посмотреть на Иву, познакомиться с ней и только после этого искать в своей душе чувства, неважно, хорошие или плохие.
Встреча с ней может наконец поставить точку в моих метаниях от отчаяния до жалости.
Я должна посмотреть на неё, чтобы понять, кого вижу в ней: тень злобной и больной на всю голову Наташи или маленькую одинокую девочку, которой нужна мама?
Я сначала лишь коснусь ледяной воды в проруби, что так манит меня темной глубиной, и если обожгусь, если станет больно, то прыгать не буду. Я отойду в сторону. Оставлю Романа и Иву, а сама пойму, чего жду от этой жизни, чего хочу и сколько во мне сил.
Может, я могу любить только себя и свою кровь. И это не означает, что я плохой человек.
Если я окажусь слабой и неспособной полюбить Иву, то это тоже надо осознать, понять и принять, чтобы жить дальше.
Чтобы не терзать свою душу, не давать ложных надежд своим дочерям и Роману, который тонко улавливает мои сомнения и болезненную неопределенность.
Хватит бежать от правды, что у моего любимого и бывшего мужа есть третья дочь.
Я сделаю несколько шагов навстречу этой маленькой девочке, посмотрю в её глаза и пойму свою роль в её жизни.
Кем я буду? Бывшей женой её отца, который, конечно, сам вырастит её, поднимет на ноги и полюбит всем сердцем, ведь иначе он не сможет?
Или я стану матерью, которая подарит ей женское тепло и будет дуть на разбитую коленку с солнечной любовью?
Мне сейчас очень хочется вновь спрятаться в скорлупу и сделать вид, что никого и ничего не существует на свете, кроме меня, такой брошенной, одинокой и несчастной.
Я могу себя жалеть до конца своей жизни.
Могу остаться жертвой, ведь на жертвах обстоятельств мало ответственности, а она страшит до дрожи в руках и ногах.
Но я не хочу быть унылой разведёнкой, которая мотается назло бывшему от свидания к свиданию со стремными мужиками.
Не хочу быть той матерью, которая запирается в спальне от дочерей, чтобы поплакать в темноте, уткнувшись в подушку, пока на столе стынут остатки ромашкового чая, что должен был успокоить мои нервишки, но не справился
Любовь — про зрелость.
Даже если я не смогу честно и осознанно принять Еву, то это тоже будет о любви. Я, наконец, смогу отпустить Романа и освобожу нас двоих и наших дочерей от боли и болезненной надежды, что мы можем быть опять вместе.
Я позволю нам идти дальше. Да, разными путями, но не с чёрной обидой и сожалениями в груди, а с благодарностью за прожитые годы и за то, что мы были друг у друга.
Глава 58. Хочу быть рядом
Лера пришла с рассветом.
Стоит посреди гостиной, спрятав руки за спину, и смотрит на меня заплаканными красными глазами. Молчит и не моргает.
Я выхожу к ней, и мое сердце предательски пропускает несколько ударов, после чего ускоряет свой бег. От громких бам! бам! бам! в груди меня даже подташнивает.
Немного кружится голова.
Я не верю своим глазам.
Лера похожа на бледного призрака в белом кашемировом пальто. Может быть, я опять с недосыпа ловлю глюки и вижу лишь картинку, нарисованную своим больным воображением?
Но мне дарит надежду, что Лера реальна, молчаливый неуклюжий Василий, который бочком у стены медленно ползет к дверям с круглыми глазами.
Он меня и разбудил со словами: "Босс, босс, тут это... я не знаю, как сказать… Вас, короче, ждут…"
Василий на своем пути наталкивается на цветочницу на высоких витиеватых ножках и ловко ловит вазу, что летит вниз. Крепко держит ее, замирает и медленно выдыхает:
— Поймал…
Я и Лера молчим. Василий с кривой улыбкой возвращает фарфоровую вазу, на боках которой красуются какие-то размытые пятна, имитирующие рисунок мрамора, и торопливо выходит из гостиной, нервно одернув футболку. Бубнит под нос:
— Вот блин...
Затем он закрывает двери гостиной, и у меня проскальзывает сумасшедшая мысль, что я был бы не против, если бы он запер нас тут.
Намотал бы на ручки цепи, подпер дверь тяжелым комодом…
— Привет, — подает Лера тихий дрожащий голос, а по моему телу пробегает волна жара.
Зря она пришла. Я ее ведь не отпущу, не позволю уйти и вновь покинуть меня.
У меня без нее будто зияющая чернотой дыра в груди, и только когда Лера рядом, она медленно затягивается, зарастает.
Она должна быть рядом, даже против воли, ведь без нее я перестаю узнавать себя.
— Ты пришла, — хрипло шепчу я и делаю несколько шагов, но Лера резко вскидывает руку вперед.
Решительно и молча.
Я останавливаюсь, и по моему телу прокатывается дрожь боли.
— Лера… — тихо и напряженно отзываюсь я.
Неужели она не понимает, что я на грани?
Неужели она не видит, что я могу совершить большую глупость, которая обернется для нее несвободой и моим безумием, которое рвется из меня черным голодным зверем.
— Я пришла не к тебе, — едва слышно говорит она. Даже не говорит, а лишь шевелит губами на выдохе, — Не к тебе, Рома. К Иве.
Она замолкает, и в ее глазах вновь вспыхивают слезы. Она тяжело и громко сглатывает, делает вдох и выдох, приподнимает подбородок и не отводит от меня взгляда.
— Я должна увидеть ее, — сипит Лере через несколько секунд. — И никто мне не должен помешать. Даже ты. Я хочу побыть с ней наедине, чтобы… понять… Понять, Рома…
