за встречу?
Беру бокал, и мы осторожно чокаемся. Дима одним залпом выпивает коньяк и заедает его долькой лимона. Я смотрю на него и понимаю, что если вот прямо сейчас тоже не съем лимон, то умру. У меня аж слюноотделение усиливается, настолько сильно мне хочется лимон. Беру дольку, кладу её в рот и еле сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос от удовольствия. Как же это вкусно. Но одной дольки мне оказывается мало, поэтому следом за ней в рот отправляется вторая, а за ней — третья. Вот теперь все в порядке. Запиваю съеденный цитрус томатным соком и перевожу взгляд на Диму, чьи брови приподняты от удивления.
— Вкусно? — спрашивает он.
— Очень, — смущаюсь, так, как начинаю осознавать, как мои гастрономические эксперименты выглядят со стороны.
Официант приносит мой салат, а следом — заказанный Димой стейк с овощами. Мы приступаем к еде. Мой аппетит все-таки разыгрался. Наверное, все дело в волшебных лимонах?
Я достаточно быстро расправляюсь с салатом и беру стакан с соком. Дима же ест не спеша. Смотрю на него и в который раз удивляюсь тому, как аккуратно он ест. Совсем не так, как многие мужчины.
Залипаю, глядя на него. Как же я люблю его и дико скучаю.
Дима отставляет пустую тарелку, снова наливает коньяк и, уже не чокаясь, залпом выпивает. Потом поднимается, подходи к вешалке, на которой висит его куртка и достает из кармана свернутые документы.
— Вот, — кладет передо мной на стол.
— Что это? — смотрю на него непонимающе.
— Посмотри сама.
Открываю и читаю: «Соглашение о разделе имущества и отсутствии претензий». Снова смотрю на Диму. Он молчит. Читаю документ, датированный 29 декабря. Дойдя до второго абзаца, возвращаю бумаги Диме.
— Ты не дочитала, — говорит он.
— Расскажи сам, — смотрю на него.
В двух словах Дима рассказывает о том, что в декабре они с бывшей женой, после долгих споров, окончательно оформили развод и раздел имущества нотариально. Он оставил ей и детям практически всю недвижимость и часть бизнеса. И претензий с ее стороны к нему больше нет.
— В общем, теперь я по-настоящему свободен, — добавляет Дима в конце своего рассказа. — У меня нет жены — ни официальной, на гражданской, ни фиктивной. И вообще у меня больше нет никаких секретов от тебя. Здесь — всё, — снова показывает на бумаги, лежащие на столе. — Я обещал расставить все точки над «i», я это сделал.
Дима замолкает и пристально смотрит на меня. Сохранять спокойствие становится очень сложно. Делаю глоток сока, подбираю слова. Но мысли путаются, поэтому я тоже молчу.
К нам подходит официант, чтобы узнать, нужно ли нам что-то еще.
— Счет принесите, — просит Дима.
Молодой человек уходит.
— Пойдем ко мне, — говорит Дима, устало вдохнув. — Не то место мы выбрали для разговора.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Выходим из ресторана и направляемся в гостиницу, где Дима снял номер. Чувствую небольшую усталость, поэтому иду чуть медленнее Дмитрия. Он, глядя на меня, тоже сбавляет шаг.
Мы останавливаемся у двери с номером «12», Дима достает магнитный ключ и прикладывает его к замку. Раздается характерный щелчок. Легким нажатием на ручку и небольшим толчком он открывает дверь и пропускает меня вперед. Захожу в номер, за спиной снова щелкает магнитный замок.
В номере темно, только с улицы сквозь не зашторенное окно пробивается свет фонарей. Мы стоим в темном коридоре. Дима не вставляет карточку в выключатель, вместо этого кладет её на консоль, сбрасывает свою куртку и подходит ко мне. Мгновение, и я оказываюсь в его объятиях.
Стоим, крепко обнявшись, вспоминая и привыкая друг к другу. Молчим. Голова лежит у Димы на груди, слышу стук его сердца. Моё сердце тоже подстраивается под этот ритм. Как же хорошо и спокойно. Я готова стоять в этих объятиях вечно. Дима гладит меня по голове, а я сильнее прижимаюсь к нему.
Нашу идиллию прерывает резко подступившая к горлу тошнота.
— Мне нужно в туалет, — с трудом выговариваю я.
Дима вставляет карточку в выключатель и забирает мой пуховик. А я еле успеваю забежать в туалет и закрыть за собой дверь, прежде чем нависаю над унитазом. Меня выворачивает на изнанку. Креветки, лимон и томатный сок не подружились с моим малышом. Спускаю воду и подхожу к раковине, чтобы прополоскать рот. Из зеркала на меня смотрит бледная женщина со слезящимися глазами и размазанной тушью. «Знойная женщина. Мечта поэта», — проносится в моей голове. Грустно улыбаюсь своему отражению, умываюсь и выхожу.
Дима стоит у окна, спиной ко мне, но сразу оборачивается, как только я вхожу в комнату.
— Ты как? — спрашивает он.
— Спасибо, нормально, — отвечаю и отвожу взгляд.
Присаживаюсь на край кровати и прислушиваюсь к своему организму. На счастье, новых приступов тошноты не чувствую. Дима отходит от окна и садится в кресло напротив меня. Я боюсь поднять глаза, поэтому тупо пялюсь на серый гостиничный палас.
— Кира, — зовет меня Дима.
Отрываю взгляд от напольного покрытия.
— Может быть ты мне что-то хочешь сказать? — спрашивает Дима.
Боже, как он смотрит на меня. Сколько в его взгляде нежности и тепла. К горлу подступает ком. Я захлебываюсь от переполняющих меня эмоций.
— Кир, — Дима встаёт из кресла и присаживается передо мной на корточки.
Его теплые большие ладони накрывают мои. Он смотрит на меня, и ждёт. А я не знаю, как признаться. Хотя, судя по вопросам и взгляду, я понимаю, что он уже обо всем догадался. Но мне все равно страшно. Я боюсь его реакции. А вдруг он рассердится, или не захочет этого ребенка?
Сомневаюсь, но все же решаюсь сказать правду.
— Я… беременная, — признаюсь я и замираю.
В следующее мгновение раздается выдох, и Дмитрий кладет голову мне на колени. А я зарываюсь руками в его волосы и легонько касаюсь их губами. Теперь я точно знаю, что все будет хорошо.
— Я так счастлив, — он поднимает голову, и я вижу застывшие слезы в его глазах.
— Я тоже очень счастлива, — на глаза наворачиваются слезы.
— Правда? Я думал, что наоборот…, раз ты мне не рассказала.
— Кончено правда, дурачок ты мой. Как можно не радоваться ребенку от любимого мужчины? — говорю и прикусываю губу. Я совершенно не собиралась делать признание, но оно само вырвалось.
— Любимого? — переспрашивает Дима.
— Любимого, самого любимого, — говорю я уже совершенно открыто и начинаю реветь.
Я так устала прятать свои чувства, поэтому мне хочется кричать о своей любви. Да так громко, чтобы весь мир слышал, как я люблю этого
