Это моя сестра. Или, точнее, в данный момент зад моей сестры. Лица ее не видно, тело сложено пополам и просунуто вниз между ногами.
Я толкаю дверь, и она открывается шире.
Никаких злоумышленников.
Никаких грабителей, никаких шантажистов или правительственных агентов.
Только Эдам, сидящий на диване, в полнейшем неведении о том, что его подруга с зонтиком в руке стоит в двух метрах за его спиной.
Он кричит.
А может быть, и нет.
Я начинаю понимать, что те звуки, которые я слышу, на самом деле не крик. Это кое-что другое. Кое-что, сопровождаемое резкими движениями его правого плеча.
Правой руки.
На конце которой находится пять пальцев.
Которые…
— О, — тихо постанывает он, — о, да!
Он мастурбирует!
— Эдам, — говорю я, — что ты делаешь?
Он подпрыгивает. Затем каменеет. Потом встает. Поворачивается ко мне. Трусы болтаются на лодыжках, а его компас уже показывает на юг.
Он смотрит на меня. На мой зонтик.
Я уж думаю, не применить ли мне его. Именно сейчас он может нанести Эдаму серьезный урон.
— Я… я…
— Мастурбировал под видеозапись моей сестры.
Тут он делает то, чего я никак от него не ожидала.
Он улыбается. И говорит: «Да». Как будто его совсем не волнует, что я только что застала его со спущенными трусами и рукой, сами знаете где.
И он начинает смеяться, по-видимому ожидая, что я присоединюсь к нему!
— Ты… — я в бешенстве. Стараюсь подобрать оскорбление пообиднее: — Мастурбант!
— Ну что же, — говорит он, поднимая обе руки в знак полной капитуляции, — вполне согласен с таким определением.
Солгал бы, что ли, чтобы обелить себя. Или попытался хоть как-то смягчить ситуацию. Или сделал бы вид, что чуть-чуть смущен, а он выдает самое неуклюжее из всех возможных оправданий:
— Я не мог заснуть.
— Ты не мог заснуть?
Наконец до меня доходит. Считается, что в такой момент остается только одно — порвать с мужчиной. Ведь из-за него я уже потеряла работу. И теперь я поймала его с другой женщиной. Хорошо, пусть эта другая женщина даже не знает обо всем этом, пусть она в двухстах километрах отсюда. Но это же моя сестра. И не могу я оставаться с человеком, который даже не скрывает, что использует ее для удовлетворения своей похоти, который не желает ограничиваться воображаемым образом и тайными фантазиями, но, по сути, открыто трахает ее перед экраном телевизора с идущей видеозаписью. На моем диване.
Но я уже знаю, что опять пущу его в свою постель. Потому что иначе мне придется рассказать всю правду маме и моей сестре, возбуждающей в мужчинах такое страстное желание. Сейчас я себя ненавижу. Ненавижу свою слабость. Себя ненавижу больше, чем Эдама. Потому что, хотя Эдам и развратник, он, по крайней мере, честен. По крайней мере, может принимать себя таким, какой он есть.
Поэтому какое-то время мы ссоримся, но потом идем в постель, где я лежу, бессмысленно уставившись в потолок, пока не приходит пора вставать.
Когда Эдам уходит на работу, звонит мама.
Спрашивает меня о работе, я отвечаю, что все нормально. А что еще я могу ей сказать? Не говорить же, что меня выгнали с работы, о которой она даже не знает.
Потом она начинает говорить о свадьбе Хоуп.
— Ты уже купила комплект, чтобы надеть на ее свадьбу?
— Нет, мама, у меня не было на это времени.
— Разве это не замечательно? — продолжает она. — Я уверена, что ты ждешь не дождешься встретиться с Джейми.
— Конечно, — соглашаюсь я. — Жду не дождусь.
— Хоуп звонила вчера. Сказала, что собирается послать тебе приглашение на девичник. Он будет в Париже. Ну не замечательно ли?
— Конечно, замечательно, — говорю я, уже гадая, как мне выбраться из всего этого.
Затем внезапно она произносит:
— Осталось три дня.
— До чего?
— До выходных, когда я встречусь с Эдамом.
— Ах, да, — говорю я. — Я и забыла.
— О, Фейт, я так горжусь всеми вами. Все мои дети добились таких успехов.
— Да, мам, я знаю. Знаю.
День длится бесконечно долго. Я сижу перед телевизором, ничего не делая. Фрэнк слушает музыку. Но сейчас она уже не громкая. И это не тяжелый металл. Честно говоря, музыка мне приятна. Успокаивает. Я знаю эту песню. Поет Эл Грин. У отца был его альбом. Альбом самых популярных хитов. Он заводил его громко и все время хотел, чтобы мама потанцевала с ним, но она всегда просила его отстать, потому что у нее много дел.
Потом я начинаю размышлять о Фрэнке. Странное это чувство, когда спасаешь кому-то жизнь. Затем я думаю, что он, похоже, изменился.
Я думаю о Фрэнке, о его научной работе. Обо всем этом, что связано с альтернативными вселенными. А что, если это правда? Что, если действительно существует столько же вселенных, сколько у человека возможностей? Что, если где-то там я все делаю так, как надо?
А может быть, моя ложь там вовсе и не ложь. Может быть, там все это действительность, и она проживается другой мной? Та действительность, которую я должна проживать здесь.
Да, неплохо звучит. Я не лгунья. Просто говорю о возможностях, которые осуществляются в другом месте. О реалиях альтернативной вселенной. Вселенной, в которой я получила работу в «Колридж коммьюникейшн», в которой мой мужчина не сидел, мастурбируя под видеозапись моей сестры.
Должна же быть вселенная, где все лучше, чем здесь.
И должна существовать другая Фейт Уишарт, жизнь и поведение которой более разумны. Та Фейт Уишарт, которая не боится жить для самой себя, а не только для матери.
Эдам приходит ко мне в плохом настроении.
— Как прошел день? — спрашиваю я его.
— Дерьмово, — отвечает он, не спрашивая о том, как прошел день у меня.
Мне вдруг приходит в голову: а каким он будет в субботу, когда приедет мама? Возможно, он и подходит для исполнения своей роли, роли Эдама, но актерского темперамента у него маловато.
— Хочешь чаю? — как хорошая жена спрашиваю его я.
— Нет. Выпил бы чего-нибудь покрепче.
Я наливаю ему бокал вина.
Он выпивает его залпом.
— Теперь получше, — говорит он. Потом смотрит на меня взглядом опытного распутника и говорит:
— Поцелуй меня.
Я его целую, но при этом не перестаю думать. Интересно, что нужно Эдаму: подруга или гейша, этакая раба любви и домашняя хозяйка в одном лице? Сегодня в нем появилось что-то новое. Что-то, что мне не нравится. Что-то, что заряжает атмосферу отрицательной энергией.
Выражение глаз такое, будто он на миллион километров от меня. В них вселенская похоть. И я думаю: а хорошо ли я знаю этого человека, которого так легко впустила в свою жизнь?
