Огаста подошел к делу лучше всех нас, вместе взятых. Укладывая в гроб свой ветеринарный наборчик, он пообещал маме, что до тех пор, пока она будет лечить животных на небесах, он будет заниматься этим на земле. И мне почему-то кажется, что он сдержит свое обещание.
Церемония проходила под проливным дождем. Священник сказал, что даже небеса оплакивают кончину Джессалин Уитт. Насколько я знаю мою жену, рыдали вовсе не небеса – это Джесс оплакивала разлуку с сыном. К моменту, когда священник закончил проповедь, мы успели промокнуть до нитки. Вокруг все утопало в грязи. Огаста очень переживал, что грязь запачкает белое платье Джессалин, но я уверил его, что ангелы, вроде его мамы, всегда остаются небесно-чистыми.
Поскольку Джессалин перед кончиной поручила мне обучить сына гольфу, я решил не терять времени даром. Сразу после похорон, несмотря на дождь, я повез Огасту на ближайшее поле. Поступок сумасшедшего, скажете вы? Возможно. Но игра позволяет немного унять боль.
Я был бы рад написать, что Огаста – прирожденный гольфист и первый наш урок прошел просто блестяще.
Увы, это далеко не так.
Даже ударить по мячу было для него проблемой. Когда же это все-таки случалось, мяч неизбежно летел куда-то в сторону. Ему потребовалось тридцать ударов лишь для того, чтобы продвинуться на какую-то сотню ярдов, а потом он и вовсе застрял в песчаной ловушке. Пожалуй, мне стоило отнестись к нему с большим терпением, ведь мальчику нет еще пяти, и он только-только потерял мать. Но эмоции у меня в тот момент просто зашкаливали. «Ты машешь клюшкой, как чертова форель, которая взялась нарубить дров! – заорал я. – Если хочешь попасть в число профессионалов, тебе придется здорово потрудиться!» Огаста возразил, что форель – рыба, а рыба не может махать клюшкой. «Вот и ты похож на рыбу, которую только что вытащили из воды, – кивнул я. – Но я положу все силы на то, чтобы научить тебя гольфу!»
Когда мяч упал, наконец, в первую лунку, Огаста просто трясся от холода, так что мы собрались и поехали домой. Но я по-прежнему исполнен решимости сдержать данное Джессалин слово: Огаста БУДЕТ играть в гольф, даже если на это мне придется положить всю свою жизнь.
Тем же вечером ко мне заявился Освальд. Он знает, что я не пью, но это не помешало ему притащить бутылку виски. По его словам, это лучший способ справиться с проблемами. Пока я пишу эти строки, бутылка стоит рядом со мной на столе. Вынужден признать, что для меня это серьезное искушение. Если бы не мысли об Огасте, я мог бы опорожнить ее за один присест.
Гольф подобен вере: это олицетворение всего, на что мы надеемся, и свидетельство того, что мы не в силах узреть.
Арнольд Холтейн[33]
Когда я проскользнул в дом, жена сидела на диване. Щеки у нее были мокрыми от слез. Эмма, ее рыжеволосая соседка, подвезла Эрин до дома, после того как я сбежал с детского праздника. И с того момента она без устали поджидала моего возвращения. Подарки так и лежали на полу, поскольку она не хотела открывать их без меня.
– Привет, – осторожно произнес я.
Под глазами у Эрин темнели черные пятна – следы от расплывшейся туши. Смахнув остатки слез рукавом пижамы, она протянула мне руку. Как только я уселся рядом на диване, она крепко сжала мою ладошку.
– Не могу даже описать, до чего мне стыдно, – всхлипнула Эрин. – Не думала, что я способна на такую глупость.
– Это ты про ложь насчет футбола? – ухмыльнулся я. – Или про инцидент со справочником?
Она пихнула меня в бок свободной рукой.
– Не угадал, – отбила она мой удар. – Это я про гороховое пюре. Жаль, что мы не нашли ничего отвратительней – уж очень легко этот горох проскочил внутрь.
– И так же легко едва не вышел наружу. – Я сжал обе ее руки, чтобы она не могла больше толкаться. – Послушай, – добавил я уже более серьезно, – я тоже хочу извиниться. Не следовало оставлять тебя там одну.
– Не следовало, – шмыгнула она носом.
– Знаю. – Я тоже легонько пихнул ее в бок, но так, чтобы не задеть ребенка. – Мне следовало отправить тебя к Стейси одну.
Так мы болтали и перешучивались, пока не восстановили былой мир. Эрин признала, что умышленно использовала футбол как приманку, однако добавила, что сделала это из лучших побуждений.
– Мне просто хотелось, чтобы ты был рядом, – сказала она. – Детский праздник в компании подружек – очень даже неплохо, но еще лучше, когда рядом твой самый близкий человек.
Взяв мои руки, она положила их себе на живот, и я почувствовал, как ребенок пихается изнутри.
– И так все время, что тебя тут не было. А кстати, – добавила она, – куда это ты сбежал?
– В магазин, – солгал я. – После разыгравшейся сцены мне нужно было выпустить пар, и я поехал в магазин, чтобы купить широкоэкранный телевизор. И настроение у меня сразу улучшилось.
– Шутишь! – воскликнула Эрин.
– Сердишься на меня?
– Только не после того, что я ляпнула сегодня на празднике.
Я рассмеялся.
– Стало быть, ты не будешь сердиться, если я действительно куплю завтра новый телевизор?
Как только в доме Уиттов восстановился мир, Эрин тут же захотелось приступить к разбору подарков.
– У нас столько чудесных новых вещей! – воскликнула она. – Хочу пристроить их в детской. Похоже, мне и правда пришла пора вить гнездышко!
Неожиданно я ощутил родство со всеми пернатыми.
– А что, мы должны угнездиться прямо сейчас? Время уже за полночь, и после того веселья, которое я огреб на празднике, мне страшно хочется спать.
– Так иди спать, дорогой, а я задержусь – хочу заняться мелочами. Кроватку я оставлю тебе: соберешь ее завтра с утра.
– Жду не дождусь. – Я наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, но Эрин внезапно согнулась от сильной боли. Рука ее инстинктивно легла на живот.
– Что такое? – охнул я, хватая ее за локоть.
Эрин часто дышала, пытаясь прийти в себя. Боль понемногу сошла на нет.
– Не знаю, – поморщилась она, – но было очень больно. – Выпрямившись, жена поцеловала меня в щеку. – Не тревожься. Похоже, ничего страшного. Иди спи, а я тоже скоро приду.
Я сделал пару шагов в сторону спальни, но почти сразу повернулся.
– Шатци, ты уверена, что с тобой все в порядке? Может, нам лучше… Эрин! – Мой крик эхом разнесся по дому. – Да у тебя кровь!
Она тоже бросила взгляд на свои атласные брючки, где расплывалось большое алое пятно.
– Нет! – простонала она, опасаясь самого страшного. – Только не это!
За этим всхлипом последовал новый приступ боли, от которого она схватилась и за живот, и за поясницу.
Мне потребовалось не больше минуты, чтобы схватить ключи, натянуть ботинки и запихнуть Эрин в машину, но в тот момент это казалось целой вечностью. Жена хотела, чтобы мы вызвали «Скорую», но я знал, что на своей машине мы куда быстрей доберемся до больницы. Мне не хотелось пугать Эрин еще больше, но по опыту работы с животными я знал, что в критической ситуации ребенка надо как можно быстрей извлечь на свет. И я сильно сомневался, что в машине «Скорой помощи» будет аппаратура, необходимая для кесарева сечения.
